Ген поиска (СИ) - Страница 68

— И ошиблись, это можно уже сказать точно, — равнодушно бросил Сарыкбаев. — Дураки ваши сарелийцы. Оборотневый генный комплекс не идентичен гену подчинения. Наоборот, ген подчинения — один изолированный ген, который, будучи выделен, дает вот такой вот эффект. Потомству передастся либо весь комплекс оборотня сразу, и тогда особь будет оборотнем… Либо ему передастся только ген подчинения в одиночку, и тогда особь будет представителем того же вида генмода — я так понимаю, имеются в виду генмоды-волки или собаки — с рецессивным, неактивным геном подчинения. По-другому быть не может.

Анна ахнула и прикрыла рот рукой.

— Почему вас так удивляет эта простая генетическая закономерность? — поинтересовался Сарыкбаев. — Вы боялись, что кто-то начнет разводить послушных булавкам оборотней? Не бойтесь, Анна, — он проговорил это почти покровительственно, — этой напасти нам ожидать не придется. Вот игры с геномами животных для выведения менее разумных и более покорных генмодов, вроде тех осьминогов… — Сарыкбаев вздохнул. — Вот это, к сожалению, вполне реальная опасность. Мурчалов, вы мне, между прочим, обещали помочь с продвижением моей докладной записки в Городском собрании… и что?

Я заверил Сарыкбаева, что работаю над этим. Потом рассыпался в благодарностях за экскурсию и потраченное время, еще раз восхитился сделанным им прорывом, и решительно увел почти окаменевшую Анну из лаборатории. Для этого, правда, пришлось подергать ее за юбку.

В коридоре она уселась прямо на широкий подоконник. Очевидно, сил спуститься вниз у нее не осталось.

— Я правда сама придумываю себе препятствия, да? — спросила она несчастным тоном.

— Видимо, так, — я попытался сказать это как можно мягче, хотя, признаться, был раздражен такой медленной реакцией и отсутствием радости с облегчением на ее лице. Воистину, молодежь не ценит старания и заботу о себе! — Вы просто боитесь быть счастливой, Анна. И вас можно понять. После всего, что вы пережили, даже если не все помните, это неудивительно. Но между вами и этим нахальным молодым волком и в самом деле не стоит никаких преград… кроме тех, что обусловлены вашей погруженностью в искусство и его погруженностью в науку. Однако, смею надеяться, и то и другое вы можете преодолеть.

Анна прерывисто вздохнула и вытерла глаза перчаткой.

За окном солнце светило почти по-весеннему, бросая теплые золотые квадраты на пол с дешевым паркетом. А вот тринадцать лет назад день был пасмурным…

— Пойдемте, отвезете меня домой, — велел я, чтобы эти всхлипывания не прекратились в полноценный плач. — Мне уже давно пора вздремнуть после обеда! Который — я имею в виду, обед — Антонина уже наверняка приготовила. И будет очень рада вашему аппетиту.

Как и следовало ожидать, слезы высохли почти тут же. Приятно, что ни говори, работать с молодыми здоровыми людьми!

Казалось бы, за несколько лет работы частным сыщиком я должен был привыкнуть проходить туда или сюда по фальшивым удостоверениям и вовсе без оных. Должен был, да вот — не привык. Во-первых, как-то не довелось мне прежде пользоваться документами родных, а во-вторых, во время наших с Бонд совместных дел необходимость во всякого рода скрытном проникновении возникала редко.

Ну что ж, мрачно сказал я себе, накидывая шнурок матушкиного удостоверения на шею, ты ведь хотел заниматься более интересными делами? Сам придумал, никто тебя не заставлял!

Стащить пропуск оказалось легко. Я просто зашел к матери в комнату — благо ни ее, ни горничной Алины дома не было — и залез в верхний ящик комода, где, как я знал, она хранила деньги и документы. Чувствовал я себя при этом препаршиво, однако наполовину надеялся, что никакого удостоверения там не будет.

Увы — удостоверение лежало сверху, и мамино лицо на нем казалось почти издевательски самодовольным.

После этого ничего не оставалось, как вместе с моими товарищами по расследованию вернуться к лаборатории и приступить к выполнению моего плана.

Однако, надев удостоверение на шею и приблизившись к охраннику, я неожиданно ощутил, что дрожу до кончика хвоста. Да что ты будешь делать!

— А, Мария Васильевна! — поприветствовал меня охранник. — Доброго вам здоровьичка!

С одной стороны, я испытал облегчение, что все идет по плану. С другой стороны, мне вдруг стало обидно. Неужели я настолько немужественно выгляжу?.. Определенно, все дело в отсутствии кисточек на ушах! Они сразу меняют пропорции лица, придают ему благородство, напоминают о родстве с крупными дикими кошками…

Подавив эти сожаления, я постарался скопировать манеру матери: благосклонно наклонил голову и мурлыкнул. Мое счастье, что, в отличие от меня, она не считает чисто кошачьи звуки вульгарными и пользуется ими по поводу и без, стремясь обходиться минимумом слов.

Получилось! Охранник только кивнул, нагнулся ко мне, чтобы осмотреть удостоверение — и пропустил!

Далее начались сложности.

Хотя нам и удалось без проблем найти корпус по дорожке, проложенной крысами на карте, этаж они не указали. К счастью, в узком и темноватом вестибюле обнаружилась плашка с перечнем арендованных лабораторий. На уровне глаз генмодов она не дублировалась, но к ней специально вела подставка в виде миниатюрных ступеней, которой я с благодарностью воспользовался.

Лишь уже рассматривая список, я сообразил, что кто-то мог увидеть «Марию Васильевну» и удивиться, что она ищет на этом указателе, когда вообще-то приходит сюда часто и должна все знать… Но обошлось: холл был пуст, и никто мною не заинтересовался.

Из таблицы я почерпнул, что на первом этаже арендовали помещения две гимназии — ну надо же! Я и не знал, что в нашем городе есть учебные заведения, где настолько ратуют за науку. Второй этаж целиком был занят сельскохозяйственной компанией «Тучные земли» — вряд ли это то, чем занималась моя мать. Зато на третьем этаже неожиданно образовался какой-то кабинет профессора Функе и частная лаборатория А. Т. и М. Н. Серебряковых. И то, и другое показалось мне многообещающим. Значит, третий этаж!

К счастью, ни в коридоре, ни на лестнице мне никто не встретился.

Кабинет «профессора Функе» я забраковал сразу: он был первым по коридору, и из-за двери так несло сивухой, что род занятий этого сомнительного профессора не оставлял ни малейших сомнений. Сомнения вызывало только то, как он сумел закрепиться в столь уважаемом учебном и научном заведении, как Медицинская академия, но в нашем городе можно столкнуться еще и не с теми контрастами.

А вот лаборатория неизвестных мне тогда Серебряковых тянулась на весь остальной этаж и занимала несколько помещений. Ни на одной из дверей не было подписей, кроме фамилий и инициалов арендаторов.

Тихий коридор пустовал. Пока я раздумывал, как мне пробраться в лабораторию, случился подарок судьбы: одна из дверей отворилась, и в коридор вышла высокая плотная женщина, чьи начинавшие седеть волосы были затянуты в узел на затылке столь туго, что это наводило на мысль о военной форме. Таково было мое первое впечатление от Милены Норбертовны Серебряковой, впоследствии Златовской.

Не размышляя долго (хотя, может, и следовало бы), я шмыгнул в приоткрывшуюся дверь.

Случалось мне видеть рассуждения двуногих: мол, как это коты умудряются ходить сквозь стены? Богом клянусь, только что был в другом месте, и вот, пожалуйста, уже тут как тут! Мистика, не иначе.

Смею заверить, ни за нами, генмодами, ни за нашими звериными предками не числится никаких эзотерических способностей. Винить следует исключительно людскую неспособность смотреть под ноги да рассеянное внимание. Серебрякова смотрела исключительно перед собой, вся поглощенная движением к своей следующей цели — по-видимому, зайти либо в соседнее отделение лаборатории, либо в ватерклозет, расположенный в конце коридора. Уделять внимание тому, что происходит под ногами, ей было недосуг.

Я же, хоть и не был тогда силен в шпионаже (ладно, что лукавить, я в нем и сейчас не силен) умудрился проскочить мимо ее ног, не задев их ни хвостом, ни шерстинкой.