Геракл - Страница 4
Двери хлопнули и затрепетали, словно отброшенные гигантской дланью. И тут же по хижине разлился седоватый дурман. Он туманился клочьями, завихряясь вокруг неподвижно замершего Фионила. Услужливо лизнул края одежд богини. Собрался кудрявящейся волной и двинул к окаменевшей в ужасе девушке. Туман подбирался к жертве постепенно и медленно, словно сытый хищник, забавляющийся ужасом беспомощной жертвы. Вот один из седых язычков, играючи, тронул босую ступню Физбы, выглядывающую из-под покрывала. Другой, посмелее, мазнул по судорожно сжатой в кулаки с побелевшими пальцами руке. И весь вал накрыл девушку с головой. Содрогнулись стены от пронзительного женского крика. Взвыли собаки в соседских дворах. Захлопали удивленные ставни в близких окнах. А Физба кричала, будто с нее живой сдирают кожу. Фионил инстинктивно дернулся на крик любимой, но туман крепкими путами держал его ноги, впрочем, не причиняя вреда.
Вот голос любимой взвился до пронзительных нот, переходя в звериное рычание. Там, в седом тумане, всхлипывал и судорожно задыхался человек.
Фионил не помнил себя. Он снова стоял на мокром утесе, а в его объятиях плакала любимая, но слова говорила другие:
Ты! Это ты все погубил! Ты! Ты - убийца!
И снова щемящее, но более острое чувство предательства.
Ведь часто бывает: в словах, в неразумных и опрометчивых, мы предаем раз за разом свою землю, свой народ, мы с усмешкой издеваемся над тем, что в тайниках души почитали святыней, но перед одним-единственным человеком бывает так стыдно, как не бывает стыдно перед всем белым светом.
Прекратите! Прекратите! Прекратите! - Фионил сжал уши ладонями, слыша сквозь пальцы пронзительный крик. И снова он был повинен в чьей-то гибели - и снова не мог понять, в чем его грех, где его вина.
Возмездия! --кто-то осторожно отнял от ушей его руки. Прекрасная богиня и он были в хижине одни. Исчез и сизый туман. Лишь буркотанье людей за приотворенной дверью, робкое напуганное, напоминало о том, что только что произошло.
Богиня усмехалась сытой летней кошкой. Было что- то льстиво кошачье в ее плавных движениях рук, медлительном наклоне головы:
Вот все и кончилось, водонос!-и голос был сытый, кошачий.
Нет! - полыхнуло багровое пламя Золотое сияние разлилось по хижине, просачиваясь сквозь кровлю и отгоняя в ночь, в подпол, в укрытие напуганных людей.
Нет, Гера! Это только начало! Ты посмела вмешаться в мои дела? Ты требовала возмездия?! -пышнокудрый старец возник ниоткуда, твердо ступая по воздуху, словно попирая ступнями мрамор лестницы
Фионил, как ни был напуган и оглушен, оторопел какому смертному доводилось лицезреть великого бога богов?
Но Зевсу не было дела до смешного юного водоноса, любившего на морском берегу девчонку и нянчившего новорожденных козлят Его пронзительный взгляд испепелял горделиво надменную Геру, решительную в своей правоте супругу блудливого мужа
Так будет возмездие! Отныне этот невежда, за которого ты так рьяно вступилась, будет приставлен к тебе навеки рабом! Нет, он не будет прислуживать за столом или развлекать тебя пением. В его обязанности будет каждый раз сообщать тебе место и время моих наслаждений! А уж я позабочусь, чтобы работы у него было вдоволь! - Зевс усмехнулся, оглядел парочку и так, как прибыл, прошествовал обратно.
А где золотая колесница и огнедышащие кони? - тупо не придумал ничего умнее Фионил
Глупые людские сказки!-огрызнулась Гера. Зло глянула на юношу и, подобрав одеяния, приказала. - Собирайся!
Фионилу не оставалось иного, как подчиниться.
Гера, покровительница брака, бесновалась неспроста. Мудрейший бог богов попирал права царицы - что уж требовать от простых смертных. Не раз и не два пыталась Гера усовестить сластолюбивого мужа. Порой Зевс уступал, но ныне во взгляде мудрейшего Гера женским чутьем уловила, что придется подчиниться. Богиня чуть слышно выдохнула сквозь вытянутые трубочкой губы.
Тут же ночь просветлела, золотое сияние вихрем метнулось по небу То мчались на зов хозяйки чудные бессмертные кони, запряженные в золотую колесницу Развевались шелковистые гривы, кроили воздух золотые подковы, подбитые алмазными гвоздиками, такими малюсенькими, что казалось: брызжет из-под копыт чудо- коней радужный каскад. Рвутся кони, вздымаются крутые бока. Вот уже обдает жаром хрипящих ноздрей.
О боги! - отшатнулся Фионил, пятясь от направленных прямо в грудь копыт.
Слышал он, что добра и милостива Гера. Но ее огненные кони затопчут всякого, кому не мило господство их властительницы. Фионил зажмурился, вознося молитвы богам, а жаркое дыхание диких зверей палило щеки.
Хватит причитать! - резко бросила Гера и осадила скакунов. Кони, как котята, попытались дотянуться шершавыми языками до лица богини.
Ну-ну, мои малыши!-охорашивала богиня любимцев.
В эту минуту в ней не было ничего ни божественного, ни величественного. Просто влюбленная в животных женщина тешится живой забавой. Фионил приободрился.
«Да полно,- юркнула и забилась в самый дальний уголок сознания мысль,- не привиделся ли мне страшный сон? Вот минет час, я очнусь в своей хибаре, покормлю козлят и, набрав свежей воды, спущусь в долину к возлюбленной Физбе по знакомой тропинке!»
Он так ясно представил, как свежо и прохладно утро в горах, как пищат ранние пташки, как заспанная Физба, зевая хорошеньким ртом и потягиваясь, выглянет из хижины горшечника, что до крови, выкручивая кожу, ущипнул себя за запястье. Кожа нестерпимо горела, на запястье проступил синеватый синяк, но кошмар не закончился.
Более того, неведомым чудом Фионил лежал, скрюченный, в колеснице, и ножка богини игриво подпихивала юношу в бок. Кони неслись вскачь, да так, что захватывало дух. Фионил попытался повернуться: не много углядишь, лежа ничком на белой шкуре, покрывавшей ноги богини. Но лишь ускользающая синева представилась его взору. Фионил перевесился через край и тут же зажмурился: под ним разлитым на сковородке желтым блином лежал материк, окруженный синим кружевом моря. В синь кое-где вкраплялись зеленые пятна островков. Колесница вздымалась все выше и выше. Земля затягивалась белесой дымкой, и вот совсем пропала из виду.
А люди говорили, что боги денно и нощно следят за людьми, что никакой поступок человека не останется не примеченным со светлого Олимпа,- разочарованно протянул юноша, выжидательно поглядывая на богиню.
Гера расхохоталась, сверкнув белоснежной полоской зубов. Мало ли сказок напридумывали для себя люди! - встряхнула богиня кудрями, на минуту задумавшись. Но тут же снова усмехнулась: - Хороша бы я была, если б круглые сутки не спускала глаз с водоноса! Мне б в своем дому разобраться...- почему-то грустно вздохнула Гера.
Но как же тогда...- начал Фионил и замолк.
Он хотел разузнать у богини, как же тогда боги определяют, кто достоин их милости, а кто нет, кому приносить дары из сосуда добра, а кого наказать подношением из сосуда зла. Но, в сущности, пришло Фионилу на ум, он сам и никто из его знакомцев от богов не получил и мелкой монеты.
Град в прошлом году побил виноградники и у праведников, и у грешников, а утренние заморозки прошлись по молодым посевам пшеницы с одинаковой для всех разрушительной силой, заставив городок и ближайшие селения голодать до нового урожая.
Правда, твердили, что мойры - богини судьбы, наперед знают твою судьбу, сучат и сучат бесконечную нить дней и ночей человеческого бытия, но в это-то Фионил мало верил с самого начала. Да и, вознося поминутно хвалу великим богам, Фионил никогда всерьез не задумывался, а доходит ли его мольба до вершителей. В ежедневных заботах о куске хлеба не до многодумных размышлений о тех, кого все равно никто никогда не видел.
Фионил, сам вспугнутый нитью своих размышлений, зябко поежился: выходит, он, никогда не полагаясь на милость богов, никогда в них не верил?!
Юноша опасливо покосился на Геру: читать мысли богиня точно не умела, весело болтая в воздухе босой ногой и грызя гранат. Фрукт упрямился, обдавая богиню терпкими брызгами и заливая одежды. Но Гера лишь морщилась, если сок попадал в глаза, и снова вгрызалась жадными зубками в треугольные зернышки.