Гедеон - Страница 104
— Гарри был геем, — вмешалась Аманда. Когда Элизабет резко обернулась, вопросительно глядя на девушку, она с победной улыбкой добавила: — Он оставил нам крошечную зацепку. Коробку спичек. Оказалось, что она из гей-бара «Порт погрузки». Если бы начальство узнало об ориентации Вагнера, его бы вышвырнули из секретной службы. И вы его шантажировали.
На лицо Элизабет нельзя было смотреть равнодушно. В ее взгляде читалась такая сила, что Аманда отступила назад.
— Я стану президентом Соединенных Штатов! — с яростью прошипела Элизабет Адамсон. — Я рождена для этого!
— Элизабет, не говори ни слова! — приказал лорд Огмон строго.
Элизабет не обратила внимания на его слова. Ее глаза пылали, поведение стало властным и надменным.
— Если вы попробуете меня остановить, я буду биться с вами в суде. Через прессу. В любое время, где угодно. И я выиграю!
— Элизабет!
Со стороны Огмона это был приказ, громкий, не терпящий возражений, и Элизабет замолчала. И тогда он произнес, уже тише и спокойнее:
— Нет необходимости с ними сражаться.
Все взгляды устремились на Огмона. А тот не отрываясь смотрел только на Грэнвилла.
— Насколько богатым хотели бы вы стать, мистер Грэнвилл? В самых смелых мечтах? Потому что я могу сделать вас очень, очень богатым.
Какой-то миг Карл стоял, безучастно уставившись на Огмона. Когда наконец он заговорил, в его голосе звучало недоверие.
— И это все? После того что случилось, вы думаете, что все свелось к этому? К деньгам?
— Ну конечно! — ответил Огмон. — К чему же еще? — Он повернулся к Аманде. — Хотите руководить газетой? Только скажите какой. Если она еще не моя, я куплю ее для вас. — Затем он обратился к отцу Патрику: — Хотите собственную церковь? Или благотворительный фонд? Детскую больницу?
Следующей была мать Томаса Адамсона. Ей Огмон сказал:
— Нора, неужели вы хотите стать свидетелем того, как уничтожают наследие вашего сына? Только во имя дешевой, пошлой мести? Я могу прославить память о Томасе Адамсоне как никто другой. Я сделаю так, что он останется героем в памяти всех людей мира. — Огмон снова посмотрел на Карла. — Мои журналисты раздобудут совершенно новые факты, свидетельствующие о вашей невиновности. Через несколько дней у нас будет признание настоящих преступников.
— Каких преступников? — требовательно спросил Карл.
— Это не ваша забота. Я найду их. И уличу.
Лорд Огмон подошел к окну и посмотрел на высокие лилии, растущие в саду. Затем стремительно обернулся к Карлу.
— Ты доставил мне немало хлопот, сынок. Но я, как и Нора, готов пойти на уступки. Я разумный человек. Прими мое предложение. Для тебя оно очень выгодно. Считай, что это почти победа.
Карл долго молчал, затем наконец произнес:
— Вы в ответе за смерть четырнадцати человек. Люди — не одноразовые салфетки. Их нельзя использовать и выкидывать.
— А почему бы и нет? — заметил Огмон, пожав плечами. — Это развлечение, мой мальчик. Политика. Это и есть жизнь.
Карл пристально посмотрел на лорда, а тот продолжил:
— Примите предложение. Вам меня не достать. Слишком много людей и вещей находятся под моим контролем.
— Но если это так, — вмешалась Аманда, — зачем вообще что-либо предлагать?
— Так проще, — без колебаний ответил Огмон, — и слишком многое поставлено на карту. Я сейчас на грани действительно выдающегося достижения. Когда Элизабет придет к власти, то сделает то, от чего так упрямо и недальновидно оказывался ее муж, — отменит санкции по отношению к Китаю, введенные в связи с нарушением прав человека в этой стране. И тогда я смогу заключить сделку с китайским правительством о спутниковых телекоммуникациях, заработав на ней больше ста миллиардов долларов.
Лорд Огмон начал ходить перед окнами туда-сюда, все больше воодушевляясь от собственных слов.
— Вы можете хотя бы представить себе сумму в сто миллиардов долларов? Сомневаюсь. А поверите, если я скажу, что здесь даже не в деньгах дело? Вряд ли. Но правда в том, что в современном мире существует новая валюта, которая куда важнее денежных знаков, — информация. Тот, кто контролирует информационные потоки и решает, что будут знать люди, обладает настоящей властью. Я вот-вот стану самым могущественным человеком в истории. Под моим контролем будет то, что миллиарды людей смотрят, читают и думают. И поэтому я смогу руководить их поступками. Их правительствами. Я смогу контролировать всех. И поверьте, это не фантастика, а самая настоящая реальность. — Он остановился, взволнованно провел рукой по волосам и снова продолжил: — Ради всего этого я готов сделать вам предложение. И вы его примете.
Карл посмотрел на Аманду. Затем перевел взгляд на отца Патрика и Нору Адамсон.
— Не советую думать слишком долго, сынок, — сказал Огмон. — Вы проделали замечательную работу. Но в итоге у вас нет ничего, кроме догадок и предположений. Никто не поверит ни единому слову. Особенно из уст опасного преступника, находящегося в розыске.
— Наверное, так оно и есть, — признал Карл. — А вот результатам ДНК-теста поверят.
— Какого еще ДНК-теста? — медленно переспросил Огмон. — Теста чего?
— Останков, — произнесла Нора Адамсон хрипло, еще раз сделав знак отцу Патрику.
Когда он открыл дверь, в комнату вошла хрупкая древняя негритянка. У Элизабет перехватило дыхание, когда она увидела старуху. До этой минуты бывшая первая леди была уверена, что все получится. Что эти люди с радостью возьмут предложенное. Что они такие же алчные, как другие. Но она сразу узнала пожилую женщину, узнала по безупречно ровному темному родимому пятну вокруг левого глаза, похожему на клеймо.
Она поняла, что Одноглазая Мамочка несет в растрескавшемся, прогнившем деревянном ящике, поняла, что за бесценный груз скрывается под вытертым, полинялым одеяльцем голубого цвета.
Элизабет знала. Знание обрушилось на нее, словно жестокий удар. Она пошатнулась, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть. Закрыла глаза, пытаясь сохранить выдержку и самообладание. Убеждая себя, что мечта всей жизни не может просто так исчезнуть. Заставляя себя поверить в это, мысленно повторяя: «Ничего страшного. Я все равно одержу победу. Я — Элизабет Картрайт Адамсон, самая знаменитая и любимая женщина во всем мире. И не для того я зашла так далеко, чтобы меня остановили эти жалкие людишки. Мне столько пришлось сделать! И я уже близко. Совсем близко…»
Одноглазая Мамочка осторожно положила свою ношу на стол, неслышно бормоча молитвы. Затем открыла ящик. Все взгляды устремились на крошечный бесплотный скелетик внутри.
— Поздоровайся с моим малышом, Лиззи, — проговорила Нора сдавленным от волнения голосом. — Поздоровайся с бедняжкой Гедеоном.
— ДНК его останков совпадут с ДНК президента, — сообщила Аманда тихо, но спокойно, — и все поймут, что Гедеон — брат Томаса Адамсона. Сын Норы. Что вся история правдива от начала и до конца.
— Дешевая игра на публику, — пренебрежительно заметил Огмон. — К тому же никакого теста не будет. Через несколько часов Томаса Адамсона вместе со всеми его ДНК похоронят навсегда. Вы не сможете этому воспрепятствовать. Никто не сможет. А потом во всей стране не найдется ни одного судьи, который даст согласие на эксгумацию тела президента, опираясь на такие неубедительные доказательства.
— В Военно-морском госпитале в Бетесде хранят некоторое количество крови президента Адамсона, на случай экстренной необходимости, — сказала Аманда. — Так полагается для каждого действующего президента. И эта кровь до сих пор там.
Огмон посмотрел на Элизабет. Та встретила его взгляд и кивнула. С этим кивком она словно стала меньше, надежда покинула ее.
— Мы похороним Гедеона по-христиански, — сказала Одноглазая Мамочка Норе, — в освященной земле. И твое дитя наконец упокоится с миром.
— Да, — согласилась Нора, — и я тоже.
С этими словами Нора медленно встала. Она расстегнула верхнюю пуговицу блузки, и все увидели микрофон, спрятанный под воротником.