Где будет труп (Другой перевод) - Страница 3
Герб семьи Уимзи. Рис. Ч. У. Скотт – Джайлса
Кроме того, в 1936–1940 годах Сэйерс переписывалась со своим приятелем, Уилфридом Скотт – Джайлсом, специалистом по геральдике, и играла с ним в увлекательную игру – они вместе придумывали семейную историю рода Уимзи, прослеживая ее до самого Нормандского завоевания. Переписка включала исторические экскурсы и военные анекдоты, обрастала живыми образами предков Питера и даже иногда их портретами, а также гербами и девизами. В частности, Скотт – Джайлс нарисовал герб семейства Уимзи с тремя мышами, кошкой и девизом „Прихоть Уимзи – закон“. Это развлечение, несомненно, помогло выполнить план по созданию последовательной семейной истории, но опубликованы эти материалы были только после смерти Дороти Сэйерс[9].
Также после смерти Сэйерс было предпринято несколько попыток изложить биографию Питера Уимзи, опираясь на рассказ Поля Делагарди и на те сведения, которые разбросаны в романах и рассказах. Итак, что же мы знаем о Питере Уимзи? Какие дороги привели его к той глубокой и безрассудной любви, которая заставила его создательницу сделать из марионетки человека?
Жизнь и приключения лорда Питера Уимзи
Питер Гибель Бредой Уимзи родился в 1890 году. Его родителями были Мортимер Джеральд Бредой Уимзи, 15-й герцог Денверский, и Гонория Лукаста, урожденная Делагарди. Питер был младшим сыном – это означало, что титул и родовое поместье Бредон-холл в Норфолке наследовал его старший брат. Как мы знаем из книги Скотт – Джайлса, в роду Уимзи было два основных мужских типа: первый отличался отвагой и грубой силой, а также неумеренными аппетитами разного рода; его представители порой проявляли жестокость (скорее в сердцах, чем с умыслом) и не блистали интеллектом. К этой разновидности относился отец Питера. Уимзи второго типа были более хрупкими физически, однако силой страстей не уступали первым, при этом умели контролировать свои чувства и строить долгосрочные планы, что делало их еще опаснее. Из таких Уимзи получались священники, политики, предатели, а также поэты и святые. Питер, разумеется, принадлежал ко второй категории.
„Семейство Уимзи – древнее, слишком древнее на мой вкус, – пишет Поль Делагарди. – Если отец Питера и сделал в своей жизни что-то разумное, так это то, что он влил в свой истощенный род живую франко-английскую кровь Делагарди“. Несмотря на этот разумный поступок, старший брат Питера Джеральд пошел скорее в отца, да и сестра Мэри, на взгляд строгого дядюшки, была „вертушкой“, пока не вышла замуж за полицейского и не остепенилась. Однако Питер пошел в мать. Он унаследовал мозги Делагарди, пишет дядя, и они пригодились ему для того, чтобы обуздывать бешеный темперамент Уимзи. Он не был красив („сплошные нервы и нос“), обладал скорее сноровкой, чем силой, неким „телесным умом“, позволявшим ему отлично держаться в седле и достигать больших успехов в играх и в спорте. Храбрость и упорство сочетались в нем с умением оценить риск.
Детство Питера не было счастливым. Его отец изменял жене, она глубоко от этого страдала. „Ребенком он напоминал бесцветную креветку, был беспокоен и проказлив, слишком проницателен для своих лет“, – пишет дядя. Сестра прозвала его „любопытным слоненком“ за манеру постоянно задавать глупые вопросы. Отец с отвращением наблюдал его увлечение музыкой и книгами. Мать считала Питера „очень комичным ребенком“. Нам известно, что она его шлепала – в том числе с применением домашних туфель, – но его это нисколько не травмировало, у них с матерью всегда было полное взаимопонимание („… так что психологи, видимо, ошибаются“, – пишет в дневнике герцогиня).
Судя по разным обмолвкам, Питер прошел обычный путь аристократического отпрыска – в детстве им занималась главным образом няня, миссис Трэпп. Затем он учился в подготовительной школе, а после – в Итоне, одной из самых престижных и дорогих школ в Англии. Поль Делагарди сообщает, что поначалу Питеру было трудно в Итоне, сверстники смеялись над ним, и он вполне мог бы застрять в роли шута, если бы не выяснилось, что он прирожденный крикетист. После этого все странности Питера стали восприниматься как проявление необыкновенного остроумия, и он очень быстро обогнал популярностью старшего брата, о чем дядя пишет с изрядным злорадством, добавляя, что, кроме игры в крикет, успеху Питера способствовали его собственные уроки: он отвел племянника к хорошему портному, а также научил разбираться в вине и в светской жизни.
Поскольку Питер всегда не слишком хорошо ладил с отцом, неизменно принимая во всех конфликтах сторону матери, в семнадцать лет он оказался на попечении дяди. Дядя отправил его в Париж, рассудив, что молодому человеку необходимо обучиться страсти нежной в приятной обстановке. Он отдал юношу „в хорошие руки“, предварительно дав ему полезные наставления („Для расставания требуется согласие обеих сторон и большая щедрость с твоей стороны“). „Он оправдал мои ожидания, – самодовольно замечает Поль Делагарди. – Полагаю, ни у одной из его женщин не было причин жаловаться на его обращение, и по крайней мере две из них впоследствии вышли замуж за особ королевской крови“.
„Питер этого периода был просто очарователен: открытый, скромный, воспитанный молодой человек с живым и милым юмором“. В 1909 году Питер выиграл стипендию в оксфордский колледж Бэйлиол и отправился изучать историю. В колледже, по мнению дяди, он возомнил о себе бог знает что и сделался невыносимым зазнайкой. Именно там он стал носить монокль, говорить с типичной оксфордской аффектацией, выступать на дебатах в Оксфордском союзе и, разумеется, прославился как непревзойденный игрок в крикет.
Когда он был на втором курсе, его отец свернул себе шею на охоте, и старший брат Джеральд унаследовал титул и поместье. При этом Джеральд женился на чрезвычайно утомительной особе по имени Элен, которая с тех пор непрерывно отравляла жизнь всему семейству. Питер неплохо ладил с братом, но совершенно не выносил невестку (читателю также ничего не остается, как возненавидеть эту женщину за вздорность и снобизм).
Иллюстрация к рассказу „Голова дракона’’ в журнале „Пирсоне“, художник Джон Кэмпбелл
В свой последний год в Оксфорде Питер влюбился в семнадцатилетнюю девушку и позабыл все уроки искушенного дяди. „Он обращался с ней так, будто она соткана из паутинки, а на меня смотрел как на старого порочного монстра, из-за которого он теперь недостоин дотронуться до столь чистого и нежного создания“, – возмущается Поль Делагарди. „Не стану отрицать, они составили эффектную пару: золотое с белым, принц и принцесса лунного света, говорили иные. Скорее пара лунатиков, сказал бы я“. По уверению дядюшки, у девушки не было ни мозгов, ни характера. Звали ее Барбара. К счастью, родители Барбары решили, что замуж ей еще рано, и Питер отправился сдавать оксфордские экзамены. Он получил диплом с отличием Первой степени „и положил его у ног возлюбленной, словно голову дракона“.
Потом началась война. „Разумеется, юный болван собирался жениться, прежде чем уйти на фронт“, – пишет дядя. Интересно, что ни у дяди, ни у Питера даже мысли не возникает, что можно не идти. Здесь Питер опять-таки повторяет типичную судьбу своего поколения и класса – Первая мировая выкосила юношей всех социальных слоев, но именно аристократия так и не оправилась от этого удара. В том числе и потому, что выпускники частных школ и университетов были воспитаны на кодексе чести, согласно которому следовало идти вперед и погибать первым. Этот же кодекс чести, как ядовито замечает коварный дядюшка Поль, делал Питера воском в чужих руках. Кто-то сказал ему, что нечестно связывать молодую девушку узами брака с солдатом – ведь тот может вернуться с войны изувеченным и стать ей обузой. Питер тут же побежал к Барбаре, чтобы освободить ее от данного слова. „Я не имел к этому никакого отношения, – пишет Делагарди. – Я был рад результату, но не смог бы прибегнуть к таким средствам“.