Где валяются поцелуи - Страница 7
– Ты даже не представляешь, как мне неудобно. Будто обстоятельства стеснили меня и поставили в такую неудобную позу, из которой я не могу никак выйти, разве что из себя.
– Бедный твой муж, как можно было сделать столько ошибок в одном предложении?
– К счастью, он богат.
– Ты считаешь, экономика имеет какое-то отношение к счастью?
– Это он считает, а я трачу. И чем несчастнее женщина, тем больше хочется ей тратить.
– То есть, если женщина зачастила на шоппинг, значит, она глубоко несчастна?
– Да, однако виду не подает. И магазины отчасти в этом ей помогают до поры до времени.
– До какой поры?
– Когда наступает межсезонье и хочется прижаться к кому-то и спрятаться от навязчивых сквозняков депрессий.
– Герои вашего фильма мне показались куда счастливее нас, – глотнула новую порцию дыма Фортуна.
– Ну нет, история не настолько счастливая, как может показаться с первого взгляда.
– Да? Если говорить о моем взгляде, то Венеция – красивая жемчужина в оправе моря.
– Это для нас, потому что мы спешим туда, как на праздник. А для тех, кто там живет, это обычный город, в котором им суждено было вынырнуть на свет, чтобы впервые глотнуть воздух, потом молоко, кофе, дым, – показал Павел свою окурок и запустил его в темноту, – вино, губы…
– Выйти на свет, чтобы надеть маски, – не удержалась Фортуна и тоже запустила огарок в космос. – Я где-то читала, что жители Венеции носили их постоянно, меняя в зависимости от обстоятельств. Так как город был небольшой, маски позволяли флиртовать, гулять, изменять, жить в облике загадочных незнакомок и незнакомцев, – развернулась она с намерением вернуться обратно в комнату, в тепло.
– Перестань читать мысли, – продолжал Павел разглядывать звезды.
– Это мое хобби, когда нет под руками книги. Кстати, этому фильму наверняка тоже предшествовал какой-нибудь роман? – отвечала она уже из кухни.
– Да, есть книга, сейчас я тебе принесу, – прошел с балкона сквозь кухню Павел, оставив Фортуну одну, и утонул в коридоре.
Сначала она разглядывала обои, на которых золотые рыбки пытались подплыть друг к другу. Они улыбались, однако волею художника или судьбы, если у рыб таковая имеется, им не суждена была эта близость. Потом достала из сумочки зеркало, высмотрела там себя, полюбовалась и убрала его обратно. Этого ей показалось мало, какие-то непонятные инстинкты заставили подняться, найти губку и смести со стола крошки хлеба, вытряхнув их в раковину. Две чашки, скучавшие там, тут же были вымыты ею. «Зачем?» – спросила себя после Фортуна. «Буду считать, что от чистого сердца», – ответила она себе и вздрогнула, увидев рядом черного мужчину в каске, который протянул ей книгу:
– Теперь похож?
– Жуть, ты меня напугал, – приняла она книгу, все еще не веря, что это Павел.
– Не волнуйся, это грим, – снял он каску.
– Я вижу, ты тоже к Венеции вовсю готовишься? – улыбнулась Фортуна и перевела взгляд на книгу. – Какая тонюсенькая, мне на одну ночь, – тут же сломала она ее на половине, словно это был раскладной диван, на котором ей предстояло провести ночь, и выхватила несколько строк.
В итоге взял с грустными глазами и идиотской улыбкой, чтобы сильно не выделяться в метро. Вдруг сегодня повезет, встречу женщину. Правда, настоящие женщины в метро не ездят. Они там мучаются. Я представил, как подойду к ней и скажу: «Здравствуйте, настоящая женщина!» А она мне ответит из-под своей маски застенчивости: «Здравствуйте, мужчина! Вы действительно настоящий?»
– Да, самый что ни на есть, можете потрогать.
– А где трогать? – скромно спросит она.
– Там, – отвечу я.
– Оо. Там действительно что-то есть, и много. Я даже не думала, что так повезет сегодня.
– Может быть, я ваш счастливый билет?
– В таком случае, я вас съем. Только маску придется поменять. Знала бы, надела другую.
– Будь на вас другая маска, вряд ли бы я подошел.
– Тоже верно. Раньше я носила с собой несколько. Очень удобно. Но такой у меня, кажется, и нету. Надо будет купить.
– Хотите, я вам подарю?
– Вы нормальный? У вас-то откуда?
– Не беспокойтесь, подруга одна оставила.
– Подруга? Какая еще подруга?
Никогда не рассказывай женщине о других женщинах, если рассчитываешь на близость. С этой мыслью я окунулся в прохладную струю ветра и пошел вдоль пялящихся на мой силуэт домов. Чем ближе к набережной, тем больше город напоминал затопленную квартиру, по которой плавает всякая рухлядь из дерева… или то, что обычно не тонет. Именно поэтому мне страстно захотелось скинуть сегодня все маски и утонуть в любви, радости и разврате.
– Похоже, ты все знаешь про Венецию, – вернулся из ванной уже чистенький Павел.
– Нет, что ты. Просто я люблю красивые города. В них всегда есть чем поживиться: будь то молотые кафе, ветреные набережные или реки людей, по которым можно плыть в лодке симпатии от одного островка к другому, пока не причалишь или лодка не прохудится.
– А как же природа: леса и поля? В полях тоже есть свое очарование: выпустишь взгляд пастись до самого горизонта, и дои потом молоко воспоминаний хоть вечность.
– А если оно прокиснет?
– Сделай из него сметану или масло, чтобы хватило на всю жизнь, айда намазывай, когда грустно.
Фортуна усмехнулась и снова открыла книгу на случайной странице. Лицо ее вспыхнуло.
– Целуя.
– Твое чувство так сильно ослепляет, что за этим блеском я не могу понять, люблю ли я тебя, – стояла Лучана рядом с аквариумом в одной тонкой рубашке, сквозь которую на меня глядели ее удивленные соски. – И чем больше я на тебя смотрю, тем больше убеждаюсь, что мне необходимо всегда видеть твое лицо. Почему я вижу его так редко?
– Потому что оно в маске. Впрочем, как и твое.
– Может быть, им тоже надо маски купить? – включила подсветку аквариума Лучана.
– Рыбы-дайверы? Не сходи с ума, Лучана. Хватит с них того, что они немые. Поздно уже, давай спать.
– Подожди, сначала угадай, что я хочу тебе сказать, – подошла она к кровати, в которой я давно уже ждал ее.
– Спокойной ночи?
– Возлюби ближнего! Дай мне напиться тобой за ночь!
– Пусть даже с утра постель пуста, сушняк, и не с кем поделиться счастьем?
– Пусть. В этой жизни мне для общения хватило бы трех слов.
– Пей до дна! – выпалил я, не дожидаясь продолжения.
– Я тебя люблю.
– Тогда мне двух: я тоже. Все остальное время мы могли бы посвятить Его Величеству Сексу.
– Нет, не все. Иногда мы будем потягивать искренность, словно коньяк, и дело даже не в вечере, что вытащил из-за пазухи луну и пытается загнать ее как можно дороже, не в моем состоянии, не в твоем понимании. Просто дело всей жизни.
– Дело заведено давно, – попытался я пошутить, так как не был настроен на откровенные разговоры.
– Да, заведено, но до сих пор тебе не вынесен приговор за то, что я от тебя без ума. Ты можешь мне ответить, почему я тебя так люблю?
– По Фрейду, – взял я ее за руку.
– Глупости.
– Совсем нет, просто встретить умного человека весной большая редкость.
– Ты на что намекаешь?
– Что я тоже без ума от тебя.
– А завтра, а послезавтра? Что мы будем делать завтра?
– Любить.
– Но ведь невозможно любить с такой страстью так долго.
– Скуку я беру на себя, – положил ее руку себе на плечо.
– Знаешь, что мне больше всего в тебе нравится? Что ты мужчина. И не забывай об этом, особенно в сугробах простыней.
– Малыш, ты помнишь, вьюга злилась? – начал я закатывать ее в белую метель постели.
– Русская классика, помню, – отпихивалась от зимы ладошками Лучана.
– И ты неловко так побрилась…
– Ах ты негодный, вот об этом мог бы мне не напоминать, – бросилась на меня Лучана, чтобы я утопил ее в своих объятиях, взвизгнув:
– Дама, что вам от меня нужно?
– Ничего. Мне от вас нужен только ты.
Я подмял ее теплое тельце под себя и вошел туда, где обычно не хватает мужчины, где можно уладить любой конфликт, погасить затянувшуюся гражданскую войну, продолжить род; где жарко и влажно, туда, в темноту любви, где ею кормят, где сносит крышу, где любопытно, где всегда царит смаковница-ночь, и нет никого, кроме нас двоих, где мужчина не задерживается надолго, потому что каждый прием стоит больших искренних чувств, куда без них его просто не пустят больше и придется искать другого убежища для инстинктов.
– Как-то ты резко, – вздрогнула Лучана, не открывая глаз, она всегда закатывала их, словно хотела посмотреть, что же там происходит во внутреннем мире, отчего же так хорошо, где живет оргазм, и почему он приходит сам, почему никогда не приглашает в гости к себе.
– Теперь понимаю: совсем не обязательно быть гением, чтобы возносили. Достаточно просто любимым, – глядел я в потолок через несколько минут, скатившись с любимого холма и переводя дыхание.
Лучана все еще была не со мной, где-то там, в стране благодати, откуда я вернулся чуть раньше.
– Меня всегда удивляла твоя способность молчать.
– Это не способность, это недостаток… слов, даже не слов, а воздуха. Я умираю от счастья, – вздохнула она глубоко, будто хотела набраться воздуха впрок.
– Тебя спасти или оставить в покое?