Где валяются поцелуи. Венеция - Страница 3
– Не бойтесь, она не кусается, – отозвался из темноты голос. Хозяин не спеша перебирал ногами вслед за четвероногим другом.
– Я тоже не кусаюсь, но зачем же об этом так орать?
– Она в наморднике, – не услышал ее слов владелец собаки.
– Лучше бы ей глушитель надели, – добавила еще тише Фортуна.
Дом был действительно пожилым и грузным, с лишним весом опыта и недомоганий. Шершавое мрачное лицо прошлого века, изъеденное окнами, лишний раз напоминало, что по ночам его мучила бессонница. А всякий раз, когда входили люди, он открывал рот, тяжело вздыхая и громко чмокая губами, провожал их в глубь себя, по широким бетонным лестницам, в свой внутренний мир, где теплилась жизнь. Он, как никто другой, знал, что жизнь – это цепь причин и следствий, которую надо постоянно смазывать любовью, чтобы не скрипела от обстоятельств. Гулкие шаги жильцов, как стук сердца, отдавались в его душе. Давление было ни к черту: то опускалось, то поднималось, как сейчас. Наконец лифт остановился на седьмом, и из него вышли мужчина и женщина.
– Вы всегда с собой на дело берете батон? – с интересом разглядывал Павел красивые руки своей неожиданной гостьи, принимая из них хлеб.
Фортуна, гармонично встроенная в кухню Икеи, промолчала. Под ножом у Павла затрещал багет. Полетели крошки. Вместе с хрустом раздался запах свежего хлеба. Звук только усиливал аромат, будто хотел взять на себя его функцию. Павел смотрел на Фортуну, она на него. Они могли так бог знает сколько времени: он не знал, что сказать, и она не знала, что слова уже не имеют значения. Губы ее улыбнулись и закусили бутерброд с колбасой, который успел приготовить Павел, потом они приняли фарфор и горячий чай.
– Так что вас толкнуло на дорогу разбоя? – достал он из шкафчика клубничное варенье.
– Как любая женщина я способна на глупости, но это не от недостатка ума, а от переизбытка чувств. Недавно я расчувствовалась так искренне, что чуть не впала в депрессию: оттого что жизнь, которая незаметно проходит, так коротка, а я многого еще не попробовала, что мир такой большой, но я много еще где не была, а свободы, оказывается, так мало, что я решила начать с преступления. Захотелось каким-то образом выбраться из каменного бытового мешка.
– Странный способ. Помогло?
– Как видите. Только не надо ехидничать. Не будь я настойчивей, так и просидели бы весь вечер в одиночестве. И не заметили бы меня, не заставь я вас обратить на себя внимание.
– Нет, женщин я всегда замечаю, но это не значит, что я подхожу к ним с просьбой вытряхнуть из меня кошелек. Хотя если рассуждать фигурально, часто именно так и бывает, – посмотрел пристально в глаза Фортуне Павел. – Так зачем вам столько свободы?
– Накопилось капризов.
– Например?
– Я давно не была в кино, – с любопытством разглядывала кухню Фортуна.
– Снимем.
– Я давно не была на море.
– Слетаем.
– Я давно не была сама собой… Только сегодня… – добавила Фортуна после небольшой паузы.
– Кажется, теперь понимаю, почему я раньше вас не заметил. – Павел подошел к окну и занавесил темноту. – Так куда вы хотели бы выбраться?
– Туда, где валяются поцелуи, – выловила осторожно янтарную клубничину в сиропе Фортуна и спрятала за губами. – Обожаю клубнику.
– Я знаю такое место. Более того, я завтра туда лечу. Хотите тоже?
– Я же уже сказала. Там их много? – умыкнула она еще одну из вазочки.
– Чего?
– Поцелуев.
– Да, полно.
– С вами придется целоваться?
– Нет, боже упаси.
– Тогда я точно не поеду, – облизнула ложку Фортуна.
– Я хотел сказать, там можно найти губы и повкуснее: Италия – страна любви. Я больше не встречал земли, где так сильно любят женщин. Мне только нужны данные вашего паспорта, чтобы я заказал билет.
– А остальные данные вас не интересуют? – высасывала из клубники сок Фортуна.
– Вы будете жить в отдельном номере, – сделал вид, что не услышал, Павел.
– Я думала, что чудес не бывает.
– Но волшебники случаются.
– Вы хотели сказать – фокусники?
– Хорошо, пусть будут. Иллюзионисты.
– Спасибо, я уже живу с одним… сплошные иллюзии.
– Чувствую, сегодня нас ожидает вечер откровений, – подлил еще чаю Павел.
– Я могла бы быть откровенной, но вы же не пьете.
– Хотите?
– Нет, я пошутила, чаю достаточно.
– Так вы замужем?
– Да.
– Мужу будете звонить?
– Он с сыном на рыбалке. Разве я уже дала согласие?
– Разве нет? – нарезал Павел кружочками еще немного колбасы и засунул себе в рот самый неудачный.
– Что-то во дворе вы не были таким напористым и деньги мне сразу выложили.
– Мне показалось, что мы там были ближе.
– В смысле?
– Вы общались со мною на «ты». Кроме того, у меня есть один недостаток: я не дерусь с женщинами.
– Да уж, достоинством это точно не назовешь. А что вы с ними делаете?
– Летаю. Например, завтра в Венецию снимать кино. На три дня.
– И много их будет, женщин?
– Женщин в кино много не бывает, если только это не кинотеатр.
– Я не очень люблю кино, – продолжала разглядывать кухню Фортуна.
– Что так?
– Не зовут.
– Как же? Вы просто не слышите.
– Со слухом у меня все в порядке.
– Нет, вы не слышите, как я вас зову, – отхлебнул чаю Павел и замер, уставившись на Фортуну.
– Кино, Венеция… с вашими козырями никакой игры. Павел, может, вы все же сядете, а то неудобно разговаривать.
– Любите игры? – добавил кипятка в заварник Павел и сел напротив.
– Только сексуальные, в них нет проигравших.
– Игры я вам не обещаю, но поцелуи точно будут. Пейте, чай остывает.
– Главное, чтобы вы не остыли, вдруг я соглашусь.
– А вы остры на язык.
– Вы же мне нож не дали.
– С меня хватило и пистолета. А пушка у вас откуда?
– Дедовский, наградной. Хотите взглянуть?
– Не знаю, я к оружию равнодушен. Пробуйте клубнику, может, она вам скрасит этот вечер, – пододвинул он варенье к ней еще ближе. – Откуда такая страсть к оружию?
– От беззащитности или от недостатка эмоций. Приходится выкручиваться. Зачастую именно чувство юмора позволяет покрыть недостаток всех остальных.
– Шутка была хорошая, если вы о грабеже, но мне почему-то было не смешно.
– Есть шутки замедленного действия. Потом как-нибудь она вас обязательно рассмешит. А у вас откуда такое равнодушие к оружию?
– По сравнению с вашими глазами это вообще не оружие, а кусок железа. Из всех мужских страстей, будь то оружие или машины, я предпочитаю женщин.
– И как вы их предпочитаете? – обменяла свою улыбку на комплимент Павла Фортуна.
– С клубничным вареньем, – достал из вазочки большую ягоду Павел и проглотил.
– Я давно уже не знакомилась с мужчинами.
– Не было времени?
– Скорее необходимости при живом-то муже.
– Вы его тоже убили?
– Нет еще, а почему тоже? – понесла ложку с вареньем ко рту Фортуна. Но одна тягучая капля медленно шмякнулась на скатерть.
– Ведь и меня вы могли прикончить.
– Вас нет. Смерть еще нужно заслужить, – стерла она пальцем сладкую слезу со скатерти и стала ее рассматривать.
– А он заслужил? – протянул ей Павел салфетку.
– Пожалуй.
– Чем?
– Не оправдал моих надежд.
– Каких надежд?
– Я хотела бы домик у моря с видом на настоящего мужчину.
– По-моему, вы только так говорите, на самом деле никуда вы не хотите, – напомнил ей Павел о своем предложении.
– Хочу. Хочу, чтобы вы мне рассказали, о чем будет фильм.
– Ты меня любишь?
– Еще бы.
– Не успеем, давай вечером, опаздываю на работу. – Она поцеловала губы, которые продолжали спать на моем лице, и стремительно выплыла из постели. Я приоткрыл глаза, но поздно. Взгляд мой остался без завтрака. Изящной фигуры Лучаны уже не было. О чем думает мужчина, когда остается без женщины? С одной стороны – облегчение. Но с другой… Другой нет. Да и нужна ли она, другая. Даже если с ней фантазия нарисует прекрасное будущее. Она ничем не будет отличаться от предыдущей: потеря времени, денег, достоинства. Необходимо научиться любить ту, что рядом. Мне повезло – я любил, и даже учиться мне не пришлось. Однако всякий раз, когда она уходила, меня не покидала навязчивая мысль: а если она уйдет навсегда?