Геополитические проекты Г.А. Потемкина - Страница 34

Второй документ под названием «Рассуждение одного российского патриота о бывших с татарами войнах и о способах, служащих к прекращению оных навсегда» был написан рукой секретаря и хранился в Тавельском архиве Василия Степановича Попова - начальника канцелярии Потемкина. Он посвящен тем мерам, которые петербургскому кабинету необходимо будет принять, уже после присоединения Крыма, для того чтобы привязать полуостров к империи. Светлейший князь предлагал «оставить там на вечное поселение для защиты… 20 000 пехоты и 10 000 конницы. Всех оставшихся в Крыму солдат и драгун, ежели можно, поженить, чтоб со временем их сыновья отцовские места заступили. Для населения Крыма природными российскими людьми, надлежит взять из государственных волостей и монастырских деревень в число рекрут на первый случай 10 000 человек хлебопашцев и поселить их в Крыму во удобных местах, но чтоб для них домы и все, [62] что нужное к тому, уже к приходу их готово было, и обучить оных хотя несколько ружьем владеть… И быть бы им навсегда военными государственными крестьянами… Живущим в Крыму татарам объявить, что которые из них пожелают быть в вечном российском подданстве, те могут остаться на прежних своих жилищах, а прочим дать на волю выехать вон из Крыма, и переселиться, куда кто пожелает… Спросить вольницу из донских казаков и из малороссиян, кто в Крыму жить пожелает… Дозволить селиться в Крыму прочим вольным христианам: грекам, армянам, валахам и булгарам… Крым назвать прежним его именем» . Этот документ в сжатом виде излагает всю дальнейшую программу Потемкина по заселению Тавриды и показывает, что основные черты будущей переселенческой политики были разработаны князем еще до присоединения Крыма.

Отправившись в Крым 15 сентября, Григорий Александрович подробно извещал императрицу обо всем, происходившем там. В разгар волнений в Крыму, когда мятежники остро нуждались в помощи Турции и прямое военное столкновение между нею и Россией казалось весьма вероятным, внимание Константинополя к делам бывшего вассала неожиданно ослабело. 19 сентября Екатерина писала Потемкину о страшном пожаре, произошедшем в турецкой столице. «Из Царяграда получила я от Булгакова вести, что весь город выгорел и горел 55 часов… - говорит она, - казармы янычарские, все судебные места и многие мечети выгорели; людей же тысяч до четырех сгорело, а несколько сот тысяч угорело; ожидали от сумятицы бунта… Чернь злится на нас и нас клеймит поджиганием города, и улемы вранья подкрепляют; в городе же в хлебе оказывается скудость, от мельниц и пекарен мало что осталось» . 1 сентября 1782 г. Я. И. Булгаков доносил из Константинополя: «Опасаются бунта. Султан боится дозволить вывозить лес в такое время, когда тысячные толпы спят на открытом воздухе, не имея ни домов, ни надежды оных к зиме построить за недостатком леса» .

Угроза волнений в столице заставила турецкое правительство не только отвлечь свое внимание от положения дел в Крыму, но и избегать возможных столкновений с Россией, чтобы еще больше не усугубить тяжелую внутриполитическую ситуацию. В письме 25 сентября Екатерина рассуждала об изменении поведения Порты. «Удивительнее всего, - говорит она, - что посреди сумятицы тамошней после пожара спешили уплачивать деньги, кои нам должны, и сие приписую трусости» . В цитировавшемся выше донесении Булгакова 1 сентября посол пишет: «Все меня уверяют, что здесь войны боятся и в одном только случае сумасшествие дойти может до сей крайности, а именно, ежели народ и чернь взбунтуется. Тогда султан рад будет всему свету войну объявить, лишь бы оставили его наслаждаться спокойною жизнью сераля. Ежели же его свергнут, молодой наследник, ничего не знающий и упоенный рассказами о величестве, богатстве и силе империи, которая, в самом деле, бедна, бессильна и уподлена, вовлечен будет во все то, что пожелает чернь или духовенство; а сии ничего не предвидят и, кроме фанатизма и зверского варварства, ничем не управляются. Разумные же люди, кои знают, что все расстроено и все вдруг вспыхнуть может… больше всего боятся, чтоб татары, бегущие из Крыма, толпою сюда не нахлынули» . О бегстве разбитых русскими войсками мятежников из Крыма в Анатолию сообщал Екатерине и светлейший князь, эту же информацию подтверждали и австрийские источники.

Находясь в Херсоне, Потемкин деятельно занимался осмотром и подготовкой укреплений. Его интересовал Очаков, как первый пункт возможного столкновения между Россией и Турцией. Французские инженеры, работавшие над перестройкой турецких крепостей, еще не успели к 1782 г. значительно укрепить главную черноморскую твердыню Порты. «Не блестящее описание состояния Очакова, которое ты из Кинбурна усмотрел, совершенно соответствует попечению той Империи об общем и частном добре, - писала Екатерина 30 сентября своему корреспонденту. - Как сему городишку нас подымать против молодого херсонского Колосса! С удовольствием планы нового укрепления Кинбурна приму и выполнение оных готова подкрепить всякими способами. Петр первый, принуждая натуру в Балтических своих заведениях и строениях, имел более препятствий, нежели мы в Херсоне; но буде бы он оных не завел, то мы б многих лишились способностей, кои употребили для самого Херсона».

Императрица была явно воодушевлена успехами строительства на юге и даже называла маленький, но быстро развивавшийся Херсон, «Колоссом» по сравнению со старым обветшавшим Очаковом. Ее вдохновляла мысль о продолжении дела, начатого еще Петром Великим. Даже мятежники, возглавляемые братьями хана, не слишком беспокоили Екатерину. «Батыр-Гирей и Арслан-Гирей исчезнут, яко воск от лица огня… от добрых твоих распоряжений», - писала она князю. Зато императрицу радовало стремление мирно кочующих татарских орд спастись от ужасов [63] гражданской войны под стенами русских крепостей. Именно такого настроения жителей Крыма добивался Потемкин, приказывая де Бальмену обходиться с населением «ласково». «Что татары подгоняют свой скот под наши крепости, смею сказать, что я первая была, которая сие видела с удовольствием и их к тому еще до войны поощряла, - писала Екатерина, - всегда предписанием ласкового обхождения и не препятствуя как в старину делывали». При всем воодушевлении императрица весьма настороженно относилась к утверждениям, будто разрыва с Турцией уже удалось избежать. «Здесь говорят, что турки до войны не допустят, - рассуждает она, - а я говорю: но это возможно. Кажется, по последним известиям, что носы осунулись у них; курьер сказывает, что по всей дороге нет ни единого города, ни единого замка, который бы не заперт был по причине внутренних конвульсий каждого из тех городов и замков» .

22 сентября Потемкин встречается с ханом Шагин-Гиреем и вручает ему личное послание императрицы, в котором Екатерина сообщала союзнику о решении ввести русские войска в Крым и восстановить его на престоле . Хан произвел на светлейшего князя впечатление напуганного и подавленного человека, казалось, что его участь предрешена, он был уже неволен в своих действиях. «Из писем твоих, друг мой сердечный, от 25 и 26-го числа, я усмотрела твое свидание с ханом и пустой его страх, - писала Екатерина 8 октября. - Пуганая ворона куста боится, татары об нас судят по тем правилам, по которым приобыкли судить о турецких распоряжениях, и для того нам подножием служат ныне» .