Герои 90-х. Люди и деньги - Страница 57

Десантникам повезло — рядом с их блок-постом оказались склады югославской армии, их натовцы бомбили с особой тщательностью. Но многое уцелело.

—  Тут, в доме, все трофейное, — все так же смущаясь, говорит Дима.

—  То есть?

—  Ну оттуда, — он недовольно машет рукой в сторону разрушенных зданий складов.

Сначала со складов вынесли солярку. Она требовалась всем: и нашим десантникам, и англичанам, и албанцам, которые стали возвращаться из Македонии. Уж не знаю, откуда солярку взяли англичане, а наши и албанцы потрепали, конечно, склады. Наши несли солярку в одну сторону, албанцы — в другую, стараясь не смотреть друг другу в глаза. А что делать?

Потом один наш десантник обнаружил почти целый агрегат для перекачки машинного масла. Из него тут же выдрали помпу и установили в доме. Так появился душ: помпа исправно качает воду.

После этого потребовалась маскировочная сетка. Командование отказало блок-посту в этой просьбе, потому что откуда ее взять. Ну и не надо — нашли на складе. И столько, что хватило на обе роты миротворцев и еще на одну осталось.

У десантника Димы Гагауза был гараж в Туле, Дима занимался ремонтом машин. Он-то и обратил внимание на искореженные югославские машины. Так на свет появился один практически новый прелестный грузовичок «Ивеко». Его, правда, усыновило командование для своих нужд.

Юрий Михайлович Лужков, мэр Москвы, когда узнал о стремительном марш-броске десантников на аэродром, выделил каждому по командирским часам. И отправил с этой миссией депутата Николая Московченко.

Московченко прибыл к миротворцам и начал раздавать часы. Часы расходились быстро. Подошли сербы, которых наняли обслуживать аэродром, — он и им вручил. Познакомился с англичанами — и этим досталось.

—  Не хватит часов десантникам, Коля, — опасливо сказал ему подполковник Морозов.

—  Все нормально, — успокоил его Московченко. — Всем хватит. Если Лужков сказал, что всем десантникам хватит, значит, хватит.

После этого он подарил еще одни часы водителю колонны МЧС, с которой прибыл в Слатину.

На нем часы и кончились. Не хватило штук 40.

—  Ну и что? — примирительно сказал депутат. — Ну и что? Пришлю с первым бортом. Если Лужков кому-нибудь сказал…»

Конфликты с европейскими миротворцами, конечно, случались. Но не очень существенные.

«Когда англичане всеми неправдами все-таки просочились на аэродром, они увидели у здания аэропорта два флага: национальный российский и ВДВ. Они расстроились, потому что не увидели английского флага. Принесли его и начали совещаться, кто полезет на алюминиевый флагшток и решит эту неожиданную и важную проблему.

Вызвался доброволец. Не мешкая, он начал восхождение. Но там была катастрофическая особенность: чем выше, тем флагшток становился все у же. К тому же он очень скользкий. И бедняжка завис где-то во второй трети своего пути с национальной святыней в зубах и долго так раскачивался, а потом позорно съехал вниз.

И ведь дело усугублялось тем, что наши люди, сердцем предчувствуя финал этой драмы, уже сбегали за видеокамерой и тщательно все на нее фиксировали.

А наши-то штандарты развеваются. Рассказывают, что под покровом ночи англичане предприняли еще несколько попыток овладеть флагштоком, а то ведь это очень обидно, для них тоже есть святые вещи, и британское знамя для британца, видимо, почти то же самое, что для десантника флаг ВДВ. Но не вышло у них ничего. Душит их обида и черное уважение к русским людям. Не вышло.

И не могло выйти. Потому что наши-то, когда пришли в Слатину, нашли самолетный трап, подогнали его к флагштоку и повесили знамена. Зачем убиваться-то, когда трап есть?»

С точки зрения внешней политики бросок на Приштину не принес Москве никаких дивидендов. Если отбросить эмоции, то блистательный захват единственного аэродрома в Косово лишь на короткое время вызвал замешательство Запада. Принципиально на расстановке сил он не сказался.

Запад, оправившись от шока, ни на йоту не смягчил позицию на переговорах с Москвой, вновь выдвинув прежние условия российского участия в операции: никакого отдельного сектора, и подчинение общему командованию.

Никак не повлиял марш-бросок российских десантников и на положение сербов в крае. К 11 июня Косово покинули части сербской армии и полиции, а вслед за ними начался исход сербского населения.

Зато реакция значительной части российского общества на генеральскую инициативу оказалась как нельзя более благоприятной, если не сказать восторженной. А уж в армии эти генералы стали не только формальными, но и неформальными лидерами.

И сразу стало не так уж важно, чем обернется операция на Балканах, какими будут итоги переговоров Москвы и Запада, получит ли Россия свой сектор в Косово или нет, дадут ли нам кредит МВФ, реструктурируют ли долги. Все это осталось заботой и печалью дипломатов и правительства. Генералы же свое дело сделали. Косовский марш-бросок уже стал легендой. А еще своеобразным реваншем за Чечню.

Между тем российские миротворцы перебазировались в свою зону ответственности на территории американского сектора. И взаимоотношения с коллегами-конкурентами из-за океана пошли по накатанной колее.

Год 1997 был богат на скандалы с силовиками. Самый, безусловно, грязный — история о том, как на свет появилась пленка, запечатлевшая сексуальные игры тогдашнего министра юстиции Валентина Ковалева в сауне с проститутками. Она возникла в контексте дела о хищении $ 7 млн., принадлежавших разорившемуся банку «Единство». В хищении обвинялся председатель совета директоров Монтажспецбанка Аркадий Ангелевич — разорившийся банк «Единство» возглавлял его знакомый Дмитрий Бурейченко. При обыске сотрудники МВД изъяли в числе прочего и злополучную кассету.

Кассету они передали скандально известной журналистке Ларисе Кислинской. Кислинская немедленно опубликовала в газете «Совершенно секретно» материал, украшенный фотографиями, сделанными, по всей видимости, с телевизора. Причем сама Кислинская утверждала, что ей от сотрудника МВД досталась «кастрированная копия». Часть оригинала ей не дали даже посмотреть, сказав лишь, что далее на пленке запечатлено «логическое завершение — групповуха министра с тремя девочками-проститутками и еще несколькими известными личностями».

Полковник из управления информации МВД Леонид Головнев немедленно официально обвинил Кислинскую в том, что она получила кассету у «солнцевских», а в разговоре с корреспондентом «Коммерсантъ-Daily» обмолвился, что такая же кассета была найдена у задержанной недавно некой преступной группировки. Но при этом признался, что ему неизвестно, откуда получила ее журналистка.

Из материала было совершенно непонятно, кто вел съемку и как видеокассета оказалась у помощника главы Минюста. Милиционеры утверждали, что Ковалев, как и другие высокопоставленные лица из упомянутого списка, уже проявил себя в деле Ангелевича как ходатай за обвиняемого.

Выходило, что Ангелевич загодя собирал аргументы (проще говоря, компромат) для тех, кто мог бы оказать ему помощь.

Валентин Ковалев заявил, что кассета — монтаж: «Оправдываться не собираюсь. Не в чем. И незачем. Тем не менее, уважая общественное мнение, считаю необходимым заявить, что буду защищать свое доброе имя, честь и достоинство всеми средствами, предусмотренными российским законодательством и международным правом».

Лариса Кислинская между тем отстаивала право журналиста на получение информации: «Министр юстиции — это публичная должность. Личная жизнь — это с женой, пусть даже с любовницами, но не групповуха с проститутками в солнцевской бане. Если у него такая личная жизнь, то, действительно, я в нее вторглась».

В конце концов Ельцин отправил Ковалева в отставку, а еще через два года подобный же прием был использован против генпрокурора России Юрия Скуратова. Очередная компрометирующая пленка с голыми девицами вызвала полноценный политический кризис (очередной) в стране и обогатила СМИ выражением «человек, похожий на генерального прокурора».