Герои - Страница 138

– Да можно.

– Пойду огонь зажгу!

И Фестен деловито затопал к дому.

– Ты заходишь или нет? – спросила мать.

Бек глянул в сторону долины.

– Пожалуй, побуду еще минутку. Полешко-другое расколю.

– Ну смотри.

– А, и еще.

Бек снял с пояса отцовский меч, подержал-подержал и отдал матери.

– Можешь это убрать?

– Куда?

– Хоть куда, лишь бы с глаз подальше.

Она приняла меч, и ощущение у Бека было такое, будто он освободился от ненужной ноши, которую, по счастью, больше не придется на себе таскать.

– Похоже, войны иногда приносят и что-то хорошее, – заметила мать.

– А по мне, так единственно хорошее – это приходить с них домой.

Он нагнулся, поставил на пенек полено, поплевал на ладони и поднял колун. Рукоять удобно легла в руки. Знакомо. И уж куда как сподручей, чем рукоять меча, тут и говорить нечего. Бек махнул топором, и полено разлетелось на аккуратные половинки. Нет, он не герой, и никогда им не станет. Он создан колоть дрова, а не воевать.

Какой он все же удачливый. Куда удачливей Рефта со Стоддером или Брейта. Удачливей Дрофда или Жужела из Блая. Удачливей даже, чем Черный Доу. Бек выдернул колун из пенька и выпрямился. Быть может, о дровосеках не слагают песен, но вон на невидимых отсюда холмах блеют овечки, и этот звук милее всех строф о героях, вместе взятых.

Он закрыл глаза и вдохнул запах трав с горьковатой примесью дыма. А потом открыл и оглядел долину. По коже побежали мурашки от щемящей умиротворенности. И как он мог ненавидеть это место, эти окрестности?

Чем же они плохи? Да они лучше всех!

– Ну так ты стоишь со мной? – спросил Кальдер голосом, беззаботным, как весеннее утро.

– Если еще есть место.

– Преданно, как Рудда Тридуба?

Железноголовый пожал плечами.

– Я не буду держать тебя за дурака и говорить «да». Но я знаю, где лежат мои интересы, а место это – возле твоих каблуков. Я скажу, что верность – опасная почва. Имеет свойство в бурю вымываться из-под ног. А своекорыстие удерживается в любую погоду.

Кальдеру пришлось кивнуть.

– Здравый принцип.

Он взглянул на Фосса Глубокого, недавно вернувшегося на службу. Вот нагляднейший пример своекорыстия во плоти. Несмотря на неприязнь, по крайней мере, на словах, ко всякого рода битвам, у него из-под замызганного плаща поблескивал отменный нагрудник Союза с выгравированным золотистым солнышком.

– А ведь их и в самом деле не мешает иметь. А, Глубокий?

– Чего?

– Принципы.

– О, я их большой-пребольшой приверженец. И брат мой тоже.

Мелкий оторвался от яростной чистки ногтей кончиком ножа.

– Мне они нравятся с молоком.

Неловкая тишина. Кальдер повернулся к Железноголовому.

– Когда мы с тобой последний раз беседовали, ты держался за Доу. Потом ты обоссал мне сапоги. – Он поднял один, за истекшие дни еще более побитый, обшарпанный и заляпанный, чем сам Кальдер. – Неделю назад еще лучшие, черт их дери, на всем Севере. Стирийская кожа. Полюбуйся вот.

– Охотно куплю тебе новую пару.

Кальдер, вставая, поморщился от ломоты в ребрах.

– Тогда уж сразу две.

– Как скажешь. Может, и сам обзаведусь.

– Пожалуй, тебе к лицу что-нибудь из стали?

Железноголовый покачал головой.

– Стальные сапоги в мирное время? Душа не лежит. Что-нибудь еще?

– Просто держи пока своих людей наготове. Нам нужно хорошее представление перед Союзом, пока им это дело не наскучит и они не смоются по-тихому. Уже недолго осталось.

– Ты прав.

Кальдер отошел на пару шагов, но повернул обратно.

– И жене моей подношение сделай. Что-нибудь красивое: у меня же скоро ребенок родится.

– Устроим.

– И не бери в голову. Ведь все кому-то служат.

– Что верно, то верно.

Железноголовый даже не почесался. Немного огорчительно: Кальдер-то рассчитывал, что Кейрма бросит в пот. Ну да ладно, до этого руки еще дойдут, когда уберется Союз. Настанет время для всяких-разных дел. Поэтому он ограничился величавым кивком и, ухмыльнувшись, пошел. По одну сторону тенью следовал Ричи, по другую – Бледноснег. Последний недавно перемолвился с Чудесницей, а она в свою очередь – с карлами Доу, отчего их прежние убеждения пошатнулись. Большинство людей Тенвейза разбрелось, а Ганзул Белоглазый проявил своекорыстие и вымутил себе что хотел. Железноголовый с Золотым по-прежнему ненавидели друг друга слишком сильно, чтобы представлять собой угрозу, а Стук Врасплох по причинам, для Кальдера непонятным, относился к нему как к давнему и почтенному другу. Смех сказать: один взмах меча, и из презренного шута он сделался королем мира. Удача. У кого-то она есть, у кого-то нет.

– Ну что, время измерить глубину преданности Гламы Золотого, – довольным голосом объявил Кальдер. – Или хотя бы его корыстолюбия.

Они шли вниз по склону в густеющей тьме, на чернильных небесах проглядывали звезды. Кальдер с ухмылкой представлял, как заставит Гламу юлить и извиваться. Как этот напыщенный мерзавец прикусит язык и станет подлизываться. А он будет медленно, с наслаждением вкручивать ему болт. Они достигли развилки, и Глубокий повернул налево, вокруг подножия Героев.

– Вообще-то стан Золотого направо, – заметил Кальдер.

– Точно, – не переставая шагать, отозвался Глубокий. – Ты хорошо различаешь, что слева, а что справа. Что ставит тебя на лестнице познания на голову выше моего брата.

– А я бы сказал, мы на одной ступени, – бросил из-за спины Мелкий.

Кальдер почувствовал, как что-то кольнуло в затылок – холодное и на удивление твердое. Не сказать чтобы больно, но неприятно до ужаса. Прошла секунда, прежде чем он понял, что это, а когда до него дошло, все ухарство как волной смыло, будто острие уже проделало дыру. Как мимолетна спесь: требуется лишь кусок заостренного металла, чтобы вмиг свести ее на нет.

– Мы идем налево, – сказал Мелкий.

Острие ткнуло снова, и Кальдер пошел с поднятыми руками; никчемная в сумраке ухмылка сошла с лица.

Вокруг было людно. В свете костров играли в кости, самозабвенно врали о своих подвигах в битве; еще кто-то сыпал спьяну угольки на плащ кому-то еще более пьяному. Стая нетрезвой черни вразвалку прошла вблизи, но даже не обернулась. На спасение Кальдеру никто не спешил. Лезть из-за кого-то там на рожон они не обязаны, а если и обязаны, то гори оно синим пламенем.

– Куда мы идем?

Хотя правильный вопрос – выкопали они ему могилу или начнут собачиться насчет этого позже, когда дело будет сделано.

– Увидишь.

– В каком смысле?

– Потому что мы туда идем. – Оба прыснули со смеху, как будто в этом вся соль шутки. – Или ты думаешь, мы случайно за тобой следили тогда, у стана Коула Ричи?

– Нет, нет, – нараспев сказал Мелкий, – и еще раз нет.

Они отдалялись от Героев. Меньше людей, меньше огней. Считай что никакого света, только факел Глубокого выхватывает из темноты круг колосьев. Всякая надежда на помощь таяла позади, вместе с песнями и невнятной похвальбой. Если он рассчитывает спастись, то придется это делать самому. Они даже не позаботились отнять у него меч. Хотя кого он думает надуть? Даже если бы была цела правая рука, Мелкий десяток раз успел бы перерезать ему глотку, пока он тот меч вытаскивает. Вдалеке к северу за темными полями угадывалась линия деревьев. Может, бежать…

– Нет. – Нож Мелкого кольнул Кальдера в бок. – И думать не моги.

– В самом деле, не надо, – согласился с братом Глубокий.

– Послушайте. Может, как-то договоримся? У меня есть деньги…

– Нет таких карманов, чтобы вместить весь куш за нашего кормильца. Так что лучше ступай себе прямо, как хороший мальчик.

Кальдер насчет этого сомневался, но, несмотря на то, что он считал себя умным, более подходящих мыслей не приходило.

– Мы, сам понимаешь, сожалеем. Мы тебя уважаем, как и твоего отца.

– Что мне толку от вашего сожаления?

Глубокий пожал плечами.