Где Бог когда я страдаю? - Страница 61

Почему люди так по–разному относятся к смерти? Дженет говорит, что все дело в надежде, которая корнями уходит в непоколебимую веру чернокожих американцев в Царствие Небесное. «Этот мир — не мой дом, здесь я лишь странник», — говорят они. «Лети быстрей, моя колесница, чтобы скорее увезти меня домой», — так поют они в песнях. Их упования родились в трагический период американской истории, когда жизнь людей с темной кожей была сурова и безрадостна. Но церквям удалось каким–то удивительным образом вселить в своих прихожан живую и стойкую веру — веру в то, что на небесах их ждет прекрасный дом.

Чтобы получить представление об упованиях чернокожих, сходите на похороны. Черные проповедники рисуют живые образы рая — присутствующие готовы отправиться туда хоть сейчас. Да, люди скорбят по ушедшему, но их скорбь не вечна. Исход битвы известен: их ждет победа, а это горе — лишь шаг на пути к торжеству.

Было бы ошибкой не вести борьбу с нищетой и бедами на земле, кивая на грядущую небесную жизнь. Но разве не ошибка — лишать человека, стоящего на пороге смерти, надежды на вечную жизнь?

Вера в грядущую жизнь в небесной обители влияет не только на наше отношение к смерти. Она во многом определяет и то, как мы проведем всю свою жизнь.

Однажды к Робертсону Макквилкину, бывшему президенту Колумбийского библейского колледжа, подошла очень пожилая дама. Она познала все прелести преклонного возраста: слабость и болезни, морщины и пигментные пятна на коже. Она уже не все могла делать самостоятельно и ощущала себя обузой для окружающих. «Робертсон, почему Бог допускает, чтобы мы становились старыми и немощными? За что мы так страдаем?» — спросила она.

Подумав несколько секунд, Макквилкин ответил: «Мне кажется, по замыслу Бога, в юности красота и сила проявляются во внешнем облике человека. С возрастом красота и сила переходят в духовное измерение. Мы постепенно теряем внешнюю привлекательность, что дает нам возможность сосредоточиться на вечном. Утратив красоту внешнюю, нам легче отказаться от всего преходящего и тленного и устремиться душой к вечным обителям. Оставайся мы всегда молодыми и красивыми, нам вряд ли захотелось бы другой жизни».

Если и есть секрет, помогающий пережить страдания, то он созвучен мыслям Макквилкина. Чтобы выжить, нам следует питать и укреплять свой дух. Тогда он разорвет оковы плоти и воспарит над нею. Христианская вера далеко не всегда способствует укреплению тела. Несмотря на молитвы, ни Брайан Штернберг, ни Джони Эриксон–Тада не получили исцеления. Однако Бог обещает взращивать наш дух, чтобы в один прекрасный день он воссоединился с новым телом. Брайан сможет прыгать — он «взыграет, как телец упитанный» (Мал 4:2), а Джони — будет танцевать!

«Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить» (Мф 10:28), — говорил Иисус Христос, посылая учеников в мир. Раз физическая смерть — это не конец, так стоит ли ее бояться? Но не стоит и рваться ей навстречу, ведь она — враг Жизни.

Подведем итог: благодаря вере в небеса обетованные, христиане могут смотреть в лицо смерти, не теряя надежды и не приходя в отчаяние. Да, смерть — наш враг, но этот враг уже побежден. Мартин Лютер говорил своим последователям: «Даже пребывая в полном здравии, нужно помнить о смерти. Тогда мы не забудем и о том, что мы здесь не навсегда, а, можно сказать, одной ногой уже стоим в раю».

Если человек уже нащупывает одной ногой почву в небесной обители, то это меняет его отношение к скорбям. Любой спор о страдании и боли останется незаконченным, если не затронуть в нем вопрос вечной жизни.

Дотошный спорщик может сколько угодно отстаивать идею о том, что боль — полезная штука, отличная выдумка Бога. Возможно это так. Но боль и страдание — лишь одна сторона медали.

Как представить себе вечность? Вечность несоизмерима с нашей скоротечной жизнью, ее трудно себе вообразить. Попробуйте нарисовать на школьной доске линию длиной три метра и отметить на ней точку. А теперь представьте, что в центре точки находится одноклеточный организм — какой–нибудь микроб. Ему точка будет казаться огромной. Микроб может всю жизнь исследовать пространство этой точки. Но стоит отойти от доски на пару шагов и окинуть взглядом всю картину, как мы увидим: точка — мир микроба — мала по сравнению с линией.

Так и вечность соотносится с земной жизнью. Семьдесят лет — срок немалый. Его хватает, чтобы придумать множество объяснений, почему Бог порой безучастно относится к нашим страданиям. Но справедливо ли судить о Боге и Его замысле на основании впечатлений, полученных за время мимолетной земной жизни? Это все равно, как если бы микроб на основании того, какой ему кажется родная точка, взялся делать выводы обо всей доске.

Наверно нам не хватает перспективы: взгляда с точки зрения вечности. Стали бы мы жаловаться на Бога, если бы Он даровал нам семьдесят лет прекрасной жизни, допустив в нее один час страдания? Сейчас наша жизнь полна скорбей, но срок земной жизни — это всего лишь час по сравнению с вечностью. Как сказала Святая Тереза Авильская: «С высоты небес даже самая безрадостная земная жизнь покажется всего лишь ночью, проведенной в плохой гостинице».

Для христиан ограниченность земной жизни — не конец бытия. Этот мир — испытательный полигон. Жизнь на земле — лишь точка на прямой вечности. Тем не менее, это очень важная точка: Иисус Христос сказал, что вечная судьба человека зависит от того выбора, который он сделает здесь, на земле. В следующий раз, когда вы будете винить Бога во всех бедах, вспомните: нынешняя жизнь — это лишь микроскопическая часть того, что Бог уготовил человеку. Но и на протяжении этого крохотного — с точки зрения вечности — отрезка времени человек не перестает бунтовать.

Чтобы верно оценить значение страданий и боли следует взглянуть на собственную жизнь Божьими глазами. Об этом немало сказано в Библии: «Бог же всякой благодати, призвавший нас в вечную славу Свою во Христе Иисусе, Сам, по кратковременном страдании вашем, да совершит вас, да утвердит, да укрепит, да соделает непоколебимыми» (1 Пет 5:10). «Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно (2 Кор 4:17–18).

В книге Иова — в этом величайшем памятнике человеческого страдания — меня всегда занимала одна деталь, которую многие упускают из вида. Я имею в виду подробное перечисление приобретений Иова. Оказывается, Бог возместил ему понесенный ущерб в двойном размере. Итак, было семь тысяч овец — стало четырнадцать; было три тысячи верблюдов — стало шесть; было пятьсот волов и ослов — стало тысяча. Дети — исключение: их количество не удвоилось. Иов потерял семь сыновей и три дочери. И после пережитых страданий у него родились семь сыновей и три дочери. Может быть, автор смотрит на вещи с точки зрения вечной жизни? В таком случае получается, что Иов все равно получил вдвое: десять его нынешних детей однажды соединяться с теми десятью, которые уже перешли в вечность.