Герцогиня-самозванка - Страница 4

Лана работала по вечерам и до поздней ночи в таверне на пристани. Так что повидать подругу и племянника она могла только днем. Эти встречи много для нее значили. И уж конечно, для Шивон это была настоящая отдушина.

– Спасибо тебе, тетя Лана. – Колин съел яблоко до последней крошки, включая даже огрызок и семена, прежде чем они достигли двери дома и остановились у шаткой лестницы наверх.

Из открытых окон доносилась многоязычная речь. Можно было различить с дюжину разных диалектов. День был жаркий и душный. Запах готовящейся еды не перебивал вони, исходившей от гниющей кучи мусора под лестницей. Солнце почти не пробивалось сквозь горы стираного белья, развешанного на веревках, протянутых из одного окна в другое.

– О, как раз вовремя!

При звуке голоса Билли счастливое выражение сползло с лица мальчика и сменилось тревогой. Несмотря на нежный возраст, Колин привык различать малейшие оттенки отцовского настроения.

Билли О'Малли был щедро одарен природой: привлекательная внешность, красивое лицо и бездна ирландского обаяния. И он пускал его в ход при каждом удобном случае. Лана уже видела однажды, как ловко он обработал Шивон. Бедная влюбленная девочка… Но за всей его привлекательностью, за тщательно выверенной улыбкой, за сладкими речами, которыми он так легко опутывал кого угодно, скрывался жестокий, эгоистичный и безумный человек. Все интересы Билли сводились к тому, чтобы играть в карты или кости и пропивать все деньги в баре. Однажды, напившись, он спустил все до последнего доллара на уличных девиц.

А Шивон тем временем изматывала себя стиркой чужого белья, чтобы заработать сыну на пропитание. А Билли воспитанием сына не интересовался вовсе, разве что не забывал напоминать малышу, что тот для него обуза.

– Иди наверх, тебя мать ждет. И не вздумай останавливаться и болтать со старой склочницей, что живет напротив.

– Миссис Дженовезе очень хорошая соседка. Обязательно попрощайся с ней за меня, Колин. – Лана склонилась, поцеловала мальчика, затем, выпрямившись, проводила его взглядом, пока он не скрылся за поворотом лестницы.

– Благотворительный обход по трущобам совершаешь, а, Лана?

Не удостоив его ответом, девушка повернулась к выходу и произнесла:

– Скажи Колину и Шивон, что я зайду к ним завтра.

– Если я разрешу.

Она даже не обернулась. Как бы она ни отреагировала, это только покажет ему, что его слова значат хоть что-то. Нет. Она не позволит Билли О'Малли верховодить и помыкать, ею, хотя бог знает сколько раз он пытался.

Сразу по приезде в Нью-Йорк Лана жила с Билли и Шивон, платила за койку в углу комнаты Колина, помогала заботиться о малыше, понимая, что подруге просто необходима ее помощь. Но когда грязные приставания Билли стали невыносимы, Лана переехала, не объясняя Шивон причины. Она рассудила, что бедняжка и так уже еле тащит свою ношу и не стоит увеличивать ее боль и унижение.

Теперь Лана ночевала в маленькой кладовке в таверне, где работала. Но она и за это была благодарна судьбе, хотя хозяин каждую неделю удерживал доллар за жилье из ее скудной платы. И все равно это того стоило. Она скучала по Колину, ей нравилось делить с ним комнату. Но теперь она оценила преимущества собственного угла, пусть даже и съемного. Впервые в жизни ей довелось пожить одной. В приюте в каждой комнате помещалось больше дюжины девочек. Здесь, в Америке, в ее распоряжении была целая раскладушка и небольшой буфет, который она вынесла из огня во время пожара, а еще окно с видом на пристань. Так что все не так уж плохо! Лана содержала комнату в идеальной чистоте. И хотя летом запах соленого моря и дохлой рыбы досаждал ей, было в нем нечто смутно приятное, что-то напоминающее о доме, ведь ее отец, и дед, и прадед были рыбаками.

Лана бегом заспешила к пристани по многолюдным улицам мимо торговых лотков, мимо шумной оравы мальчишек.

Двое ребят стояли лицом к лицу, ощетинившись, сжав кулаки и клацая зубами, готовые сцепиться, в то время как остальные науськивали их друг на друга. «Неужели и Колин не избежит такой участи? – думала Лана. – Неужели ему также придется сталкиваться с недругами в уличных схватках? Неужели и его не минует этот жестокий ритуал? Да, на здешних улицах только так мальчики становятся мужчинами».

Гадкие мурашки страха поползли по ее спине. Что ждет малыша, если его мать из сил выбивается под тяжестью повседневных забот, если его отец, – эгоистичный себялюбец? «Но как же я? Я-то на что? – горячо подумала она. – Уж я-то постараюсь, чтобы его жизнь сложилась иначе».

Погруженная в свои мысли Лана свернула за угол и вошла в таверну «Синий гусь». Пока ее глаза привыкали к полумраку, царившему в зале, она мысленно поклялась, что станет больше работать. Она еще не придумала, как помочь Колину, но ясно одно: понадобятся деньги. Это ведь ее долг. В конце концов, она первая взяла его на руки, лишь только он появился на свет, она стала ему любимой тетушкой, и даже если весь мир ополчится против него, думала она, его тетя Лана всегда будет рядом.

– Ты на часы смотришь? – накинулся на нее Уилбур Хастинг, хозяин «Синего гуся», не отрываясь, впрочем, от своего занятия. Он наполнял кружки пенящимся элем. Его густые седые брови, как всегда, были нахмурены, очки сползли на кончик носа, и он буравил Лану сердитым взглядом поверх очков.

– Я не опоздала, даже раньше пришла.

– Они тоже. – Он кивком указал на столик в углу, за которым четверо играли в карты.

Дым клубился над их головами. Один перетасовал и сдал колоду. Не успели игроки взять карты, как воздух наполнился проклятиями.

– Возьми, – Уилбур дал Лане поднос с элем, – и смотри, чтобы их бокалы не пустовали.

Лана подхватила тяжелый поднос и, обойдя стол, поставила возле каждого игрока кружку с выпивкой.

Среди играющих она узнала старика Макгроу, Култышку Макгроу, как его прозвали за деревянный протез вместо одной ноги. Когда-то, в юности, он был моряком и в первом же плавании через Атлантику потерял ногу в схватке с акулой. Рядом с ним – Туми Дэвис, толстяк весом почти в три сотни фунтов. Туми был таких необъятных размеров, что Уилбур запрещал ему садиться на один стул и всегда подставлял ему второй. Он очень боялся за сохранность своей мебели, она же не казенная. Напротив Туми сидел Нед Ланкастер, местный торговец, любивший игру в карты куда больше любой торговли. И сегодня, как всегда, он оставил свои магазины заботам терпеливой женушки и трех великовозрастных сыновей. Неда хлебом не корми, дай только притащить в игру новичка. Зная об этой его привычке, Лана рассудила, что незнакомец – четвертый игрок – как раз и был очередной жертвой Неда. Бедняга. Он, как и многие до него, нагрузится элем, спустит содержимое карманов до последнего цента и потом будет морщить лоб в тщетных потугах сообразить, как же с ним такое приключилось.

– Малышка, – Нед поднял кружку, сделал огромный глоток эля и смахнул пену рукавом; его рука обвилась вокруг талии девушки, – неси еще, сладкая моя.

– Я тебе не сладкая, – Лана стряхнула его руку, – я предупреждала тебя, Нед, чтобы ты не смел ко мне прикасаться!

– Конечно, Лана, конечно, – захихикал он. – Но как тут голову не потерять, когда перед глазами такое ослепительное создание?

– В следующий раз ты и вовсе ослепнешь. Как залеплю тебе подносом – будешь на искры из глаз любоваться. – С этими словами Лана поставила последнюю кружку перед четвертым игроком. Тот одарил ее усмешкой.

Он что, смеется над ней? Брошенный ею в ответ уничтожающий взгляд заставил незнакомца лишь улыбнуться во весь рот. Лана вызывающе уперла руки в бока.

– Вы что-то хотели сказать?

– Нет, ничего. – В его голосе, низком и теплом, слышался смех. – Мне не улыбается перспектива получить подносом по голове, спасибо.

– Кажется, моя очередь. Ну, кто побьет двух прекрасных дам? – Нед положил карты лицом вверх и, коварно улыбаясь, обвел присутствующих взглядом.

– У меня только двойки, – с притворной грустью ответил незнакомец и уже с улыбкой добавил: – Правда, у меня их целых три.[1]