Гера - Страница 2
– Куда ты?
Теперь девочка понимает, что Герасимов провожает ее не домой.
– К Димке зайдем.
– А Димка?
– Танцует еще.
Она молчит. Пытается делать широкие шаги, чтобы успеть за Герасимовым, спотыкается обо что-то, едва не падает. И тогда он, наконец, берет ее за руку. Останавливается. Дотрагивается до ее волос и вдруг, сам от себя не ожидая, целует ее кудри.
– Ну, что ты, Саш… Посреди улицы, – она отпихивает его лицо холодной ладошкой.
Он ловит в воздухе ее полупрозрачную руку. Ее лицо, ее губы выступают просто из темноты ночи, как подарок улыбающегося неба.
– Я люблю тебя, – говорит он девочке.
Она смеется. Небо подхватывает их – и опускает посреди Димкиной квартиры. Нет ни кривых переулков, ни разбитых фонарей, ни грязного подъезда, ни непослушного замка в двери. Есть только они вдвоем под одной крышей. Сашка снимает очки и оставляет их на столике перед диваном.
Теперь Аня ничуть не смущается и не робеет. Смотрит на Герасимова спокойно и добродушно. Сашка – высокий, широкоплечий парень, с длинноватыми русыми волосами, правильными, но несколько мягкими чертами лица и зелеными глазами. Даже очки его не портят. Никто не помнит Герасимова без очков. Он и стреляет в очках. Он же «снайпер» – с детства ходит на кружок по стрельбе и уже успел выиграть дюжину призов. Аня тоже была на одном занятии – ради Герасимова. Он ей тогда нравился до чертиков, но стрельба ее не увлекла.
И симпатия к Герасимову тоже перестала увлекать. Особенно, после того, как ей передали, что Герасимов сам в нее влюблен и просто тает, как пломбир. Когда кто-то из ее подружек вздыхал о Сашке, она только смеялась: знала, что он кругами ходит вокруг ее дома.
Но теперь Герасимов настроился серьезно. Он не тащит ее в постель и не отвлекает чаепитием.
– Я хочу, чтобы мы были вместе, – говорит он. – Чтобы мы вместе уехали в столицу, поступили, учились. Чтобы мы не расставались никогда. Мне никто не нужен, кроме тебя.
Даже малоопытная Аня понимает, что Сашка произносит странные и неестественные для семнадцатилетнего парня фразы. О Вечном…
– Я знаю это точно, – продолжает он. – Я знаю, что мы должны быть вместе. Я выучусь на компьютерщика, буду тебя обеспечивать. Мы поженимся…
– Постой, постой! Я не могу ехать так далеко, – говорит Аня растерянно. – У меня же одна бабушка. Она не сможет мне помогать. А в Донецке у нас родственники. Родня все-таки. Они помогут.
– Я тебе помогу, Аня. Я буду работать. Я все для тебя сделаю, – обещает Герасимов вполне серьезно.
Аня отворачивается. Не думала, что разговор пойдет об этом. Что вообще пойдет разговор. Почему-то охватывает злость на Сашку и жуткое раздражение.
– Ты не можешь этого знать! Не можешь обещать! По-твоему, все так просто? Уехали – и все?
– Да, все просто, – кивает он. – Все должно быть просто. А иначе – все пойдет… сложно, неправильно. Я это чувствую.
– Но я не хочу… так. Я хочу жить… жить…
Она не может объяснить этого Сашке и раздражается еще больше.
– А я не хочу жить без тебя, потому что не знаю, какую жизнь проживу. Мне кажется, это будет плохая жизнь, – говорит он глухо.
– Ты псих? – спрашивает она. – Ты не можешь этого знать! Не можешь чувствовать! Давай лучше… это… делом каким займемся.
Но Сашка мотает головой.
– Чтобы ты ушла через полчаса? Я не для секса это говорю. Я не хочу, чтобы ты потом ушла.
– Да ты романтик еще! – бросает Аня и идет к двери. – А все говорят, что это я – наивная дурочка.
Ее хрипловатый смех плохо сочетается с детским, бесконечно наивным выражением лица.
Сашке больше нечего сказать. Сейчас она выйдет за дверь, и у каждого начнется своя жизнь. И больше ничего не будет. Сашка закрывает глаза.
– Ну, ты еще в обморок упади! – усмехается Аня и выходит.
Только снаружи, спускаясь по темной лестнице, чувствует, что сделала что-то ужасное. Ее сердце, которое так любит Герасимова, стремится обратно, но сознание никак не хочет принять простого решения. Молодость с ее максимализмом обычно не признает простых решений.
2. БЕЗЗВЕЗДНАЯ НОЧЬ
Аня знает, что любит. Любит Герасимова, но в то же время ей хочется жить, самостоятельно добиваться чего-то, самой что-то строить. И кажется, что Сашка помешает ей быть самой собой и чего-то достичь.
Она выходит в ночь и понимает, что именно с этого момента, а не с выпускного бала, началась для нее самостоятельная жизнь – жизнь без Герасимова. Раньше он все время был рядом, не сводил с нее глаз, звонил, постоянно «случайно» сталкивался с ней вечерами около дома. Ничего этого больше не будет. Легко. Но жаль чего-то.
Новая жизнь началась для Ани почти в полночь. Звезды исчезли с неба, словно растаяли. И луну затянули непрозрачные облака – кто-то вверху задернул шторы, чтобы не видеть хрупкую девочку, спотыкающуюся в темноте.
Она чертыхнулась. И услышала позади шаги. Пошла быстрее, но шаги не отстали, а приблизились. Она снова споткнулась и обругала свои туфли на каблуках.
– Ты еще и матюкаться умеешь, Залетаева? – окликнул тот, кто преследовал ее в потемках.
Аня с облегчением обернулась и приостановилась. Человек знал ее. И она узнала его голос. Перед ней возник двоечник Морозов, за километр от него несло дымом.
– А, Морозов! Рассвет в другой стороне.
– Я за тобой шел, – он мотнул головой. – Попала ты, Залетаева. Твой Герасимов теперь ничем тебе не поможет. А я мечтал трахнуть тебя на выпускном. Ну, хоть и после очкарика.
– Исчезни отсюда!
Аня развернулась и пошла дальше. Поначалу она совсем не испугалась, а даже успокоилась, увидев хорошо знакомую рожу Морозова. Вид его был вполне привычен. Она изо дня в день видела его в классе, изо дня в день выслушивала его нудные приставания и высмеивала его никчемные попытки ухаживать за ней. Но теперь тяжелое дыхание Мишки начало ее настораживать. Его шаги никак не отставали, словно приклеились.
Вдруг Морозов схватил ее сзади за плечи и столкнул с дороги в темный провал. Каблук ушел в пустоту. Аня упала на колени, поняла, что испачкала платье о траву, и стукнула его по голове.
– Соображаешь, что делаешь?
На упитанного Морозова удар не произвел никакого впечатления. Он засопел и навалился на нее всем телом, не давая ей подняться.
– Эй, Мороз, прекрати! – она, все еще шутя, уперлась ему в грудь.
Но губы Морозова уже рвали ее рот дымным поцелуем. И вдруг она поняла, что он не шутит. И что она не справится с ним. Что – наоборот – сейчас он справится с ней. И это и будет началом ее самостоятельной жизни – без Герасимова.
Аню, еще пять минут назад хотевшую секса с Герасимовым, теперь парализовал ужас. Она закричала изо всех сил, но вышло не громко и не пронзительно, а хрипло и сдавленно.
– Не надо, Мишка! – она снова попыталась его оттолкнуть.
– Надо.
Он потянул ее платье вверх, оголяя ноги и сдирая с нее белье. Она снова закричала, и он залепил ей пощечину.
– Заткнись, Залетаева! Ты же меня хочешь, я знаю!
– Нет!
– Заткнись!
– Не-е-е-ет!
Морозов уже не замечал ее криков. Душный запах алкоголя упал на нее сверху и крепко прижал к грязной траве. Остановить его было невозможно. Она продолжала барахтаться и кричать, а он продолжал раздирать ее ноги в стороны.
И вдруг все прекратилось. Он поднялся и застегнул брюки.
– Вошел и кончил. Больше и не надо, – объявил довольно. – А вот это на память себе заберу, – поднял с земли ее трусики и сунул себе в карман.
Аня попыталась подняться и увидела, что ее ноги перепачканы кровью. Боли она не почувствовала, или болело все сразу: ударенная щека, искусанные губы, ноги. Сердце…
– Бревно ты, Залетаева! – прокомментировал Морозов. – Несексуальное бревно. Желаю, чтобы ты залетела от меня.
Повернулся и пошел прочь. Вокруг было по-прежнему пусто, темно и тихо. Минут через десять из-за облаков выскользнула луна, и Аня увидела, что сидит в траве у обочины дороги, что ее платье грязно, а по ногам продолжает течь кровь. Она поднялась, оправила платье и вернулась на то места, с которого ее столкнул в темноту Морозов.