Герои Гражданской войны - Страница 110

Через три часа жду ответа. Невыполнение этих условий вынудит нас начать военные действия.

Послышались выкрики:

— Долой его, заткнуть ему глотку!

Жлоба поднял руку и посмотрел на часы.

— Граждане! В моем распоряжении осталось пятнадцать минут. Если я за это время не прибуду на станцию, то вся станица будет снесена с лица земли мощной артиллерией наших отрядов и бронепоездов…

Белоказачьи офицеры отвергли ультиматум. К ночи станица была занята красноармейцами и местными большевиками-фронтовиками.

— Рискуешь, товарищ Жлоба, ведь могли и убить тебя в станице, — упрекнул его председатель вновь избранного станичного ревкома.

— Риск оправданный, — спокойно ответил Жлоба. — Станицу заняли, беляков разбили и потеряли не больше десяти человек. А не съезди я с ультиматумом — положили бы не меньше сотни людей. Слышал, что пленные говорят? Сотни казаков-мятежников после ультиматума разбежались по домам. Беречь людей надо. Воевать нам еще долго, дорогой товарищ.

Через несколько дней отряд Жлобы в двух эшелонах уже двигался к Екатеринодару, которому угрожали войска генерала Корнилова. В пути пришел приказ: отряд переименовывался во 2-й Северо-Кавказский пехотный полк, и Жлоба назначался его командиром. На следующий день полк получил задание — выручить из окружения 22-й Варнавинский пехотный полк в районе станицы Ново-Дмитриевской.

Жлобинцы отправились по болотам в тыл врага. Внезапным ударом прорвали кольцо, соединились с варнавинцами и уже вместе, нанеся бригаде генерала Маркова сильный удар, заняли оборону у станции Энем на подступах к Екатеринодару.

Три дня белые безуспешно атаковали позиции жлобинцев и варнавинцев. Убедившись, что со стороны станции Энем в город не прорваться, Корнилов вынужден был изменить направление главного удара. В начале апреля он двинул свои войска на станицу Елизаветинскую и повел наступление на Екатеринодар.

Против отборных полков корниловцев советское командование могло выставить лишь мелкие, подчас плохо вооруженные и слабо знающие тактику ближнего боя отряды. Поэтому, несмотря на численный перевес революционных войск, офицерские полки Корнилова сумели прорваться на окраину Екатеринодара. Пять суток штурмовали корниловцы город. Бой не утихал ни днем ни ночью. Наше командование было вынуждено перебросить полк Жлобы в район кожевенных заводов, где белые вели самые ожесточенные атаки.

Против полка Жлобы наступал офицерский полк имени Корнилова. В единоборстве с жлобинским полком он был совершенно обескровлен, а его командир полковник Нежинцев убит.

Враг нес огромные потери. В некоторых белых полках убыль доходила до семидесяти процентов, но Корнилов и слушать не хотел предложений своих генералов о прекращении бессмысленного штурма города. Вечером 12 апреля он отдал приказ войскам с утра 13 апреля двинуть на Екатеринодар все силы армии и во что бы то ни стало взять город.

Корнилов не знал, что он подписывает себе смертный приговор. Рассматривая вечером в бинокль позиции противника, Жлоба заметил, что к ферме Слюсарева, в трех-четырех верстах от города, часто подъезжали верховые. Он предположил, что там разместился штаб Корнилова. Это предположение подтвердил перебежчик. Жлоба приказал командиру батареи Рогачевскому с наступлением темноты подвести на передовые позиции одно орудие и с рассветом обстрелять штаб Корнилова.

Ровно в 5 часов утра «снайперское» орудие начало обстрел фермы. Вслед за этим открыли огонь батареи других отрядов. Один из снарядов угодил прямо в дом, в комнату, где сидел за оперативной картой Корнилов… Через полчаса один из вождей российской контрреволюции, не приходя в сознание, скончался от ран. Смерть Корнилова посеяла панику в белогвардейских войсках. Чтобы спасти остатки Добрармии от полного уничтожения, генерал Деникин начал отход за Дон…

В середине мая полк Жлобы, развернутый в Отдельную пеше-конную бригаду, ведет бои с Добрармией. На долю бригады — ее стали называть «Стальной» — выпала значительная тяжесть боев в районе Белой Глины.

Бригада дралась с деникинцами упорно, особенно большой урон она нанесла 3-й пехотной дивизии генерала Дроздовского. Сам Дроздовский признавался в своем дневнике, изданном в Берлине в 1923 году, что он неправильно доносил Деникину о потерях под Белой Глиной, преуменьшая их.

В ту пору, о которой писал Дроздовский, переживал Дмитрий Жлоба тяжелые дни. Тревожно, тягостно было на душе у комбрига. «Почему приходится сейчас терять сотни бойцов? — размышлял Жлоба. И ответ приходил все тот же: — Потому что упустили беляков из-под Екатеринодара. Не организовали преследование разбитых частей Добрармии. Они ушли под крылышко атамана Краснова, пополнились людьми, перегруппировались и снова двинулись на нас. А ведь могли их добить под Екатеринодаром. О чем же думал, куда смотрел заместитель командующего армией Сорокин?»

14 июля 1918 года под натиском частей Добрармии пала Тихорецкая, и войска Северного Кавказа оказались в окружении. Не хватало боеприпасов, снаряжения, денег. Посланный для связи с Царицыном самолет не вернулся. Положение становилось угрожающим. Нужна была связь с Царицыном.

Несколько раньше по решению армейского совещания и с согласия советских и партийных органов республики Жлоба, получив материалы о состоянии Северо-Кавказской армии и общего положения республики, направляется в Царицын.

26 июля Жлоба благополучно прибыл в Царицын, пройдя через Успенку — Незлобинскую — Георгиевск — Святой Крест — Арзгир — Яшкуль — Астрахань.

Он доложил Реввоенсовету Северо-Кавказского округа о катастрофическом положении стотысячной Северо-Кавказской армии. И прямо, без обиняков, высказал мнение, что в этом положении повинен прежде всего Сорокин.

Получив директивы о дальнейших действиях армии, он вернулся в конце августа на Северный Кавказ, доставив на грузовых машинах 200 тысяч патронов.

К тому времени Северо-Кавказская армия, оставив Екатеринодар, отступила на линию Белореченская — Армавир — Ставрополь — Невинномысская.

Мстительный, самолюбивый авантюрист Сорокин решил расправиться со Жлобой при первой возможности. На четвертый день после его приезда Сорокин приказал Жлобе остановить наступление белых на Невинномысскую, в случае сдачи станицы пригрозил расстрелом.

Полки Стальной бригады, занявшие позиции севернее Невинномысской и Курсавки, по численности вдвое уступали деникинцам.

Пользуясь туманом, ранним утром белогвардейцы внезапно атаковали позиции жлобинцев и повели наступление на Невинномысскую.

Сорокин рассчитывал, что своими силами Жлоба станицу не удержит и тем самым даст повод для расправы. Больше того, отступив со штабом и резервами на левый берег Кубани, Сорокин распустил слух о том, что полки Стальной бригады перешли на сторону белогвардейцев и вместе с ними ведут наступление на станицу и что сам Жлоба руководит этим наступлением.

Жлоба приказал своим частям срочно отступить к Невинномысской и занять позиции на окраине станицы.

Военная хитрость Жлобы удалась. Белые, наблюдая, как спешно, без единого выстрела отступает пехота и конница красных, решили, что красные оставляют Невинномысскую без боя. Они смело, колоннами двинулись вперед.

Но когда белая пехота вплотную подошла к станице, она была встречена пулеметным огнем. Заговорила скрытая за горой артиллерия. Жлобинцы перешли в контратаку. Среди белых началась паника. Офицерские полки бросились наутек, не оказав сопротивления.

На помощь отступавшей пехоте двинулась конница Шкуро, но с левого фланга на нее ринулась кавалерия Жлобы. В это же время, прорвав оборону белых, подоспел с Курсавки наш бронепоезд.

Сорокин, видя такой оборот дела и понимая, что его бездействие будет сочтено открытым предательством, бросил через мост подчиненную ему кавалерию, которая вместе с кавалерией Стальной бригады преследовала разбитые банды белых несколько десятков верст. Противник потерял убитыми 724 человека, было захвачено 2 орудия, 13 пулеметов, 50 тысяч патронов и много другой военной добычи.