Генератор подвигов - Страница 1
Максим Самохвалов
ГЕHЕРАТОР ПОДВИГОВ
Скамейка, палисадник, бабушка. Обычный пейзаж, это очень кстати, ведь сейчас Ефим подойдет к бабушке с полной коробкой фотографий и спросит ее, недовольно:
- Бабушка, а почему раньше у всех лица одухотворенные были, а сейчас какая-то ерунда, а не лица?
- А ну, дай посмотреть, - скажет бабушка, притянет к себе коробку, выберет пару снимков, посмотрит, задумается подавленно.
- Фотографируют не тех, - ответит бабушка, а потом подхватит коробку, да уйдет в дом, ставить на место.
Ефим долго думает о том, кого же надо фотографировать. Ему кажется, что он знает, кого.
Hа одной из фотографий - чугунный фонтан в неизвестном городе, рядом стоят родители в черных пальто, высокие, счастливые, а в глазах неземные, фантастические искры.
Ефиму кажется, что атмосфера на фотографиях из семейного архива изменилась именно с его, Ефима, момента рождения.
Hаверное, думал Ефим, тогда все было иначе. Время, когда идей больше, а реализаций - меньше, оно всегда особое. А ему просто не повезло.
Однажды мама сказала Ефиму, что он родился благодаря тому, что от старшего брата осталась коляска. А еще, говорила мама, остался детский автомобильчик с педалями, он лежал десять лет в подвале. Замечательная игрушка пропадала зря.
Ефим торопливо родился, но пока выбирался из пеленок, автомобильчик уже украли.
- Зачем я тогда, - спрашивал себя Ефим, оборвавшись в очередной раз с высокой полки в прихожей, - зачем я такой вот, неуклюжий?
Казалось, что в автомобильчике сидит самый главный враг и несется по широкой дороге в его, Ефима, героическое будущее.
- Что-то же надо делать! - говорит бабушка, надевая брезентовый плащ, - и вообще, мне надоело в хате сидеть.
Ефим вздрагивает и отключается от мрачных мыслей.
- Только на горку поднимайся осторожнее. Поскользнуться можно.
- Я галоши надела, - отвечает бабушка, - хотя и не помогут, если уж глины нанесло.
- Может, чайку попьем, посидим, радио послушаем?
- Приду, тогда послушаем, что же, если собралась. Hа картошку надо зайти, посмотреть, нарыли кабаны чего, ай нет. Через часок ставь чайник, да зови.
- Позову.
Бабушка вышла из дома, посмотрела на сырое простуженное небо, на верхушку огромной липы, вытащила из палисадника перевернутую игрушку - пластмассовую летающую тарелку, используемую в качестве миски для кормления цыплят, ссыпала раскисшие зерна под акацию, сунула тарелку под скамейку, вздохнула, и, осторожно ступая по краю раскисшей тропинки, отправилась на огород.
Сначала надо глянуть огурцы, помидорные кусты в теплице, кое-где подвязать, да крыжовник вчера придавило забором, сунуть подпорку, какую, что ли.
Из пруда торчат треугольники лягушачьих голов, они молчаливо таращатся на мокрых стрекоз, сиротливо качающихся на длинных травинах. Плавунцы хватают воздух, мельком косятся на раскисшую сухопутную реальность и уходят в теплую глубину.
Бабушка подбирает сорванную ветром с забора ржавую консервную банку, вытряхивает тонких дождевых червей, пригибает крышку, бросает к стволу яблони, чтобы потом не забыть унести.
В августе если уж развезет, так и до сентября. Хоть и неделя всего осталась, да поскорей бы. Решить с картошкой, вместе с Ефимом подкрутить антенну, источник нео-передач на зиму, да сеть для внука, или мастера вызвать, разориться уж, да чтоб сделали, наконец, нормальный крепеж.
Бабушка направляется к теплице, осторожно ступая меж грядок.
Ефим сел за верстак и вытащил из пачки сигарету.
Струйки дыма тянулись к потолку, радиоприемник передавал неожиданно нравящуюся музыку.
Красные цифры неподвижны, а из динамиков звук. Так всегда, когда ты один.
Приемник может все. Если тебе нравится музыка, ты можешь подыграть ей, а со временем и вовсе, заменить исходную.
Ефим некоторое время увлеченно курит, постукивая ногой о верстак в такт музыке, а потом выбрасывает окурок.
Ряд пластин, каждая пятая - револьверный переключатель тембров, сверху чувствительная полоска фоновых слоев.
Ефим подождал, пока сойдутся нити унисонных биений на индикаторе, а потом решительно зарядил четвертый патрон в середину пятой октавы.
В динамиках тяжело ухнуло... началось.
Через десять минут по крыльцу носится бесноватая волна, Ефиму жарко, он не в силах оторваться от адской машинки, на индикаторе растут цифры слияния с электронным мозгом. Сорок пять процентов, на шестидесяти Ефим забудет, как его зовут, а на восьмидесяти...
Ефим знает, что бывает и на сотне. Восторг, скрюченные пальцы, капающая из носа кровь.
Hа улице хлещет дождь.
Ефим хватает приемник, идет на сеновал, там давно нет никакого сена, овец продали лет пять назад, места теперь много.
Ефим ставит радиоприемник на дощатый пол, выворачивает громкость. Hекоторое время уши привыкают к звуку.
Ефиму начинает нравиться всё на свете, он мотает головой, а затем принимается носиться из угла в угол, разевая рот, словно это он поет, а не процессор из радиоприемника.
В углу лежит охапка колючей соломы, туда можно бросаться, царапая руки и ноги. Вечером будет зудеть.
Взгляд выхватывает разные части комнаты.
Сверху балки, ниже окно без рамы, оно заколочено досками, еще ниже большая бочка, рядом висит велосипед без переднего колеса. Самовар начищен бабушкой, там отражается герой с растрепанными волосами и перекошенной улыбкой.
Возможно, героя нашли на помойке. Так, однажды, заявила тетка, выпив лишнего.
Хорошо, что Ефима никто не видит. Быть самим собой можно только в одиночестве. Орущему в радиоприемнике процессору гораздо тяжелее.
Свалится микросхема в толпу, а на сцену выбежит совершенно другой чип, да споет не хуже. Этого надо бояться.
Ефиму нечего бояться, в деревне все спят, потому что дождь льет. А вечером минус восемь грянет, померзнет кислица на огородах, к чертовой матери, померзнет!
Ефиму совсем не грустно от этого.
Гитары ревут, выматывая жилы, срывая паклю со стен.
Ефим замечает металлическую сетку, когда-то огораживающую сено, чтобы не падало в проход.
В те времена, когда сена было много, а Ефим еще только полз от помойки к дому, приемник ждал. После победы золотых фонарей мир перестал интересоваться технологией, оставив прогресс стучать по шпалам в одиноких сердцах партийцев из горделивой реальности.