Герои 1812 года - Страница 23

Победа Платова у Мира в то трудное время являлась очень важной для русской армии, ибо поднимала дух отступающих войск.

Отсутствие казаков при 1-й армии значительно осложнило ее положение. Барклай потребовал от Платова незамедлительного перехода его корпуса к нему. 7 июля Платов двинулся на соединение с 1-й Западной армией, но уже через день Багратион придержал движение казаков, намереваясь пробиться к Витебску через Могилев. Платов не мог ему отказать и таким образом оказался в двусмысленном положении: с одной стороны, он должен был выполнить приказ Барклая, с другой — ему нужно было помочь Багратиону, который заверял Платова, что отвечать перед Барклаем за задержку будет лично сам.

В районе Могилева произошел упорный и кровопролитный бой. Пробиться не удалось, маршал Даву в конце концов занял город, но при этом понес значительные потери.

Поздно вечером 11 июля в деревне Дашковке Багратион после обсуждения этого вопроса с Платовым и Раевским принял решение отступать к Смоленску, чтобы уже там соединиться с Барклаем.

2-я армия благополучно переправилась через Днепр, оторвавшись от французов, и двинулась к Смоленску, выслав вперед авангард Платова и Дорохова.

Казаки Платова первыми открыли коммуникации с армией Барклая и присоединились к ней.

22 июля обе армии соединились в Смоленске.

Русские войска отступали ночью двумя колоннами. В арьергарде колонны, ближайшей к Днепру, шли донцы, отряженные из отряда Платова. Сам же атаман занял постами дорогу от Смоленска на север для охранения левого фланга. В дальнейшем эти полки должны были собраться у Соловьевой переправы и составить арьергард армии.

Французы вошли в полуразрушенный опустевший Смоленск. Коленкур записал в своих мемуарах: «В городе остались лишь несколько старух, несколько мужчин из простонародья, один священник и один ремесленник».

После ожесточенного Лубинского боя, где участвовали казаки, русская армия благополучно совершила переправу через Днепр. За рекой для прикрытия армии оставался только арьергард под командованием Платова.

На другой день утром французы подошли к Соловьевой переправе. Мосты через реку были уже уничтожены, последними донцы переправились вплавь. Французы бросились их преследовать, но были отброшены артиллерийским огнем с другого берега.

На рассвете 9 августа французы стали наводить мосты под прикрытием орудийного огня. Платов приказал егерям и артиллерии отойти, а сам «лавой» ловко выманил их и навел на позицию отошедшей пехоты и артиллерии. Кровопролитный бой, завязавшийся вскоре, длился до полуночи. Горстка русских войск отстаивала каждую пядь родной земли, однако враг значительно превосходил в силах; арьергард медленно отступил, сдерживая натиск врага.

Главным виновником отступления считался Барклай, хотя это было не так и Барклай впоследствии доказал своими заслугами, что слова его, обращенные к Александру I, были истинны. «Что касается до меня лично, — писал он, — то я не питаю иного желания, как доказать пожертвованием моей жизни мою готовность служить Отечеству в каком бы то ни было чине и положении».

Но как бы то ни было, слухи об измене стали расползаться по всей России, и вопрос о назначении нового командующего был поставлен в конце концов голосом народным.

Кто же виноват в том, что Барклай попал в такое положение?

Император, и только он. Ведь Барклай, с самого начала не облеченный полнотою власти, не мог требовать безусловного повиновения не только от Багратиона, но и от Тормасова, Чичагова, Витгенштейна, Платова…

Оставалось или сместить Багратиона и других начальников второстепенных и третьестепенных армий, а Барклаю дать всю полноту власти, или же назначить нового главнокомандующего.

К началу Отечественной войны Кутузов, которого не любил Александр I, невзирая на всемерные усилия французской дипломатии не допустить мира между Россией и Турцией, победоносно закончил войну и заключил так нужный России мир. Это выглядело чуть ли не чудом и подняло его в глазах общественного мнения на небывалую высоту. Поэтому, когда встал вопрос о кандидате на пост главнокомандующего всеми армиями, мнение общества сошлось на нем.

Окончательное решение принял особый тайный комитет. Он единогласно постановил — главнокомандующим быть Михаилу Илларионовичу Кутузову. В одном из писем император писал: «Уступая их мнению, я должен был заставить молчать мое собственное чувство». В архиве тайной императорской канцелярии сохранились донесения о состоянии духа нижних чинов в армии в тот период: «Стоит только приехать ему в армию, — говорили нижние воинские чины, — и немецкая тактика отступления будет отброшена в сторону». Это известие свидетельствует скорее всего о том, как воспринимали рядовые солдаты назначение Кутузова, противоположное личности Барклая, а не о том, что они вообще знали и любили своего будущего главнокомандующего.

Перед отъездом в армию один из молодых родственников Кутузова спросил: «Неужели вы, дядюшка, надеетесь разбить Наполеона?» — «Разбить? Нет! А обмануть надеюсь!..»

С 1 по 14 августа корпус Платова почти не выходил из мелких сражений с неприятелем. Причем всюду казакам приходилось сражаться с превосходящими силами врага. И донцы с честью выдержали этот натиск.

И вдруг 14 августа неожиданно для всех Платова отстранили от командования арьергардом армии. Это сделал Барклай, несмотря на то, что главнокомандующим всеми русскими армиями в то время был назначен Кутузов. Видимо, сказалось недовольство Барклая Платовым за то, что тот, находясь непосредственно под его началом, сражался в составе 2-й армии Багратиона и, как ему казалось, и не без оснований, не стремился соединиться с 1-й Западной армией. Но формально это было не так. Во-первых, постоянный напор наполеоновских войск не давал Платову возможности оторваться от неприятеля без ущерба для отступающей 2-й армии. Во-вторых, Багратион лично удерживал Платова в составе своей армии. Были они приятели, и это было главное, хотя, если строго судить, речь шла все-таки о спасении Отечества и амбиции были лишние как с той, так и с другой стороны.

Интересно, что сведения об отстранении Платова от командования арьергардом русской армии дошли до Наполеона. Генерал-провиантмейстер наполеоновской армии Пюибюск отмечал в своих «Письмах о войне в России 1812 года»: «Наполеона уверяли, что Платов в немилости и сослан с большою частью казаков на Дон, и он тому поверил! Кутузов в одном из писем своих будто бы жаловался императору на казаков, особенно же на их атамана, и будто бы просил у государя согласия на строгие меры, к которым он вынуждаем, то есть отослать генерала Платова и большую часть его войска на Дон. Это письмо было с тем отправлено, чтобы его перехватил неприятель; но оно и составлено было для Наполеона, дошло верно по назначению и отняло у него всякое подозрение на свою несправедливость. В истинном отбытии казачьего генерала заключалось одно только намерение, и продолжение нашей стоянки под Москвою, собрать 25 000 казаков, с которыми через месяц после своего отбытия Платов явился на наших аванспостах. Сие подкрепление было весьма для русских полезно».

Сведения Пюибюска не совсем верны. На Дон Платов не ездил. По прибытии Кутузова Платов побывал в Москве и, возвратившись к войскам, участвовал в Бородинском сражении.

К тому времени, когда Кутузов принял главное командование над русскими армиями, до Москвы оставалось 150 километров. Кутузов прекрасно понимал, что генеральное сражение должно состояться под Москвой. Такая позиция была выбрана им в районе села Бородина…

24 августа Кутузов подписал диспозицию, по которой войска 1-й Западной армии расположились от Москвы-реки по правому берегу реки Колочи через деревню Горки до высот за батареей Раевского. Командовал войсками 1-й армии Барклай-де-Толли. Войска 2-й Западной армии Багратиона примкнули правым флангом к 1-й армии, а левым — к высотам деревни Семеновской.

Вся позиция русской армии простиралась в длину на восемь километров, имела глубокий боевой порядок с резервами пехоты и конницы.