Генерал и его армия - Страница 9

Свой 70-летний юбилей 19 февраля 2001 года он предпочел не отмечать так, как было принято, в большом зале, полном друзей и не друзей, с хвалебными речами, торжественно и пафосно. Сбежал накануне в Германию. Перед отъездом я подарила ему большую пивную кружку с серебряной крышкой, на которой попросила выгравировать: «Я счастлива, что ты у меня есть. Дочка Марина. 19.02.01». Ему понравилось.

В день юбилея отец распил один бутылку вина и пошел что-то строгать в мастерской – так он мне рассказал по телефону. «Я прекрасно провел юбилей, чудесный получился день».

Как он остался один в болезни и страдании? Отец не хотел окончательно переезжать в Россию, предпочитал жить на два дома – полгода в Нидернхаузене, полгода в Переделкине, почему-то боялся, что не сможет вернуться в Германию. Для этих страхов были причины – отец много перенес от наших доблестных органов госбезопасности.

Когда он приезжал в Россию, я переезжала к нему, чтобы помогать в быту, чтобы не было так одиноко.

Через три года после смерти Наташи отец, очень стесняясь, сказал мне, что встретил женщину, с которой хотел бы жить вместе. В Германии он познакомился с ней, она помогала ему общаться с немецкими чиновниками – это для отца было невыносимо! Евгения Сабельникова. Актриса. Самая известная ее роль – Ирина в фильме «Старые стены». Моложе его на двадцать два года. Опять очень красивая.

Одна маленькая деталь – она была замужем за богатым австрийцем, с которым давно разъехалась, но не развелась. И не собиралась. Зачем? Тогда бы она потеряла приличное содержание. Но статус любовницы ее тоже не устраивал. Женя заставила моего атеиста-отца срочно принять крещение и с ней обвенчаться. Она сама, с ее слов, была очень верующим человеком, преданной прихожанкой церкви в Висбадене, соблюдающей все посты и предписания, пела в церковном хоре и исполняла обязанности церковного старосты в своем приходе. Зачем ей было нужно это венчание? Чтобы потом приезжать с ним в Москву, где он всем мог ее представить как законную жену. Мечтала сыграть в фильме по его книгам.

Я как-то спросила отца о его отношении к Богу, вере – он говорил, что верит в высшую справедливость, к существованию Бога относился со скепсисом, как многие из его поколения. Что мы хотим – родители уже были неверующими…

Все было неплохо, Женя приезжала с отцом в Россию, мы познакомились с ней и вполне дружески общались. В Германии они жили каждый у себя, на расстоянии тридцати километров, и ездили друг к другу в гости. Иногда на несколько дней он переезжал к ней, в ее дом, потом возвращался в свою большую одинокую квартиру. Эдакий гостевой брак.

Устраивало ли его такое положение дел? Думаю, что нет – ему хотелось настоящего уюта, женской заботы и внимания. А тут было больше развлечения, походов по злачным местам, знакомств с нужными людьми, особенно в Москве. Приятная игра без особых обязательств. Эти отношения продолжались около двух лет, пока он не заболел. Заболел смертельно – в Германии ему подробно объяснили стадию его болезни, назвали диагноз со всеми подробностями, предложили операцию, взяв подписку о том, что он предупрежден о риске, рассказали о сроке, который ему остался. Прооперировали. И оставили жить с этим знанием.

Женя честно отсидела при нем пять недель, навещая его в больнице, выхаживала после операции, взяв на время к себе домой, а потом позвонила мне и сказала, что очень устала. И отправила весной 2002 года ко мне в Россию.

Отец приехал измученным, слабым, почти потерявшим интерес к жизни, стал выпивать понемногу каждый день, все говорил: «Вот еще один из моего поколения ушел в небытие. Все кучнее падают бомбы». Спасал огородик.

Я убедила его пить бефунгин – вытяжку из чаги, которая когда-то спасла Александра Исаевича Солженицына, о ней он писал в «Раковом корпусе», – так хотелось надеяться, что удастся спасти ею и отца!

Женя приехала на один день, а потом перебралась к родителям, ничего ему толком не объяснив. А потом снова вернулась в Германию. Я случайно обнаружила правду. Открыла шкаф-купе и не увидела ни одного ее платья. Рассказала отцу. Он, совершенно потрясенный, позвонил ей. Она лепетала что-то несуразно-жалкое по телефону: «Ты так изменился за последнее время. Я решила расстаться с тобой сейчас, чтобы осталась память о наших красивых отношениях, не хочется портить их твоим пьянством и мрачностью». Это не добавило, конечно, ему сил. В начале осени 2002 года у меня родилась дочка, я уехала к мужу, а отец вернулся в Германию. Мы перезванивались, я послала ему фотографию его внучки, которую он так и не увидел вживую. Он собирался к нам приехать – и не доехал…

Гарик Суперфин, его знакомый, а впоследствии хранитель отцовского архива в Бремене (там многие сокровища, в том числе письма Сергея Довлатова), рассказал мне о его последних днях. Отец ослабел, исхудал до неузнаваемости, еле передвигал ноги, не мог уже готовить себе еду. Гарик говорил: «Чертовы бабы – неужели нельзя мужику сварить хотя бы кастрюлю супа!»

За неделю до его смерти, 19 октября 2003 года, Женя испугалась, сказала, что увидела его во сне. Раскаялась? Приехала и нашла отца без сознания на пороге квартиры. Перевезла в больницу, где он тихо скончался. На похоронах в Москве, куда она привезла его тело, в церкви стояла вместе с певчими и пела. А потом пела вместе с батюшкой у разверстой могилы. Говорила, что перед смертью просила у него прощения, и он ее простил с легким сердцем.

Может и простил – отец вообще как-то очень по-мужски, по-рыцарски относился к женщинам. Однажды он мне сказал дома в Нидернхаузене, когда я рвалась встать пораньше, чтобы прибраться и приготовить обед: «Зачем ты так рано встаешь? Женщина должна понежиться, помечтать, побаловать себя. Ташенька всегда нежилась до одиннадцати, а я любил вставать в шесть утра и работать».

Надеюсь, что там, на небесах, он встретился со своей Ташечкой и счастлив. И много работает.

В Переделкине отца несколько раз навещала бывшая соседка по Малой Филевской, тетя Таня, как он ее называл. Во время его приезда в 1995 году она тоже навещала его вместе с Наташей. Татьяна была женой известного писателя, дети разъехались, она нашла прибежище в церкви, – вот кто был истинно верующим человеком. Я не сразу смогла поставить отцу памятник, приезжала несколько раз в год на могилу, и каждый раз тихо радовалась – спасибо тете Тане – могила была всегда прибранной, почти без сорняков. Теперь есть памятник, и тетя Таня, как может, следит за ним. Низкий ей поклон!

Судьба отпустила нам с отцом пробыть вместе всего десять лет, вместивших в себя одно путешествие в Европу. И несколько лет приездов его в Москву. И долгих телефонных разговоров из Нидернхаузена. И замечательных дней в Переделкине. И знакомств моих со многими людьми, знавшими и любившими его. Так что я не ропщу. Я помню своего отца. Моего Георгия Владимова.

Вот он появляется из мглы дождя и проносится, лопоча покрышками, по истерзанному асфальту – «виллис», «король дорог», колесница нашей Победы. Хлопает на ветру закиданный грязью брезент, мечутся щетки по стеклу, размазывая полупрозрачные секторы, взвихренная слякоть летит за ним, как шлейф, и оседает с шипением.