Генеральная уборка - Страница 1
Цыганочка с выходом
Анна глянула на дисплей зазвонившего телефона: номер ей был совершенно незнаком. Тем не менее, нажала кнопку и спокойно откликнулась:
– Ал-ле…
Никто не ответил. Анна повторила:
– Ал-ле…
И еще раз:
– Ал-ле…
Она явственно слышала чье-то дыхание. Кто-то прижимал трубку к щеке, но ничего не говорил в ответ. Анна пожала плечами и положила телефон на стол: может номером ошиблись, а может, связь плохая и тогда еще раз перезвонят, скажут, чего хотят. Всякое бывает.
Подождала пару минут, но телефон больше не беспокоил. Подумала вслух:
– Значит, просто ошиблись, – и снова вернулась к своим мыслям. Ей было о чем серьезно подумать.
Анна сидела на кухне. Как раз перед звонком налила себе кофе. Его аромат приятно щекотал ноздри. Она подняла чашку со стола, сделала глоток, и еще один, настраиваясь, собираясь. Ей предстояло решить, с чего начать генеральную уборку. Конечно, в доме и так было достаточно чисто – Анна каждый день подметала, вытирала, пылесосила. Но ведь делала это по-быстрому, на скорую руку, чтобы и с другими хлопотами успеть разобраться. Пора было уже пройтись по всей квартире с чувством, с толком, с расстановкой. Подняла глаза на потолок: наверняка, там завелись какие-нибудь паутинки. Глянула по стенам – заигравшиеся дети могли чем-нибудь брызнуть, схватиться неосторожно грязными ладошками. Опустила взгляд на пол – муж наверняка забыл вытереть ноги перед входной дверью и притащил с улицы на обуви какое-нибудь мазутное пятно или кусок жевательной резинки. Потом вспомнила про антресоли в прихожей: их следует срочно разобрать. Хотя этот сентябрь и был удивительно солнечным, теплым, все же зима уже не за горами. Нужно достать теплые вещи, коньки, клюшки детей и забросить на их место летние забавы: ролики, бадминтон, рыболовные удочки, футбольный и волейбольный мячи…
День для «расчистки завалов» был весьма подходящ. Муж ушел на работу. Причем, поцеловав Анну, извинился:
– Дорогая, сегодня задержусь – отчет готовим. Не скучай…
Она спокойно развела руками: работа есть работа. Чмокнула в ответ:
– Не беспокойся. Хорошего дня!
– И тебе… – задумался он, формулируя, – успешно справиться с генеральной уборкой!
Следом за мужем убежали в школу и дочка с сыном:
– Мам, пока!
– Мам, пока!
– Не забудьте пообедать!
– Не… будем!… – донеслось уже с лестничной клетки.
Еще с вечера договорились, что дети после школы пойдут к пенсионирующей бабушке, которая живет в соседнем квартале, останутся у нее ночевать и появятся дома только завтра. Так что у Анны имелась в наличии масса времени, когда никто ее не будет отвлекать от важного дела. До возвращения мужа с работы она вполне может успеть и генеральную уборку закончить, и ужин приготовить.
Анна сделала еще глоток кофе и решила, что определенно начнет с антресолей. Решительно встала, но предпринять ничего не успела: новый звонок. Теперь уже в дверь. Вот этому-то Анна почти не удивилась: дети часто забывают что-нибудь дома и возвращаются с полдороги. Еще и соседка, с которой они дружески общаются, вполне может зайти за солью или какой-нибудь другой хозяйственной мелочью. На всякий случай глянула в дверной глазок и увидела не мужа, не детей и не соседку. На Анну смотрело совершенно незнакомое лицо. Смуглая кожа. Под широкими темными бровями – черные глаза, глядящие прямо в глазок. Крупные, что-то говорящие губы. Анна повернула голову и прислушалась. Увы, сквозь толстую, крепкую, обитую кожей дверь ничего не услышала. Снова посмотрела в глазок на движущиеся губы, на черные глаза и… сама не понимая почему, открыла дверь.
За порогом стояла цыганка. Длинная пестрая юбка, цветастый платок на черных волосах, спадающих на плечи. С губ цыганки срывался шепот.
Анна снова прислушалась, чтобы разобрать, понять, что нужно этой внезапной гостье. Та, не останавливаясь, все продолжала и продолжала шевелить губами. Сначала Анне показалось, что цыганка говорит на своем непонятном языке или вообще выплевывает из себя ничего не значащие звуки. Но постепенно стала распознавать среди тарабарщины отдельные, хорошо знакомые слова: …«золото», … «серебро», … «деньги»… Эти слова повторялись снова и снова:
– Золото… Серебро… Деньги… Золото… Серебро… Деньги…
Поняв, чего хочет от нее цыганка, Анна распахнула дверь шире, приглашая в дом. Гостья тихо проскользнула в прихожую, вошла в гостиную, остановилась посреди комнаты, осматриваясь. Ее взгляд пробежался по шкафам, серванту, трюмо с ящичками и шкатулками. Затем цыганка обернулась к догнавшей ее Анне. С губ гостьи слетали все те же неразборчивые звуки и три понятных слова:
– Золото… Серебро… Деньги… Золото… Серебро… Деньги…
Анна послушно кивнула и бросилась к трюмо. Достала из ящичка коробочку, в которой хранились небольшие золотые сережки с настоящими изумрудами. Это украшение досталось ей в наследство от матери, получившей его в свою очередь от своей матери. И Анна хотела подарить эти сережки дочери, когда той подойдет срок выйти замуж. Но теперь, не задумываясь, вытряхнула дорогие украшения на столик трюмо. Из шкатулочек выскребла несколько золотых и серебряных колечек, цепочек, брошек, браслетов. Достала ожерелье из настоящего крупного жемчуга с вставками желтого благородного металла – подарок мужа на десятилетие совместной жизни. Потом задумалась и сняла с безымянного пальца обручальное кольцо. Еще сбегала в детскую и принесла серебряное колечко, которое презентовала дочке на последний день рождения.
Снова задумалась и покачала головой:
– Больше в доме нет ни золота, ни серебра. – Посмотрела на продолжающую шевелить губами цыганку и всплеснула руками: – Деньги!
Они с мужем как раз решили купить новую стиральную машину, так что в шкафу под постельным бельем лежала приличная сумма. Анна выгребла купюры и аккуратно сложила их на трюмо рядом с золотом и серебром. Потом полезла в кошелек – вынула из него все до копеечки:
– Больше ничего нет.
Цыганка кивнула и сделала было шаг к трюмо. Но остановилась, услышав шум в прихожей: скрип двери, говор, топот. Через мгновение в гостиную ворвались трое рослых мужчин. Один из них – постарше – был в гражданском костюме, двое – помоложе – в форме и автоматами на плечах:
– Руки вверх! Полиция!
Анна послушно подняла руки. Гостья же не последовала ее примеру. Цыганка обвела ворвавшихся презрительным взглядом и снова громко зашептала. На этот раз с ее губ слетали какие-то другие слова. Анна не понимала их, но ворвавшимся, видимо, был ясен их смысл. Полицейские сначала замерли на месте, затем переглянулись и принялись шарить у себя по карманам, выкладывать на трюмо рядом с ценностями Анны свои деньги, ключи от машин, презервативы и даже служебные удостоверения. Потом стражи порядка даже вывернули карманы, показывая, что у них больше ничего нет.
Анне показалось, что на губах у цыганки появилось что-то вроде улыбки. Незваная гостья, продолжая что-то неразборчиво шептать, начала ритмично прихлопывать в ладони: раз, два, три…, раз, два, три…
Полицейские снова переглянулись. Тот, что постарше, расстегнул все пуговицы своего гражданского пиджака, плюнул на ладони, провел по редким светлым волосам и, резко присев, пошел вприсядку. Танцором он оказался никудышным, однако, очень старательно и с большим желанием выкидывал вперед то левую ногу, то правую, сотрясал своим приличным, рвущимся из-за брючного ремня животом. Двое с автоматами подбадривали, хлопая в ладоши вслед за цыганкой и нестройно напевая:
– «Барыня, барыня, сударыня-барыня!..»
Полицейский в гражданском и возрасте быстро запыхался и, когда не смог в очередной раз выбросить вперед ногу, схватился за колыхающийся живот и выпрямился:
– Не могу больше! Хоть убейте – не могу…
Переводя дыхание, он достал из кармана платок и принялся утирать пот со лба. Цыганка тем временем посмотрела на полицейского в форме и со звездочками на погонах. Тот, как будто получив приказ, отдал автомат товарищу без звездочек, но с полосками, подкрутил усики, зыркнул на Анну зеленым глазом и, широко раскинув руки, пустился в матросский танец. Видно было, что исполняет он его не впервые. Выходило у него и ладно, и складно, и дыхания хватало даже, чтобы подпевать себе в танце: