Где правда, там и ложь (ЛП) - Страница 3

– Я не разгневана, – солгала я. Просто у меня довольно часто возникало желание заехать без причин кому-нибудь в физиономию или начать швыряться предметами. К сожалению, это желание было довольно-таки трудно подавить.

– Мужчина, за которым ты была замужем, в своё время забыл, к сожалению, сообщить тебе, что у него есть не только скудный доцентский заработок, но и немаленькие доходы от домов и различных вложений капитала. – Тёмные глаза Мими засверкали. – И это не вызывает у тебя гнев?

Ах вот оно что, она это имела ввиду. Нет, тогда я действительно не разгневана. Я пожала плечами.

– К деньгам я всегда была совершенно равнодушна. И Карл тоже.

– Это то, что ты думаешь!

– Да.

– Но ты ошибаешься. Ты помнишь прошлогоднее рождество? Ты хотела прилететь в Германию, а Карл сказал, что в данный момент вы не можете себе позволить купить билеты. И папа оплатил вам перелёт. – Мими фыркнула. – И всё это время этот парень сидел на приличном состоянии и никому о нём не говорил. Стоит только вспомнить о жалкой лачуге, в которой вы жили в Мадриде. А крохотная квартирка в Лондоне с неработающим отоплением! Богема! Смешно слышать. Он был вовсе не богемой, он был просто скупердяем!

– Мими! – прошептал Ронни, но моя сестра если уж заводилась, то её было трудно остановить.

– Он тебе не сообщил, что у него тяжба с братом за немаленькое наследство, – продолжала она. – Да и зачем? В конце концов ты могла подумать, что у него достаточно денег, чтобы купить тебе новое зимнее пальто.

– У меня было всё, что мне нужно.

– Да, как практично для Карла, что ему не надо было тратить своё состояние на твои скромные потребности. А папины деньги он принял не моргнув глазом.

– Может быть, это тебе стоит пойти к этой психотерапевтше, – предложила я. – Очевидно, это ты гневаешься на Карла.

– Да, – признала Мими. – И ещё как! Но я не была за ним замужем. И со мной он не не вёл себя как Эбенайзер Скрудж.

Ронни слушал нашу перепалку с растущим беспокойством, но Мими игнорировала его шёпот и выразительные взгляды.

– Мими, я не знаю, подходящий ли сейчас момент, чтобы говорить о… э-э-э… возможных…. э-э-э… недостатках Карла, – сказал он несколько громче. – Ведь речь идёт о том, что Каролине нужна помощь. И разговор с психотерапевтом – это хороший старт.

Мими ещё раз фыркнула, но промолчала.

– Пожалуйста, Каролина, – сказал Ронни. – Ты по крайней мере можешь попытаться.

Я решила сменить тактику и ответила:

– Я бы пошла, но в данный момент всё так сложно из-за медицинской страховки, жилья и вообще – без карточки…

Тут на лицах Ронни и Мими засияла улыбка, и я поняла, что проиграла. Пока я проводила дни в мизантропических размышлениях («все идиоты!»), бессмысленном копании в коробках с моими вещами (в поисках позолоченной табакерки) и тестировании воздействия вина (совсем не плохо – во всяком случае, если знать, когда остановиться), моя сестра не теряла времени даром и занялась проблемами моей медицинской страховки. И пока я впервые в жизни забылась пьяным сном, Ронни обеспечил мне перевод денег от своего домашнего врача и записал меня к этой психотерапевтше. Того самого врача, который, ни разу меня не видев, выписал мне рецепт на успокоительные и на якобы поднимающие настроение таблетки. С этим рецептом я пока никуда не ходила. Не важно, что я буду принимать – Карла этим не вернёшь. Кроме того, мне сначала хотелось испытать вдохновляющее воздействие вина.

Ну да. Эта попытка, надо сказать, не увенчалась успехом. Лежать на тротуаре, налакавшись вина – это было не то, что я запланировала. Поэтому я понимала, что на других людей я могу производить впечатление человека, нуждающегося в терапии. Но тем не менее мне терапии не хотелось. Тем более от персоны, которую зовут Керстин К. Картхаус-Кюртен.

– Я уже её ненавижу, – сказала я Мими, увидев множество «К» на стальной табличке у двери кабинета.

– Это не важно, – ответила Мими и втолкнула меня внутрь. Только чтобы быть уверенной, что на последних метрах я не развернусь и не убегу, она проводила меня до двери. – Если я тебе понадоблюсь, я буду в магазине. И не выключай телефон.

Фрау Картхаус-Кюртен не предложила мне лечь на кушетку. Мы сидели за её столом друг напротив друга, как во время интервью при приёме на работу. На столе стояли фотографии – мужчина, маленький мальчик, лохматый пёс и она сама. Мне пришлось вытянуть шею, чтобы рассмотреть фотографии.

– Прелесть, – сказала я, хотя у ребёнка была круглая, как горошина, голова и поросячьи глазки.

Фрау Картхаус-Кюртен провела рукой по волосам и с гордостью улыбнулась.

– Это мой сын Кеану.

Боже мой. Кеану со светлыми волосами. Кеану Картхаус-Кюртен. Что же будет с бедным ребёнком?

Фрау Картхаус-Кюртен ещё некоторое время задумчиво смотрела на фотографию, а потом сказала:

– Ваш зять сказал мне, что ваш муж внезапно умер от инфаркта. Это тяжёлый удар для вас. В психотерапии мы говорим о травматизации. Очень правильно, что вы решили обратиться за помощью.

Да, я охотно вам верю.

– Вы, конечно, много плачете.

Я кивнула. Да, я много плакала. Но перед фрау Картхаус-Кюртен я не уроню ни слезинки, это точно. Хотя она услужливо поставила передо мной коробку с бумажными салфетками.

– Могу я спросить, сколько лет было вашему мужу?

– В октябре ему исполнилось 53 года. За неделю до смерти.

– 53? – Фрау Картхаус-Кюртен вздёрнула брови. А ей можно так делать? Ведь терапевты должны уметь контролировать свою мимику. – А вам сколько?

– В апреле мне исполнится 27. – Спорим, это написано в моей карточке, глупая корова.

– То есть у вас разница в возрасте… – Она высунула кончик языка и снова провела рукой по безупречно уложенным волосам.

– Разница в возрасте 26,5 лет, – ответила я через пару секунд. Бог мой, эта женщина не в состоянии решить даже простейшую арифметическую задачу. Вряд ли она сможет понять мою сложную душевную ситуацию.

– А сколько лет вы были вместе?

– Пять. Четыре из них в браке.

– Хм. – Она стала что-то писать карандашом. – Вы не хотите поговорить о вашем отце?

Естественно. Можно было ожидать. Молодая девушка, мужчина в возрасте – людям сразу же приходит на ум слово «отцовский комплекс». А ещё «вид на жительство».

Не имею ничего против предубеждений. У меня самой их куча. Например, по отношению к психотерапевтам, которые четыре раза в минуту гладят себя по волосам. Или по отношению к людям, которые называют своих детей Кеану и / или носят двойную фамилию из восьми слогов. Кроме того, по поводу разведения бойцовых собак или по отношению к людям, которые моют свою машину дважды в неделю. Но надо понимать, что человек со своими предубеждениями может быть глубоко не прав. Тем более если он называет себя терапевтом.

У меня нет и никогда не было отцовского комплекса.

Я вышла замуж по любви.

Фрау Картхаус-Кюртен вздохнула – видимо, потому, что я молчала. Терапевты не должны вздыхать! Что она сделает в следующий момент – закатит глаза? Она несомненно новичок в профессии. Или просто не очень хороший врач. Поэтому Мими и Ронни смогли так быстро записать меня к ней.

– Давайте, может быть, ещё раз вместе подумаем о том, почему вы здесь, фрау Шютц.

– Разумеется, не из-за моего отца, – сказала я и внезапно почувствовала потребность защитить его. – Я думаю, что скажу от имени всех моих сестёр, что он не был отцом, из-за которого мог возникнуть комплекс. Он милый, дружелюбный, немного замкнутый министерский советник на пенсии, и вообще я за то, чтобы мы оставили в покое моё детство, потому что на мою теперешнюю ситуацию оно никак не влияет. В терапевтическом смысле, я имею ввиду.

Фрау Картхаус-Кюртен крутила в пальцах карандаш.

– Может быть, вы хотите мне рассказать, почему вы влюбились в своего мужа? – Я точно видела, что она старается выглядеть не любопытной, а профессионально-отстранённой.