Геносказка - Страница 37

Постепенно пропало и желание думать. Мысли стекленели, двигались неохотно и вяло, звенели, задевая друг дружку. Гензель отнес бы это на счет действия генетических зелий, которые пил, но чувствовал, что все куда проще. Если дух сломлен, даже крепкое тело бесполезно. А дух его угасал, как чахленький костерок в чаще Железного леса. Еще трещали в его глубине веточки, еще вился дым, но жа́ра делалось меньше с каждой минутой, так что вскоре останется лишь горстка мелкой золы да проплешина в траве… Наверно, когда геноведьма наконец объявит, что пора отправляться в пасть, ему будет настолько плевать на все окружающее, что не потребуется даже усыплять его. Сам поплетется на смерть, как бездумный анэнцефал.

Но это было не так. Когда Гензель услышал ритмичные шлепки шагов, тело рефлекторно напряглось, по обновленным мышцам словно пропустили разряд тока. Эти шаги, негромкие, но приближающиеся, показались ему горном глашатая, последним звуком, что обыкновенно парит над площадью перед тем, как топор палача удовлетворенно хрястнет о деревянную колоду.

«Смерть идет, – подумал Гензель, чувствуя, как сползает с него толстое полотно апатии, как быстро и тревожно сокращается в груди сердце. – Но отчего же она не парализовала меня? Неужели совсем не боится?..»

– Братец!

У Гензеля даже в глазах потемнело – точно кто-то заехал по затылку тяжелой дубиной.

– Гретель! – воскликнул он, вскакивая. – Гретель! Ты ли это?

Она мало изменилась по сравнению с ним. Такая же хрупкая и бледная, разве что болезненная худоба стала не так заметна. А еще Гензелю показалось, что взгляд ее прозрачных глаз неуловимо изменился. Что-то появилось в нем, а что – он не мог сразу определить. То же самое, что смотреть на пробирку с абсолютно прозрачным раствором, гадая, какие вещества в нем растворены. В одном Гензель был уверен: это был взгляд его сестры. Может, немного более взрослый, чем он привык, но, без сомнения, ее собственный. Наверно, темное генетическое колдовство еще не успело изувечить ее душу.

Она была в новом сером платье, именно таком, как приличествует ученице, – скромном и однотонном, с треугольным воротником. Волосы, позабывшие цепкую хватку ветвей Железного леса, были заплетены в аккуратные белоснежные косы.

Он схватил ее за руку через решетку и тотчас испуганно выпустил – Гретель тихо вскрикнула от боли. Ну конечно, он и забыл, какие у него теперь лапищи – крендели из гвоздей крутить горазды…

– Извини! – сказал он торопливо. – Видишь, какой я неуклюжий…

Она протянула другую руку и крепко обняла его за голову. Он заметил, что от ее пальцев пахнет не так, как обычно, наверно, какими-то кислотами и препаратами. Она тоже кое-что заметила.

– Ты окреп, братец Гензель, – сказала она с радостью, отстранившись наконец от решетки и разглядывая его с головы до ног. – И выглядишь отлично. Ну прямо вылитый окторон какой-нибудь! Какие мышцы!

Он через силу ухмыльнулся:

– Только зубы вот прежние остались… Бывают разве октороны с такими зубищами?

– И не такие бывают, уж поверь. Ты, кажется, и ростом выше стал?

– Немного, может. Да, нагулял мяса, пока сидел здесь. Кормежка отменная… Скоро стану толстым, как наш священник из Церкви Человечества.

Она потрепала его по плечу, и он против воли рассмеялся. Одно только присутствие Гретель в его камере делало воздух чище и сытнее. А еще он машинально схватил ее за тонкую полупрозрачную кисть и убедился, что крошечный мизинец на месте.

– Как ты пробралась сюда? – спросил он, заметив, как искорки смеха в глазах Гретель медленно тают, точно она вдруг вспомнила о чем-то плохом и неприятном. – Она знает?..

Гретель помотала головой, косички запрыгали в разные стороны.

– Не знает. Она ушла, но скоро будет. Собирает разные травы на опушке леса. Вытягивает из них… разные… штуки. Мне она запретила сюда заходить. И дверь заперла.

– Дверь? Какую еще дверь?

– Мышечную перепонку, – легко пояснила она, – здесь все двери такие. И на каждой – генетический замок. Такая специальная штука… Ну, чувствует выделения кожи и распознает генокод. Я уже знаю, как эти штуки работают.

Ого. Кажется, сестрица не теряла даром времени – в отличие от него. Пока он строил бессмысленные планы, терзал себя предвкушением мести или валялся в апатии, десятилетняя сестра уже умудрилась стащить ключ!..

– И как ты отперла замки?

Вместо ответа она улыбнулась и показала ему левую руку. Присмотревшись, он заметил на ней тонкую и влажную резиновую перчатку.

– Пот. Он – катализатор для симпатических реакций внутри замка, – пояснила Гретель таким тоном, словно объясняла малышу, отчего дождь падает сверху вниз, а не наоборот. – Понимаешь, весь этот дом – живой. И им управляют нервы, как и нашими телами. Они тут вроде электропроводки. Мы ведь дергаемся, когда чувствуем боль, например. Или потеем, когда нам жарко. Мы делаем это бессознательно, не задумываясь. Вот и дом реагирует на отдельные раздражители определенным…

– К дьяволу его! – воскликнул Гензель в нетерпении. – У нас, кажется, мало времени, а? Ты ведь знаешь, что ведьма хочет сделать со мной?

– Знаю, – сказала она, маленький острый подбородок поник. – Она говорила. Потому-то я и пришла…

– Сбежим? – вскинулся он, хватаясь за решетку обеими руками. – Ты ведь об этом? Ну так давай! Открывай эту проклятую дверь, и побежали!

Гретель печально покачала головой:

– Извини, братец… Эту дверь я не могу открыть. Слишком сложный замок, рассчитанный на определенные ферменты ее тела. Я пока не могу открыть такой. Я учусь, но…

Вздох разочарования, который сам вырвался из его груди, походил на хрип прохудившегося старого меха.

Рано обрадовался, дуралей. Думал, девчонка вытащит тебя из-за решетки и дело в шляпе? Так просто решил отделаться от геноведьмы? Генетический дурак…

– Нам надо потянуть время, – решительно сказала Гретель. – Слушай внимательно. Она считает, что ты уже почти готов. Для… для разделки. Ты достаточно окреп, ткани восстановились.

– Как она может это знать? – искренне удивился он. – Я ее и видел-то только раз. Что же она, щупает меня, когда я сплю?

Гретель опять взглянула на него как на несмышленого городского дурачка-мула. Была бы это какая-то другая девчонка – он бы, пожалуй, щелкнул ее по лбу за такой взгляд. Ученица ты ведьмы или нет, а не задавайся! Но это была Гретель. Его сестрица, на которую невозможно было злиться.

– Твои собственные выделения, Гензель. Ты ведь… кхм… Ну…

Действительно, об этом-то он и не подумал. Слив в камере, который он ежедневно использовал для очистки организма.

– Я понял, – буркнул он. – Как будто у меня есть выбор!

– Особые рецепторы чувствуют химический состав всех жидкостей, что выходят из твоего тела. Ведьме не надо проверять тебя. Она и так знает, как ты себя чувствуешь.

– Ага. Понял. И, значит, она думает, что пришло время ужина? А я буду на нем главным блюдом?

Гретель отвела взгляд. И Гензель вдруг почувствовал, что его собственное беспокойство вовсе не так сильно, как ему казалось. Он совсем не думал о том, как ощущает это Гретель.

– Да, – тихо сказала его сестра. – Она думает, что ты уже… достаточно вкусный. Поэтому я пришла. Нам надо потянуть время. Хотя бы недельку. Я тогда обязательно что-нибудь придумаю, братец!

– Ну и как же мы потянем? – спросил он невесело. – Если ты сама говоришь, что мое тело и так меня выдает?

– Тело – это механизм, братец. – Гретель хитро улыбнулась ему. – А любой механизм можно обмануть. Этому и учит геномагия – как обманывать механизмы наших тел. Защитные, репродуктивные или прочие…

Это ему не понравилось. Механизмы… Тело – оно и есть тело. Руки, ноги, голова… Какие тут еще механизмы?

– Ну и кого ты собралась обманывать?

– Его. – Гретель ткнула пальцем в обвисший складчатый потолок. – Он большой, но иногда очень глупый. Я уже начала это понимать. Можно обмануть что угодно, если понять, как оно работает и из чего состоит. Я много училась… Иногда я почти понимаю. На, держи.