Герои Гражданской войны - Страница 1

На первой странице обложки:

М. В. Фрунзе, И. П. Уборевич, М. Н. Тухачевский, Ф. Ф. Раскольников, Р. П. Эйдеман, B. И. Чапаев, С П. Медведовский, К. Б. Калиновский, П. А. Павлов.

Апрель 1918 года. Днем солнце изо всех сил старается вызвать улыбки у голодных людей. Ночью лужи похрустывают ледяной коркой, а звезды светят куда ярче, чем битые фонари.

Люди рады солнцу в нетопленной Москве. Ночами они не смотрят на звезды. Ночь как день. День забот, борьбы, лозунгов…

У представителя Военного отдела ВЦИК Михаила Николаевича Тухачевского и день и ночь тяжелая, хлопотливая работа. Ему не до солнца. И даже ночью нет времени, чтобы подумать о чем-то своем. Но он доволен. Он, наверное, даже счастлив. Это счастье хлопот, тревог, счастье деятельности принесла с собой весна. Для него она началась 5 апреля. В этот день его приняли в партию большевиков, и в этот же день он вступил в ряды Красной Армии[1]. И, может быть, накануне этого дня он вспомнил детство, юность, все двадцать пять прожитых лет. Может быть.

Говорят, что традиции семьи, окружение детства закладывают основы привычек, вкусов и склонностей человека. Наверное, это так. Но не в обстановке детства нужно искать объяснения тому, что Михаил Николаевич Тухачевский стал профессиональным военным.

Детство — это одноэтажный деревянный дом в имении Вражское Пензенской губернии. Пруд и близкий лес. Деревенские ребята и несложные, но обязательные работы в саду, в мастерской, по дому.

Михаил Николаевич хуже, чем Вражское, помнил отцовское имение на Смоленщине, где родился. Имение было продано с молотка.

Отец Михаила Николаевича — Николай Николаевич — любил деревенскую жизнь, знал ее, дорожил ею. Но он был не из тех, кого называют «хорошим хозяином». Крестьян он не прижимал, а, напротив, всегда старался им чем-нибудь помочь. Урожаями же Смоленщина никогда не славилась. И Тухачевские жили бедно.

У будущего, маршала было три брата, пять сестер и большая крестьянская родня.

Мать — Мавра Петровна — дочь бедного крестьянина села Княжино Смоленской губернии — научилась читать и писать, уже став членом семьи Тухачевских. Николай Николаевич Тухачевский — дворянин — женился на простой крестьянке. Он был близок к народу и далек от той среды, к которой принадлежал только по праву рождения.

Семья Тухачевских была дружная, сердечная.

И музыкальная.

Тон задавала бабушка — мать Николая Николаевича, Софья Валентиновна. Она была ученицей Антона Рубинштейна, и не удивительно, что сын ее блестяще играл на рояле, а внуки с детства жили в атмосфере искусства, в мире чудесных звуков и разговоров о прекрасном.

И если бы действительно склонности определялись обстановкой детства, то, вероятнее всего, Михаил Николаевич Тухачевский стал бы скрипачом, причем хорошим скрипачом.

Два его брата посвятили себя музыке. Старший, Александр, сделался пианистом и виолончелистом, а младший, Игорь, рано умерший, в четырнадцать лет уже учился в консерватории.

А детство шло своим чередом. Книги, рояль, мальчишеские игры. Лето сменялось осенью. Наступала пора желтых листьев, затяжных дождей. Наступила и пора серой гимназической скуки.

Мы только предположили, что Михаил Николаевич накануне своего приема в партию большевиков вспоминал о семье, детстве. Это так естественно — мысленно оглянуться на пройденный путь перед тем, как сделать решительный жизненный шаг.

Может быть, никто из товарищей, принимавших Тухачевского в партию, и не расспрашивал его о семье и детстве, но, наверное, их интересовало, почему бывший царский офицер Тухачевский стоит теперь вместе с ними.

В эти апрельские дни в большевистскую партию вступали тысячи. Он был только одним из многих. И все же немногие бывшие офицеры, перейдя на сторону Советов, связывали свою жизнь с жизнью партии.

Большинство из них просто честно служило.

Сомневались, думали, верили.

Возможно, Тухачевскому и не пришлось объяснять собранию, что он не «переходил на сторону». Ведь он никогда и не был «на другой стороне». Формальная принадлежность к дворянству, да и то только по отцовской линии, формальное звание офицера, конечно же, никак не могут считаться обязательными признаками «той», враждебной советской власти и народу «стороны».

Мы не знаем, как проходило это собрание, но вправе предположить, что кто-то спросил о плене и кто-то поинтересовался, почему солдаты запасного батальона Семеновского полка избрали своим ротным командиром Михаила Тухачевского.

Плен… О нем тяжело вспоминать.

Уже миновали дни первых побед русских армий в Галиции. Сотни тысяч убитых, сотни тысяч раненых и сотни тысяч попавших в плен солдат и офицеров. Пока к началу 1915 года это был самый ощутимый итог шести месяцев войны. Правда, война еще не стала позиционной, окопной, но царские генералы, за редким исключением, не были готовы к ведению маневренной войны. Не была к этому подготовлена и русская армия. Пушки без снарядов, винтовки без патронов, солдаты без винтовок, генералы без таланта… По Галиции наступали, и головы кружил патриотический дурман. Но наступательный порыв скоро захлебнулся. Армии «долбили» Карпаты и теряли людей, пушки, теряли и веру если не в отечество, то, во всяком случае, в царя, в победу, в необходимость этой мясорубки, именуемой первой мировой войной.

Семеновский полк разделил участь русских армий. С первых дней войны он наступал под Люблином и Ивангородом, отчаянно бился под Краковом, увязал в полесских незамерзающих топях под Ломжей.

Пока Михаил Николаевич учился сначала в пензенской, а потом московской гимназиях, пока заканчивал последний курс Первого Московского Екатерининского кадетского корпуса, постигал премудрости строевого шага в Александровском военном училище, осваивал обязанности взводного командира, копил знания, необходимые, по его мнению, офицеру для ведения современной войны, многие офицеры русской армии уже задумывались над тем, что надвигающаяся война с Германией не будет похожа на блестяще проигранную войну с Японией, так же как русско-японская не походила на русско-турецкие войны минувшего столетия.

Газеты каждый день трубили о ратных подвигах. И действительно, солдаты совершали подвиги, но подвиги, не освещенные пониманием, во имя чего идет эта кровавая борьба. Такие подвиги заставляли еще крепче задумываться над вопросами, о которых многие, очень многие не хотели думать, боялись думать.

Тухачевский думал. Думал о России. Болел за русскую армию.

Февраль в Полесье сырой. Русские армии еще пытаются вести что-то вроде маневренной войны. Но уже фронт за фронтом начинают зарываться в землю — дивизии, полки, батальоны. Меркнут замыслы большой стратегии, и льются реки крови за решение мелких тактических задач. А февраль засыпает снегом окопы, заползает сырыми щупальцами под шинели; сырые, тяжелые мысли лезут в голову.

Старые служаки еще затягивают невеселую солдатскую песню: