Герои - Страница 134

Впервые за все время улыбка Кальдера потухла.

– Нет дня, чтобы я об этом не сокрушался.

– Ну так вот тебе еще. – Ищейка подался вперед, зажал вытянутым пальцем одну ноздрю, а из другой пульнул соплю прямо Кальдеру на раскрытую ладонь. – Сунешься хоть на вершок южнее Каска, я на тебе вырежу кровавый крест. Вот тогда холодности не будет.

И пошел мимо Горста прочь.

Миттерик прокашлялся.

– Ну так что, в скором времени собираемся повторно?

Он глянул на Байяза в поисках поддержки, но ее не последовало.

– Непременно.

Кальдер снова улыбался, как ни в чем не бывало обтирая Ищейкину соплю об стол.

– Дня через три.

И, повернувшись спиной, пошел к человеку с металлическим глазом, который звался Хлад.

– Этот Кальдер, кажется, довольно скользкий выродок, – ворчливо заметил Миттерик, когда они с Байязом отходили от стола. – Лучше уж, наверное, было иметь дело с Черным Доу. По крайней мере, с ним мы знали, куда движемся.

Горст толком не прислушивался. Он слишком был занят разглядыванием Кальдера и его приспешника со шрамом. «Я его знаю. Знаю это лицо. Но откуда?»

– Доу был бойцом, – рассуждал на ходу Байяз, – Кальдер политик. Он понимает, что нам не терпится уйти, и когда войска отправятся восвояси, нам станет нечем торговаться. Он знает, что может добиться гораздо большего, просто сидя и ухмыляясь, чем Доу добился на Севере за все время всей своей сталью и яростью…

Хлад, разговаривая с Кальдером, постепенно повернулся, солнце высветило другую, необожженную сторону его лица… и у Горста в темени кольнуло от узнавания; невольно приоткрылся рот.

Сипано.

То лицо в дыму, прежде чем он вверх тормашками полетел с лестницы. То лицо. Как это мог быть один и тот же человек? Но Горст был почти уверен. Горст обошел стол и, сжав челюсти, прошел на ту сторону Деток, где стояли северяне. Пожилой спутник Кальдера сердито крякнул, когда Горст бесцеремонно отпихнул его с дороги. Наверняка это было крайне опасное, если не смертельное поведение для мирных переговоров. Наплевать и растереть. Кальдер поднял взгляд и сделал шаг назад. Хлад обернулся глянуть, кто там идет. Без гнева. Без страха.

– Полковник Горст! – выкрикнул кто-то.

Горст пропустил окрик мимо ушей, смыкая ладонь на руке Хлада и подтягивая его к себе. Боевые вожди смотрели на все это с настороженной враждебностью. Шагнул вперед тот великан. Человек в золотых доспехах крикнул что-то стае карлов. Еще один из их старшин положил руку на рукоять меча.

– Всем спокойно! – прокричал Кальдер на языке северян, выставив назад упреждающую руку. – Спокойно!

Хотя у самого вид был встревоженный. «Еще бы. Все наши жизни сейчас на лезвии бритвы. А мне наплевать и растереть».

Хлад, судя по виду, отнюдь не всполошился. Он поглядел на схватившую его руку, затем поднял взгляд на лицо Горста, вопросительно возвел бровь над целым глазом.

– Чем могу?

Его голос был полной противоположностью фальцету Горста – шепот, скребущий, как точильный камень. Горст вгляделся со всей цепкостью. Как будто мог просверлить у него в голове глазами дырку. То лицо в дыму. Он видел его лишь мгновенье, да и то в маске и тогда еще без шрама. Но все-таки. С той поры оно мерещилось ему еженощно, являлось в снах, и при пробуждении, в память клеймом въедалась каждая его деталь. «И я почти уверен».

Сзади слышалось движение. Возбужденные голоса. Офицеры и солдаты его величества Двенадцатого полка. «Быть может, они спохватились, что не успели поучаствовать в битве? Может, им так же, как и мне, неймется вступить в нее вновь?»

– Полковник Горст! – донесся предостерегающий рык Байяза.

Горст его не заметил.

– Ты когда-нибудь был, – прошипел он, – в Стирии?

Каждая его клеточка томилась жаждой насилия.

– Стирии?

– Да, – процедил Горст, усиливая хватку.

Двое стариков Кальдера подбирались с боков, принимая боевые стойки.

– В Сипано.

– Сипано?

– Да.

Великан сделал еще один шажище, нависая громадой над самым высоким из Деток. «А ну и что. Наплевать и растереть».

– У Кардотти. В Доме утех.

– Кардотти?

Хлад, прищурив целый глаз, изучал лицо Горста. Время растянулось. Вокруг чутко воздетые руки, готовые дать фатальный сигнал; пальцы, до боли сжимающие оружие. И тут Хлад подался близко, чуть ли не вплотную. Впору с ним поцеловаться. Еще ближе, чем они были четыре года назад, в дыму.

Если только были.

– Слыхом не слыхивал.

И, вырвав руку из ослабевшей хватки Горста, он невозмутимо, не оборачиваясь, зашагал в сторону Деток. За ним проворно последовал Кальдер, и те двое стариков, и боевые вожди со своими карлами. На ходу все снимали с оружия руки в некотором облегчении, только гигант, похоже, с большим сожалением.

Горста оставили стоять в одиночестве перед столом.

«Уверен. Почти».

С прошлой ночи Герои не изменились. Все так же дремали старые камни в коросте лишайника, увядала спутанная, перемешанная с грязью и кровью трава в кругу. Не изменились ни костры, ни темнота, ни сидящие вокруг костров люди. Однако у Кальдера произошли огромные перемены.

Хлад не волок его с позором к гибельной развязке, а держался сзади на почтительном расстоянии, оберегая его жизнь. Не было презрительного смеха, скабрезного улюлюканья и ненависти, когда он шествовал между костров. Все изменилось в то мгновенье, когда Черный Доу рухнул лицом в грязь. Великие боевые вожди и их жутковатые названные со своими мозолисторукими, жестокосердными, зверовидными карлами – все улыбались ему, словно он был ясным солнышком, взошедшим наконец после зимы. Как быстро они приспосабливаются. Отец говорил: люди не меняются, меняются их предпочтения. В удобный для себя момент они стряхивают их с плеч быстро, как старый плащ.

Несмотря на сломанную руку и заштопанный подбородок, Кальдеру не приходилось чересчур напрягаться, чтобы на лице его играла ухмылка. Напрягаться не приходилось вообще. Быть может, он здесь не самый рослый, но величавостью своей он поднимается над всей долиной. Он – король северян, и любой, кому он велит жрать его говно, будет делать это с улыбкой. Он уже решил, кто первый его откушает. Для разговения.

Ночь эхом доносила беспечный хохот Коула Ричи. Он сидел на бревне возле костра, с трубочкой в руке, и покатывался со смеху от того, что говорила ему сидящая рядом женщина. Она обернулась, и Кальдер чуть не брякнулся оземь.

– Муж.

Она поднялась, неловкая из-за живота, и протянула руку. Он взял ее ладонь – маленькую, мягкую, сильную. Ладонь он препроводил себе на плечо, а сам обнял, прильнул, припал к Сефф, не чувствуя даже боли в жестоко истыканных ребрах. Казалось, что на Героях, кроме них, никого нет.

– Ты в порядке, – прошептал он.

– Благодаря тебе, нет, – шепнула она, потираясь об него щекой.

В глазах щипало.

– Я… делал кое-какие ошибки.

– А как же. Ведь все твои хорошие решения принимаю я.

– Тогда не оставляй меня больше одного.

– Могу сказать, что это последний раз, когда я оставалась за тебя заложницей.

– Я тоже могу сказать именно это. Обещаю тебе.

Он не мог сдержать подступающих слез. Вот так: самый большой человек в долине стоит и плачет на виду у Ричи и его названных. Впору чувствовать себя глупцом, если б не безудержная радость видеть ее. Не размыкая объятий, он немного отстранился от нее, чтобы видеть ее лицо, глаза с живыми отблесками костра. И ее улыбку, и две точечки родинок возле рта, которых он раньше почему-то не замечал. Пришло в голову, что он такого блаженства недостоин.

– Что-нибудь не так? – встревожилась Сефф.

– Да что ты. Просто… не так давно я думал, что никогда больше не увижу твоего лица.

– Так что ты разочарован?

– Я не видел ничего более красивого.

Она чуть обнажила в улыбке зубы:

– Как же все они правы. Ты неисправимый лгун.

– У хорошего лгуна вымысел равнозначен правде. А потому смысл угадывается исключительно между строк.