Гелиогабал - Страница 1

Многочисленные авторы на протяжении многих веков описывали бесчинства, зверства и безумства римских императоров. В двадцатом столетии это навязчивое увлечение (ныне разделяемое и кинорежиссерами) обострялось в периоды глубоких потрясений и социального распада: в 1910-х в Германии, в 1930-х во Франции, в 1960-х в Японии. Грандиозное злоупотребление колоссальной властью, всепоглощающее желание достичь сексуального экстаза и забвения, насилие, пытки и деспотическое истребление целых народов остаются не менее живыми и насущными проблемами и в наши дни. Фигура одного из императоров, бога-подростка Гелиогабала (а также безумца Калигулы и матереубийцы Нерона), с его недолговечным и раздираемым противоречиями царством золота, крови, спермы и экскрементов глубже всего связана с современными маниями, тревогами и желаниями. Четырехлетнее правление Гелиогабала, убитого в восемнадцать лет, сопровождалось инцестом, содомией, дебошами и анархическим осмеянием государственной власти. Яркая биография Гелиогабала, написанная Антоненом Арто, самым точным образом соотносит бесчинства Гелиогабала, опирающиеся на его верования, с потрясениями, сокрушающими современные империи, современные народы и современные взгляды.

Антонен Арто более всего известен как легендарный основатель Театра жестокости, выдающегося проекта, полностью изменившего природу театра и перформанса, а также как диссидентский поэт-сюрреалист и кинорежиссер, который без труда перевоображал и перебредил Андре Бретона, за что и был изгнан из сюрреалистической группы. В 1933-м году издатель Робер Деноэль (впоследствии убитый) предложил Арто написать биографию Гелиогабала. Фигура этого императора была в высшей степени значимой для Франции 30-х годов, когда моральные системы страны распадались в преддверии войны и нацистской оккупации (во время оккупации Жан Жене напишет пьесу о Гелиогабале, а затем уничтожит ее). Арто несколько месяцев собирал материалы для книги в Национальной библиотеке в Париже, изучал древние эзотерические и астрологические тексты и работы по римской истории. Книга, которую Арто диктовал по своим заметкам, преимущественно импровизируя, отражает его собственные интересы наравне с теми, которые были свойственны Гелиогабалу. Подчеркивая свое желание повлиять на чувства читателей, Арто демонстрировал неприязнь к исторической достоверности: «Я написал эту «Жизнь Гелиогабала» так, как я проговорил бы ее, словно пересказывая. Я также написал ее, чтобы помочь читателям слегка разучиться истории, но в то же время уловить ее нить. Арто говорил о своей глубокой завороженности Гелиогабалом, подчеркивая, что «в центральной фигуре изобразил себя». Писательница Анаис Нин, его подруга в тот период, описывала бешеный темперамент Арто, без устали воспроизводившего жизнь Гелиогабала: «Арто сидел в кафе «Куполь», бормотал стихи, говорил о магии: «Я — Гелиогабал, безумный римский император», потому что он становился всем, о чем писал. В такси он откинул волосы с разъяренного лица. Прелесть лета не занимала его. Он встал, вытянул руки, указывая на людные улицы: «Вскоре наступит революция. Все это будет уничтожено. Мир должен быть уничтожен…» Благодаря новому переводу революционного шедевра Арто, точная сила его апокалиптической ярости становится еще более действенной и пророческой.

Стивен Барбер

Если вокруг тела Гелиогабала, покойника без могилы, зарезанного охраной в отхожем месте собственного дворца, кружился мощный поток крови и экскрементов, то вокруг его колыбели кружился мощный поток спермы. Гелиогабал родился в то время, когда все спали со всеми, и не суждено узнать, где и кем на самом деле была оплодотворена его мать. Для него, как для любого сирийского принца, наследование определялось матерями[4], — а что касается самих матерей, то вокруг этого новорожденного сына кучера собралась целая плеяда Юлий, и, независимо от того, удалось ли им подняться на трон или нет, все эти Юлии были высокородными шлюхами.

Их родитель, положивший начало женскому источнику целой реки грязного разврата и гнусностей, был, по всей видимости, простым возницей, прежде чем стал жрецом; без этого невозможно понять неистовство, с которым Гелиогабал стал отдаваться кучерам, как только оказался на троне.

Как бы то ни было, поднимаясь по женской линии к корням Гелиогабала, История неминуемо разбивается о слабоумный голый череп, о повозку и бороду, которые ассоциируются у нас с образом старого Бассиана.

То, что эта мумия служила культу, еще не послужило причиной для приговора самому культу — его свели на нет глупые и разнузданные обряды современников Юлий и Бассиана, а также Сирия, породившая Гелиогабала.

Но надо было видеть, как этот сведенный к остову жестов уже мертвый культ, которому служил Бассиан, оживает при появлении Гелиогабала — ребенка на ступенях храма в Эмесе[5], как обновляется он под влиянием верований, вновь обретает энергию насыщенного золота, яркого и мягкого света, и вновь становится удивительно действенным.

Короче говоря, этот предок Бассиан, опираясь на кровать, как на костыли, производит с какой-то случайной женщиной двух дочерей, которых назвали Юлия Домна и Юлия Мэса. Он их производит, и они ему удаются. Они красивы. Красивы и готовы исполнить свои двойные роли — императриц и шлюх.

С кем сотворил он этих девиц? История об этом умалчивает. И мы допускаем, что это абсолютно неважно, хотя нас неотступно преследуют четыре профиля на медальонах: Юлия Домна, Юлия Мэса, Юлия Соэмия и Юлия Маммея. Ибо и Бассиан произвел двух дочерей, Юлию Домну и Юлию Мэсу, и Юлия Мэса родила двух дочерей: Юлию Соэмию и Юлию Маммею. И Юлия Мэса, со своим мужем Секстом Барием Марцеллом[6], — но, без сомнения, оплодотворенная Каракаллой[7] или Гетой[8](сыном Юлии Домны, своей сестры), или Гессием Марцианом, своим зятем, супругом Юлии Маммеи, или, возможно, Септимием Севером[9], своим двоюродным зятем, — производит на свет Бария Авита Бассиана[10], которого позднее будут называть Элагабалом, или сыном высочайших, двуличным Антонином, Сарданапалом и, наконец, Гелиогабалом — именем, которое, вероятно, является счастливым грамматическим искажением одного из самых высоких наименований солнца.

Из нашего далека можно увидеть слабоумного бонзу Бассиана в Эмесе, на берегах Оронта с обеими дочерьми, Юлией Домной и Юлией Мэсой. Это уже известная парочка, две девки, порожденные костылем с мужским членом на конце. Хотя их единственное предназначение — продлить сперму Бассиана, чтобы она достигла эякуляции отцеубийства; я говорю «отцеубийства», и сейчас будет понятно, почему они обе хорошо сложены и крепки; крепки — т. е. полны крови, плоти, костей и некоей жидкости, которая придает различные цветовые оттенки, струясь под верхним слоем кожи. Одна — крупная, припудренная свинцом, со знаком Сатурна на лбу — Юлия Домна — похожа на статую Несправедливости (Несправедливости, побеждающей судьбу); и другая — маленькая, худая, пылкая, вспыльчивая и неистовая, желтая, словно у нее больная печень. Первая, Юлия Домна — воплощение секса, которому не помешал бы разум; вторая — воплощение разума, не испытывающего недостатка в сексе.