Герои - Страница 136
Кальдер медленно покачал головой.
– Так почему ты просто не взял и не велел своим старым херам забить меня, когда мы сидели здесь, у костра? Чтоб уж наверняка?
– Ну ты даешь. У меня же репутация, о ней заботиться надо. Что же до наймитов с ножами в темноте, так здесь мое имя не страдает, нанимай их сколько хочешь.
Виноватым Ричи не выглядел. Скорее раздраженным. Даже обиженным.
– Чего надулся? Можно подумать, сам коленца не выкидывал, еще хлеще. Форли Слабейшего кто убил ни за что ни про что? Уж не ты ли?
– Ну так то я! – воскликнул Кальдер. – Про меня все знают, что я лгун! А ты… я-то думал… Ожидал, что ты лучше.
Прозвучало как-то глупо.
– Думал, что ты прямой, как резак. Поступаешь как в старину. По-правильному.
Ричи лишь язвительно хмыкнул.
– В старину, по-правильному? Ха! Да, сейчас принято ронять слезу по тому, как оно когда-то было. Век героев, все такое. Ну так вот, я помню, как оно тогда обстояло. Сам наблюдал, своими глазами. А было оно точно так же, как нынче. Никакой разницы. – Он подался вперед, ткнув в Кальдера чубуком трубки. – Хватай что можешь и как можешь! Взять твоего отца: кто ноет, кто кроет. Мол, при нем все изменилось. Действительно, надо же кого-то винить. А ему это просто удавалось лучше, чем остальным. Ну а песни, уж извините, поют победители. И они же вправе выбирать к ним мелодию, какая им по нраву.
– Вот и я выбираю, какую песню сложить про тебя! – взъярился Кальдер.
Впрочем, вспышка гнева продлилась всего секунду. «Гнев – роскошь, непозволительная человеку на троне», – так говаривал отец. Милосердие, милосердие, всегда думай о милосердии. Кальдер тяжко, протяжно вдохнул и выдохнул уже в смирении.
– Хотя и я, наверное, в твоей шкуре поступил бы примерно так же. Да и друзей у меня раз-два и обчелся. Как ни крути, а без твоей поддержки мне не обойтись.
Ричи ответил улыбкой.
– Она у тебя будет, обязательно. По гроб жизни, так что не волнуйся. Ты же родня, парень. Семья. В семье тоже не все бывает гладко, но она единственная, кому можно доверять.
– Вот так и отец мне говорил. – Кальдер медленно поднялся и снова тяжело вздохнул, из самого нутра. – Семья.
И пошагал через костры туда, где стояла палатка, принадлежавшая некогда Черному Доу.
– Ну и? – скрежетнул Хлад, подстраиваясь под ногу.
– Ты был прав. Этот старый хер и пытался меня прикончить.
– Ну что, воздать ему по заслугам?
– Именем мертвых, и думать забудь! – Кальдер спохватился и заговорил тише. – До тех пор, пока не родится ребенок. Я не хочу расстраивать жену. Пускай все уляжется, а потом обставим по-тихому. Как-нибудь так, чтобы тень падала на другого. Скажем, на Гламу Золотого. Сможешь устроить?
– Когда речь идет об убийстве, я могу все устроить как угодно.
– Я всегда говорил, что Доу мог бы задействовать тебя с куда большей пользой. А теперь меня ждет моя женушка. Можешь, кстати, сам пойти куда-нибудь поразвлечься.
– Почему бы нет.
– А чем ты, кстати, развлекаешься?
Глаз у Хлада, когда он отворачивался, блеснул. А впрочем, он у него блестит всегда.
– Точу свои ножи.
Кальдер так и не понял, в шутку он это или всерьез.
Новые руки
Досточтимая госпожа Уорт,
с глубоким прискорбием вынужден известить Вас о гибели Вашего сына в сражении на поле боя близ города Осрунг. Обычно подобные письма пишет непосредственно старший командир, но я испросил чести сделать это собственноручно, потому как знал Вашего сына лично, и за длительный срок службы мне редко когда доводилось служить со столь заботливым, приятным, способным и храбрым товарищем. Он воплощал все добродетели, которые свойственны солдату. Не знаю, доставит ли Вам это утешение ввиду столь огромной утраты, но не будет преувеличением сказать, что Ваш сын пал смертью героя. Знакомство с ним – честь для меня.
С глубочайшими соболезнованиями, Ваш покорный слуга,
Танни вздохнул, тщательнейшим образом сложил листок и ногтем большого пальца проутюжил на нем две аккуратные стрелки. Возможно, это наихудшее письмо, какое получала бедная женщина, а потому пускай, черт возьми, оно будет хотя бы надлежащим образом сложено, ведь она этого достойна. Письмо он сунул под мундир рядом с таким же, адресованным госпоже Клайг, отхлебнул из фляжки Желтка, обмакнул перо в чернильницу и приступил к следующему:
Досточтимая госпожа Ледерлинген,
с глубоким прискорбием вынужден известить Вас о гибели Вашего сына в…
– Капрал Танни!
К нему петушиной походкой – что-то среднее между сутенером и лакеем – подступал Желток. Башмаки в густой корке грязи, заляпанный мундир наполовину расстегнут, открывая потную грудь, опаленное солнцем лицо в пятнах трехдневной щетины, на плече вместо копья – плохонький заступ. Короче говоря, вид как у заправского служаки армии его августейшего величества. Остановился он невдалеке от гамака капрала, поглядывая на разложенные бумаги.
– Отрабатываете долги, которые за вами числились?
– Так уж выходит, юноша, что долги эти за мной все еще числятся.
Танни всерьез сомневался, что Желток умеет читать, но на всякий случай прикрыл неоконченное письмо бумажным листом. А то вдруг ненароком всплывет, чем он занимается. Так можно и репутацию подорвать.
– Все ли в порядке?
– В большой степени в порядке, – ответил Желток, опуская заступ.
Под напуской бравадой проглядывала печаль.
– Выполняли задание полковника о частичном захоронении.
– А, ну да.
Танни вставил пробочку в чернильницу. Скольких он в свое время перехоронил, сложно и припомнить; в ранг желанных обязанностей это у него никогда не входило.
– После битвы всегда непременно следует уборка. Многое приходится приводить в порядок, и здесь, и дома. Иной раз годы уходят, чтобы вычистить то, что замусорили за два или три дня.
Он вытер перо кусочком тряпицы.
– А иной раз и вовсе не удается.
– Тогда зачем вообще все это? – спросил Желток, глядя поверх залитого солнцем ячменя на гряду мутно-лиловых холмов вдали. – В смысле, мусорить? Ведь столько сил потрачено, столько людей полегло, а чего мы добились?
Танни почесал в затылке. Желтка за философа он никогда не держал, но, как видно, у каждого бывают моменты задумчивости.
– Видишь ли, войны, судя по моему опыту, редко что меняют. Чуток здесь, немножко там, но в целом должны существовать какие-то более приемлемые способы улаживать разногласия.
Он задумчиво помолчал.
– Короли, знать, всякие там Закрытые советы и иже с ними – я не понимаю, что их так упорно тянет к войнам, учитывая, какие уроки преподает история и какая бездна свидетельств против них вопиет. Война – чертовски неудобная работа, причем за ничтожно малое вознаграждение, а самая тяжелая доля выпадает солдату.
– Зачем тогда им вообще быть, этим самым солдатом?
Танни не сразу нашелся что ответить. Пожал плечами:
– Ну как. Лучшее призвание на свете.
По тракту неторопливо вели лошадей; стучали по земле копыта, похлестывали пышные хвосты, сонно брели рядом солдаты. Один отделился и направился в их сторону, жуя по дороге яблоко. Сержант Форест, причем с улыбкой шире плеч.
– Эт ч-черт, – пробурчал под нос Танни, проворно сгребая улики и пряча под щит, внизу под гамаком.
– Чего это? – прошептал Желток.
– А того, что когда первый сержант Форест вот так улыбается, хороших новостей не жди, как пить дать.
– Так когда же их ждать?
А ведь действительно, вопрос не праздный.
– Капрал Танни! – Форест доел яблоко и отбросил огрызок. – Вы, я вижу, не спите.
– К сожалению, да, сержант. Какие новости от наших уважаемых командиров?
– Самые радужные. – Форест через плечо ткнул пальцем в сторону лошадей. – Вы будете в восторге: нам возвращают наших четвероногих подруг.