Гелиогабал - Страница 13

И эту любовь Гелиогабал возвращает ей с лихвой, как признает античный историк Лампридий, который доходит в своем описании до констатации того, что Гелиогабал — хороший сын, но дает понять, что в любви Гелиогабала к своей матери есть кровосмесительный оттенок и причиной обращения Гелиогабала к гомосексуализму послужила его мать, Юлия Соэмия.

«Он был настолько предан Соэмиамире, своей матери, — говорит Лампридий, — что не предпринимал никаких государственных дел без ее совета, в то время как она, словно куртизанка, предавалась во дворце всевозможным бесчинствам. Были известны ее отношения с Антонином Каракаллой, которые и дали впоследствии основания сомневаться в происхождении Вария, или Гелиогабала. И отсюда даже исходит слух, что имя Варий (разнообразный, различный) было дано ему его однокашниками, поскольку он родился у куртизанки, и, следовательно, от смешения разных кровей».

В любовных приключениях, в легкости и, можно сказать, в сексуальной слабости Юлии Соэмии, в этом разнообразном смешении семени, присутствуют, тем не менее, воля и порядок. Имеется даже определенное единство, нечто вроде таинственной, мистической логики, которая не обходится без жестокости.

Жестокости, направленной, прежде всего, против нее самой:

«Меса, женщина чрезмерно амбициозная и решившая скорее рискнуть всем, нежели остаться в тени частной жизни, с того момента, как ей сообщили о расположении солдат к Гелиогабалу, поставила себе целью воспользоваться этим. Она начала распространять слухи, что юный Гелиогабал не просто родственник, но сын Каракаллы; и, не страшась, что этим она опозорит свою дочь, утверждала, что Каракалла любил Соэмию, и та снисходила ко всем его любезностям. И это произвело сильное впечатление на солдат»[87].

Далекая от того, чтобы протестовать, Соэмия делается соучастницей своей матери, она становится ее союзницей в разоблачении собственного адюльтера. Она гордится тем, что для любой другой женщины стало бы доказательством ее бесчестия. Она отстаивает это бесчестие, этот позор: да, она любила Каракаллу, да, она отдалась Каракалле. Она кричит об этом повсюду и уточняет дату. И она готова предоставить любые подтверждения. Это произошло в 203 году, в Риме, когда она еще не овдовела, во дворце Каракаллы, в личных покоях Каракаллы. Да, этот воин овладел ею: он действительно отец Гелиогабала.

И для солдат, что стояли лагерем в Эмесе и боготворили Каракаллу, Гелиогабал — как раз тот император, который им нужен, он — наследник бога-всадника. Он действительно сын воина.

Этого воина показывают солдатам. В то время, как Соэмия подтверждает его происхождение, доказывает его высокое рождение, Юлия Мэса преподносит его солдатам как мумию, как реликвию, подобно тому, как в Сен-Мари-де-ля-Мер[88] в Провансе предлагают собравшимся цыганам сохранившуюся руку Марии Египетской или головы двух других Марий.

Вокруг храма Эмесы происходят какие-то таинственные перемещения. Юлия Мэса разгорячила умы. Подвалы храма набиты настоящим золотом, римским золотом, привезенным Домной в Антиохию и перевезенным Мэсой из крошечного Антиохийского храма, — золотом, которое угасло затем, в конце своего долгого пути, в изолированном на своем холме храме Эмесы, который с утра до вечера переполнен криками и музыкой и порой озаряется, словно светом горящих угольков.

Подземный круговорот, который день и ночь насыщал жадность великого солнечного бога, кажется, направился к свету и теперь вышел наружу.

Маневры отрядов, находящихся под командованием Макрина, отвлекают внимание от этой необычной суеты, чтобы не пробудить беспокойство временщика.

Обозы с золотом, не переставая, продолжают стекаться в храм в сопровождении странной публики.

В этой толпе выделяется мужчина большого роста, хмурый, с мускулистыми бедрами, в сияющих нагрудных украшениях, который ниже пояса отмечен свежим, совсем недавним знаком жестокости, совершенной Юлией Соэмией.

Это Ганнис, любовник Юлии Соэмии и воспитатель Гелиогабала, только что подвергнутый ритуальной кастрации. Под бронзовой кожей его лица проступает мраморная бледность, вызванная большой потерей крови.

Ганнис — набожный человек, один из посвященных солнечного жречества; быть любовником матери солнечного бога для такого посвященного — большая честь. Но для Соэмии это просчитанная жестокость — заставить его отсечь себе член. В этом поступке видна не только ревность, но желание оставить в сознании Ганниса неизгладимый след.

Кроме того, Ганнис — воспитатель Гелиогабала. Соэмия почуяла в нем тонкую, хитроумную натуру, практичный и проницательный ум, который проявится, когда это будет необходимо, и послужит им — ей и ее сыну — в обстоятельствах, которые уже готовятся и для которых понадобится настоящий мужчина, настоящий в смысле головы, мужского разума, даже если у него больше нет мужских признаков. Он понадобится, чтобы защитить интересы Элагабала, эректильного Конуса, которого символизировал этот подросток.

У Ганниса, серьезного и умного, есть двойник, второй евнух, который тоже пользовался милостями Юлии Соэмии и также заплатил за это потерей члена. Этот второй евнух, Евтихий — слабосильный паяц, натура аморфная, податливая, с обликом самой гнусной, отталкивающей женственности. Он необходим Ганнису, как Санчо Панса необходим Дон Кихоту, или как Сганарель необходим Дон Жуану. И можно сказать, что Юлия Соэмия отдалась ему из соображений равновесия; и еще потому, что она почувствовала непостоянство и изменчивость спазматической, скользкой и ненадежной природы разума Гелиогабала, которому необходимо было иметь при себе, в качестве противовеса серьезному Ганнису, нечто вроде официального шута.

В любовной логике Юлии Соэмии, в ее всепоглощающем и внимательном материнстве ясно обнаруживаются все эти черты, этот свет предусмотрительности, который продумал все, до самых малейших действий.

И дальше мы увидим, что логика ее не обманула.

У любовных приключений Юлии Соэмии всегда была некая подоплека, и этой подоплекой в данный момент было успешное осуществление заговора.

В этом заговоре принимают участие два противоположных полюса ее сексуальной многосторонности:

ПРОНИЦАТЕЛЬНЫЙ ГАННИС, ГРОТЕСКНЫЙ ЕВТИХИЙ

— участники тайного перемещения золота Юлии Мэсы и ежедневных появлений Гелиогабала на ступенях храма, перед которыми, внизу, сталкиваются в непрекращающемся галопе отряды скифских всадников и македонских наемников.

Каждый день Элагабал поднимается в храм. Надевает солнечную тиару, украшенную рогом овна. Появляется, буквально задавленный амулетами, яркими каменьями, драгоценными эмалями. Все это горит и сверкает, как пылающие угли костра. Это красиво, красиво той красотой, что сбивает с толку сердца варваров, никогда не видевших сверкающего царя, статую в человеческом обличье, которая разбрасывает вокруг себя огни и при этом не разрушается, не гаснет.

Мэса, которая знала, каким образом следует подогревать эти восторги, велит, не считая, раздавать солнечное золото, но с приходом ночи она спускается в подвалы, расположенные этажами под храмом, чтобы присматривать за распределением слитков: она их помечает и складывает, словно какой-нибудь кладовщик или таможенник.

Всю свою жизнь Юлия Мэса демонстрировала кропотливую педантичную предусмотрительность, свой ум, который все предвидит и умеет подготовить события издалека.

Например, в одном из опубликованных писем, дошедших до нас, она бранит Гелиогабала за то, что тот неумеренно тратит деньги, и объясняет ему, что необходимо беречь семейное богатство, поскольку эти деньги собраны для славы Бассианов, а не лично для него.

В данный момент самое неотложное дело — снова завоевать трон, потеря которого стала причиной самоубийства Юлии Домны[89], и изгнать с него этого паразита, этого грязного мужлана Макрина, который стал властителем Рима с помощью убийства. Он обосновался там, пролив кровь, и его прогонят оттуда тоже ценой крови и, если потребуется, ценой войны; мелкие тайные убийства не, годятся для Юлии Мэсы. Она отважно интригует, знает толк в тайной и медленной подрывной работе, в подведении мин, в кознях и заговорах исподтишка. Но надо, что-бы эти действия служили ей, приводили к чему-нибудь значительному. Так как тот, кто ставит мину, знает, что все закончится огнем, большим солнечным взрывом! средь бела дня, и огромные внутренние разрушения уничтожат все следы подземных работ.