Где Бог когда я страдаю? - Страница 45

Ощущение беспомощности — оно подавляет, становится сродни недугу.

В подсознании зарождается страх, что ты никогда не вернешься к привычной жизни.

Боязнь показаться надоедливым мешает лишний раз пожаловаться.

Нежелание усугублять и без того мрачные предчувствия близких заставляет отгораживаться от них.

Раздирают двойственные чувства: с одной стороны, одиночество тяготит, а с другой — хочется, чтобы тебя оставили в покое.

Уходит уверенность в себе — наверное, пациент подсознательно воспринимает болезнь как признак собственной несостоятельности.

Появляется страх, что при принятии важных решений твоим мнением никто не поинтересуется. А вдруг не скажут всего, что хочется знать? Хотя страшит и то, что скажут всю правду.

Возникает патологический страх перед инвазивными методами диагностики и лечения[27]. Боишься, что изменятся естественные процессы твоего организма, и ты никогда не станешь самим собой.

Вспыхивает возмущение, когда приходят чужие люди со шприцами и пробирками. Одни вливают в вены какие–то чудодейственные, по их словам, жидкости. Другие забирают кровь для анализов. Столько крови, что, кажется, в организме ничего не остается.

Тяжело, когда возят на каталке по разным лабораториям, где стоят всевозможные аппараты, жужжащие и подмигивающие лампочками.

И, наконец, ощущается мучительная пустота внутри — жажда человеческого тепла. Искренняя улыбка и нежное прикосновение значат теперь намного больше, чем все достижения современной науки. Но именно их–то отчаянно не хватает.

Норманн Казинс понимал: врачи не способны его «исцелить». Они могут лишь полагаться на жизнеспособность клеток его организма. Но жизненные силы убывали. Казинс решил: ему необходимо взять свою судьбу в собственные руки, вернуть себе жажду жизни. И он развернул кампанию против беспомощности. Как свидетельствует книга Казинса, его подход к вопросу оказался довольно неожиданным.

Первым делом он повесил на двери палаты объявление, что будет сдавать кровь раз в три дня — по одной пробе. Лаборатории сами должны распределять эту пробу для разных анализов. До этого у него брали кровь по четыре раза в день, и все потому, что каждому отделению удобнее было иметь свою пробу. Врачи восприняли его решение, как бунт, но для Казинса это был важный шаг на пути к тому, чтобы вновь стать хозяином своего тела.

Он раздобыл кинопроектор и ежедневно просматривал комедии с участием братьев Маркс и Чарли Чаплина. Он решил, что негативные эмоции однозначно вызывают негативные биохимические изменения в его организме, и поэтому необходимо противопоставлять им позитивные впечатления. Он сделал «радостное открытие: десять минут смеха дают возможность поспать два часа, не испытывая боли».

Как только его состояние немного улучшилось, Казинс перебрался из больницы в близлежащий отель. Оказалось, что жизнь в гостинице в три раза дешевле и несравненно спокойнее и комфортнее. Теперь он мог просыпаться и есть тогда, когда удобно ему, а не обслуживающему персоналу больницы.

Норманн Казинс не призывает всех следовать его примеру, но результаты его кампании говорят сами за себя. В самом начале лечения врачи давали один шанс из пятисот, что Норманн полностью поправится. Они считали, что ему не избежать частичной парализации. Однако Казинс выздоровел и прожил счастливо еще несколько десятков лет. Уже в очень пожилом возрасте он занялся новым делом — чтением лекций о здоровом образе жизни.

Изменения, которые предлагает Норманн Казинс, затрагивают основы организации медицинской помощи. Вряд ли они будут внедрены в ближайшем будущем. Но мы можем сами потихоньку продвигаться вперед к поставленной им цели «очеловечивания» медицины. Став пациентами, мы способны не превратиться в винтик медицинской машины, а сделаться партнером врача на пути к выздоровлению.

Некоторые приемы «очеловечивания» достаточно просты. В 1984 году журнал «Сайенс» опубликовал статью врача Роджера Ульриха. Ульрих обнаружил, что пациенты с заболеваниями желчного пузыря быстрее восстанавливались после операции и принимали меньше болеутоляющих средств, если из окон палаты видели, например, рощицу, а не кирпичную стену Ульрих сделал заключение: следует строить больницы вблизи городских парков или просто в живописных местах. В наши дни при проектировании медицинских учреждений архитекторы все чаще учитывают ландшафтные особенности.

Медики тоже пытаются сделать пациентов партнерами в работе над восстановлением здоровья. Некоторые больницы заключают с больными нечто вроде соглашения. Пациента просят поставить перед собой определенные цели: научиться ходить или разработать руку. Процесс достижения цели разбивают на этапы, и каждую неделю перед пациентом ставят новую задачу: стоять каждый день в течение пяти, десяти, пятнадцати минут, пройти по комнате с палочкой, а затем и без нее. Медперсонал наблюдает за еженедельным прогрессом и поощряет пациента к дальнейшим достижениям.

Но почему мы должны полагаться исключительно на медицинских работников, которым платят за оказываемую нам поддержку? Те же функции вполне могут взять на себя друзья и родственники — совместно с больным поставить задачи и всячески поощрять малейшую победу над беспомощностью.

Стоит помнить и о том, что важно уметь отвлечься от болезненного состояния. Мы уже говорили, что если человек думает лишь о своей боли, он чувствует ее острее. То же и с беспомощностью. Если пациент одинок и его единственное занятие — мысли о болезни, он сильнее ощущает свою беспомощность. Трудно представить себе менее подходящие условия для борьбы с болезнью, чем больничная палата. Тем не менее, и там можно придумать, как отвлечься.

В больнице происходит мало событий, поэтому в событие нужно превращать каждую мелочь. Вот вам дали стакан воды — не выпивайте ее залпом. Пейте медленно, постарайтесь ощутить, как работают мышцы горла, обратите внимание, какой вкус у воды, что ощущает язык. Если в вашей палате стоят цветы, рассмотрите каждый лепесток, подумайте, чем он отличается от других. Проведите рукой по простыням и одеялу — каковы они на ощупь.

Стойкий и неунывающий дух всегда найдет способ справиться с одиночеством и лишениями. Бенджамина Уира, священника пресвитерианской церкви, служившего в Бейруте, похитили мусульмане–шииты. Он провел в заточении, в нечеловеческих условиях, шестнадцать месяцев. У пленника не было возможности рассматривать деревья за окном: большую часть времени глаза его были завязаны. Руки Уира были скованы наручниками, и он не мог занять себя, осязая окружающие предметы.

Уир не имел никакой возможности контролировать свой режим дня. Тюремщики кормили его и выводили по нужде, когда им вздумается. Однако священник нашел в себе силы и не пал духом: он преодолел свое отчаяние, обратившись за помощью к Богу. Вот как Уир описывает один из первых дней своего заключения: