Герои 1812 года - Страница 143

Об очередной победе Курин немедленно с конным «кульером» отправил сообщение в Покров, и князь Голицын вписал в рапорт к Кутузову сведения о захваченном в Вохненской волости хлебном обозе. В те дни в главной штаб-квартире, а особенно при дворе, каждая весть даже о скромном успехе воспринималась с повышенным вниманием, и князь на рапорты не скупился.

Курин распорядился свезти хлеб в общинный схрон — потом, когда война уляжется, разберемся по справедливости. Никто не возражал, только один мужичонка в худом армячишке из дальнего села пожаловался:

— Богатство-то какое, а? — говорил он, ласково поглаживая тугие мешки с зерном. — А у нас хлеб что на подати сдали, что миродеры пограбили, ну, подчистую вымели… Сейчас слетье подбираем, да что там от него осталось — ботву, кой-какую репу бабы к похлебке добавляют. Зимой, чай, пропадем…

— Кончится война, может, по-другому жизнь пойдет, — сказал без особой уверенности Курин и заторопился на площадь — судя по разноголосому гомону, прибыли новые люди. К вечеру павловские партизаны, обладавшие уже кое-какими организаторскими навыками, сумели объединить прибывших в отряды, разместили в селе и его окрестностях под пологом шатровых сосен. Под командой Курина теперь насчитывалось более пяти тысяч пеших и пятьсот конников Стулова. Армия!

Шел шестой день войны против набегавших отрядов Нея. 30 октября разгромили, частью истребив, а остальных обратив в бегство, отряд фуражиров в деревне Насырово. И это была последняя капля, переполнившая чашу терпения командования экспедиционного корпуса. Ней распорядился раздавить гнездо сопротивления, захваченных в плен вожаков поголовно расстрелять, а деревню сровнять с землей.

Посланные с утра под Богородск разведчики под руководством Федьки Толстосумова, который после обидного ранения так и пылал желанием глаза в глаза сцепиться с неприятелем, вернулись с известием, которого Курин с тревогой ждал: в сторону Вохни идут войска. По предположениям разведчиков, неприятеля следовало ждать завтра поутру.

До поздней ночи Курин находился в деятельных хлопотах, в кои входила, как сказали бы военные, и самая тщательная рекогносцировка на местности. Понятно, слова такого партизанский вожак не знал и слыхом не слыхивал, равно как и дозорные, забираясь для наблюдения на высокие деревья, не подозревали, что именно так поступали в армии Суворова. В итоге «военному совету» был предложен продуманный в деталях план предстоящего сражения, и «все единогласно, — как подчеркивается в „Мемуарах“, — восхваляли его доброе намерение».

План Курина исходил из того, что сражение придется принять в самом Вохне-Павлове, имея здесь хорошие возможности как для оборонительных, так и наступательных действий. В самом селе и его окрестностях намечалось укрыть основную часть отряда, которую возглавит сам Курин. Кавалеристам Стулова предстояло продвинуться навстречу неприятелю, уступая ему дорогу, и затаиться в лесу, ожидая сигнала для нападения. Крайний и достаточно надежный рубеж обороны, по замыслу Курина, находился в центре села по речке Вохне. Французам при наступлении пришлось бы спускаться к этой речушке под уклон, вброд ее форсировать, попадая под партизанские пули — предприятие сие виделось партизанскому стратегу трудно осуществимым.

И лишь за речкой — на достаточном от нее удалении, за еще одним естественным препятствием — Юдинским оврагом, Курин наметил расположить крупный отряд в тысячу человек под командованием Чушкина, хорошо проявившего себя в предыдущих боях. Такое решение было чисто интуитивным, по принципу «береженого и бог бережет», и во все влезающий Федька Толстосумов не преминул высказать недоумение:

— Чего им в таком отдалении в наблюдателях таиться? Без пользы? Впустим злодея в деревню, навалимся всем миром, и тут ему и погибель.

Решение вроде бы действительно напрашивалось само собой — всем миром сподручнее, однако Федьку быстро утихомирили, одобрив план Курина. Как отмечается в «Мемуарах», «воины, зная его поступки, смелость и храбрость, что и прежде по его распоряжению везде сражались удачно, и тут сказали, что мы на все согласны». В конечном итоге именно тысяча Ивана Яковлевича Чушкина и решила исход сражения.

Рано поутру, собрав своих «соседственных и подведомственных крестьян многочисленное собрание», Курин говорил короткую речь:

— Неприятель грозит наше селение предать огню, а нас в плен побрать и с живых кожу поснимать. За то, что мы ему неоднократно упорствовали сражением. Так постараемся, друзья, за отечество и за дом пресвятой богородицы.

Первого октября, в праздник покрова божьей матери-заступницы, в церкви служилась божественная литургия. Обычно добродушный и миролюбивый отец Серафим, на сей раз, произнося проповедь, пылал гневом и просил всемогущего бога послать кары антихристу. После общего молебна все простились «друг с другом и приготовились к сражению и… дух имели… ободряемы будучи своим начальником Куриным, и поклялись пред алтарем, чтоб до последней капли крови не выдавать друг друга» («Мемуары»).

Наконец во втором часу пополудни вышел из-за леса неприятель. Крайне интересно, что французы примерно по такой же схеме, что и Курин, разворачивали свои боевые порядки, при этом обе стороны хитрили, надеясь заманить противника в гибельную ловушку.

Основные силы карателей расположились скрытно в лесном массиве у ближайшей деревни Грибово, и партизаны это сосредоточение просмотрели. Между тем два эскадрона двинулись к Павлову. Немного не доходя до деревни, один остановился на местности, называемой прогон [37], а второй настороженно вошел в село и расположился на площади. Через переводчика стали громко вызывать голову или старосту.

Надо было давать команду к бою. И тут Курина подтолкнуло на неожиданное решение то ли безоглядное безрассудство, то ли рисковое озорство. Поколебавшись мгновение, он подозвал двух крестьян, и они как бы мирной делегацией направились к эскадрону. В последнюю секунду к ним присоединился своевольно Панька и очень удачно получилось — присутствие мальчишки, наверное, сразу успокоило неприятеля, тоже затеявшего довольно рискованную игру.

— Нет старосты, людей нет, все в лес убежали. Испугались, — сказал, подойдя, Курин.

— Зачем бояться, мы не бандиты, — поддержал дипломатический разговор переводчик. — В вашей деревне, мы знаем, люди умные, коммерческие, мы можем предложить выгодные дела. Позовите ваших начальников.

«Смелые однако, шельмецы, — подумал Курин, — хотят без хлопот захватить руководителей… Знали бы, что главный стоит перед ними».

— А зачем вам начальников?

— Мы хотели договориться и торговать. Нам нужно муки, овса, круп и протчего, и за оное будем платить хорошо, сколько вам угодно, русскими деньгами.

Наполеон, к слову сказать, тоже распорядился выплачивать солдатам жалованье фальшивыми русскими ассигнациями, отпечатанными еще во Франции в преддверии похода, так что в деньгах фуражиры нужды не испытывали.

Герасим, сохраняя приветливость в лице, изобразил крайнюю заинтересованность, поклонился и сказал степенно, подражая приценивающемуся на торгах купчине:

— Есть хлеб, и овес, и протчее. Во-он тама, на крестьянском дворе держим общинные запасы. Туда и пойдем. А какая же цена будет?

Переводчик оживился:

— Посмотрим товар, выйдут ваши начальники, доторгуемся, а потом… как у вас говорят? — и по рукам ударим.

— Что ж, ежели так… — согласился Курин и незаметно осмотрелся — не вылез ли кто, не дай бог, на глаза неприятелю? — Что ж, ежели так, идемте в подворье, авось поторгуемся, авось и ударим.

Переводчик полопотал что-то своим, напряжение заметно спало, человек пятнадцать-двадцать спешились, звякнув саблями. Пока между французами шли переговоры, Курин успел шепнуть Паньке: «Беги к дяде Егору, скажи, пусть ударит по тем, что на прогоне», — повернулся и ровным спокойным шагом повел французов в западню.

Как только кавалеристы завернули в ближайший переулок, их тут же окружили и смяли, по тем, что на площади, прицельно ударили с ружей и стремительно ринулись в рукопашную. Пустынная площадь в мгновение ока заполнилась народом.