Гавайская история - Страница 4

— Ну смотри, настоящая красотка! Модель!

Ветка удивленно косилась на отражение в зеркале и робко возражала:

— Тоже мне красавица: худющая, долговязая… Да ну тебя, Ирка, отстань!

Подруга всплескивала руками:

— Ну и дура ты, Ветка! Мне бы твою фигуру и лицо! Да я бы… — Порозовев от возмущения, она оборвала фразу.

Ветка засмеялась, обняла подругу:

— Ирик, миленький мой! Да ты внешне намного интереснее меня!

Ирина, смутившись, промямлила:

— Ты правда думаешь, я тоже ничего?

— Ирочка, ты прелесть! Маленькая, мягонькая, уютная! Мужики таких на руках готовы носить!

— Да, конечно, вон очередь на лестничной площадке выстроилась — сплошь женихи во фраках и поклонники с букетами наперевес!

И они, захлебываясь от смеха, рухнули на диван.

Ирка, всхлипывая, продолжала гнуть свое:

— Вет, ты помнишь Таню Фокину с третьего этажа?

— Ну помню, собачка у нее была — пекинес Торри.

— Ага, замуж вышла за западного немца. Уехала во Франкфурт!

— Да ты что? — Ветка даже подскочила от удивления. — Как — замуж? А сколько же ей лет? Ведь она была замужем, когда мы еще в школе учились.

— Ну да, сороковник ей! — Тут Ирка перестала смеяться, серьезно посмотрела на подругу и торжественно произнесла: — Жениха она нашла себе в международном брачном агентстве!

В комнате воцарилась тишина. Подруги встали с дивана и молча двинулись на кухню.

Чайник возвестил о себе веселым свистком, и Ира с Веткой словно очнулись.

— Ир, а какое агентство? В Москве?

— Ага, у меня есть адрес. Я уже все узнала!

Ветка удивленно посмотрела на подругу и засмеялась:

— Невесты без места!

Ирка опять наскочила на нее:

— И ничего смешного нет! Знаешь, сколько сейчас девчонок выходят замуж за иностранцев и уезжают? Тысячи!

— Да ты что? Правда?

— Правда, Веточка, правда! А что еще остается делать?

Ирка возмущенно стукнула по столу:

— Ты посмотри на наших мужиков — одна пьянь и нищета! И еще не подступись, выкаблучиваются. А деликатные интеллигенты лежат на диванах, размышляя о судьбах цивилизации, как будто еда в холодильнике сама появляется. Бизнесмены еще хуже. Вспомни своего Толика!

Ветка вздрогнула, услышав имя бывшего, слава богу, мужа.

А подруга, входя в раж, забрасывала Ветку цифрами и фактами. Та беспомощно поникла, удрученная такой ужасной статистикой.

— А теперь подумай хорошо. Будем сами устраивать свою судьбу. Сделаем приличные фотки… — Ира задорно уперла руки в бока. — Я уже и фотографа нашла!

— Да ты что? Ну, ты, Ирка, даешь!

— А что тянуть, надо сдаваться, пока еще только тридцать, а не сорок. Все, моя дорогая, решено! Выходим замуж за заморских принцев, богатых и красивых!

Вета хихикнула:

— Ну да, конечно, очередь на лестничной площадке ты мне уже показала.

И они снова дружно захохотали.

Прошло два месяца.

Ветка понуро собирала вещи.

— Ир, ты тут держись без меня. А?

Ирина, свернувшись в кресле клубочком, печально взирала на подругу.

— Не понимаю тебя, Ветка! Ну что ты там забыла? Школу? Толика с его беременной пассией?

Светлана молчала. Она понимала, что подруга сто раз права.

— Подожди, приеду, напишу заявление… — И она, ища поддержки у раздосадованной Ирки, неуверенно посмотрела на нее. Потом вздохнула: — Честное слово! И вернусь! К Новому году!

— Правда? Обещаешь? — Ирина в радостном порыве чмокнула Ветку в щеку.

Надо сказать, что Новый год для подруг был не просто праздником, а светлой детской сказкой. С пятилетнего возраста они вместе встречали новогодние праздники и проводили зимние каникулы в Рязани или в Москве. Даже после окончания института они не изменили этой традиции.

— А зачем ждать до Нового года? Может, к ноябрьским обернешься?

Ирине не терпелось поскорее увидеть любимую подругу.

— Нет, Ириш, я знаю, заставят как минимум отрабатывать первое полугодие.

Ветка, вспомнив о школе, вздохнула:

— Представляю, как директриса окрысится! Она и так меня за человека не считает, мол, разведенная, легкомысленная, ученики влюбляются — записки пишут!

— Вот-вот, поэтому и посылай ее подальше вместе со школой. Может, сразу и отпустит?

Ветка опять вздохнула:

— А родители что скажут?

Ирка от возмущения широко раскрыла глаза и ринулась на абордаж:

— Родители? Ветка, тебе сколько лет, а? Ну сколько можно жить с родителями? До пенсии?

— Да знаю, Ир! — Она подошла к Ирине, обняла ее: — Спасибо тебе, моя дорогая! За все!

— Ну ладно, ладно, — засмущалась от таких нежностей подруга. — Поехали, а то опоздаем!

Они взяли тяжелую сумку за ручки и пошли к дверям. Уже у выхода Ира бросила сумку:

— Присядем на дорожку, Вет!

Сели прямо в коридоре: Ветка на тумбочку, а Ирка на стул у телефона. Помолчали.

— Ну, с Богом!

В метро была страшная толкучка. Они доехали до Белорусского вокзала. Уже на нужной платформе наконец перевели дыхание:

— Уф, успели!

— Ветка, письма я тебе буду пересылать раз в неделю.

— Нет, Ир, ты сама их читай и отбирай самые лучшие — с фотографиями. Немцев не надо! И французов! Мне проще на английском.

Ира согласно кивала:

— Хорошо, я помню.

Раздался свисток. Подруги обнялись, поцеловались, и Ветка, прилипнув лицом к грязному окну, улыбалась и махала рукой уже бежавшей за вагоном Ирке:

— Приезжай скорей! Я жду тебя, Веточка!

Небольшой офис, принадлежащий брачному агентству «Гименей», находился на первом этаже многоэтажного жилого здания в самом центре Москвы. Когда-то это была обыкновенная коммунальная трехкомнатная квартира, которую в самом начале девяностых расселили и приватизировали предприимчивые люди, а затем продали под офис. Две комнаты из трех занимала турфирма. «Гименею» досталась небольшая комнатка с предбанником-кухней, переделанной в приемную. Первоначальный энтузиазм, с которым Роза принялась соединять одиноких российских гражданок с добропорядочными и обеспеченными (другие варианты не рассматривались!) заграничными джентльменами, давно иссяк. Каждый третий брак трещал по швам. С обеих сторон сыпались претензии: кто подменил милую покладистую фею расчетливой стервой, не желающей ударить пальцем о палец; где обещанный рай и богатый щедрый красавец?

Роза, апеллируя к работавшим на нее Леночке и Танечке, театрально заламывала руки и декламировала Пушкина: «Судите ж вы, какие розы нам заготовил Гименей, и, может быть, на много дней…», а экс-клиентам твердила: «Терпение, господа, терпение. Все будет о'кей». И начинала приводить примеры удачных браков от «Гименея» бабаевского разлива. Девочки давились от смеха, а Роза, чертыхаясь, принималась перебирать новые пачки анкет. Разочарованные в российских принцах трепетные девы, ангелочки с опаленными разводом крылышками, добропорядочные вдовы второй молодости, жаждущие вечной любви, где ж ее взять, будь она неладна… Волнуясь, она разбирала почту с письмами заграничных клиентов, желающих еще раз попробовать обмануть судьбу, заполучив по дешевке свою «половинку»! Новые кандидатуры она прежде всего примеряла к собственной кандидатуре. Прелести жизни в дичающей России доконали и ее.

Розе стукнуло сорок три. Красавицей ее, конечно, не назовешь, но в обаянии ей не откажешь. Огромные раскосые глаза (в юности ей твердили, что она похожа на олененка Бэмби из диснеевского мультика). Волосы темные, жесткие, с пробором посередине. Тонкокостная и гибкая, она выглядела значительно моложе своего возраста Коренная москвичка (прадед-татарин еще до революции служил дворником в большом доме на Мясницкой), она считала себя русской (татарского практически не знала), уже взрослой крестилась в православной церкви, так что, когда меняла паспорт после развода, в графе «национальность» написала — русская.

Брак с казанским татарином Ренатом, воспитанным в мусульманской вере, оказался неудачным. Роза, выросшая в типично советской атеистической семье (папа как-никак был секретарем горкома партии), поняла, что роль покорной и безмолвной жены в парандже точно не для нее. Так что развод принес облегчение обеим сторонам. С тех пор Роза жила одна, недолгие отпускные романы не в счет. Сын Руслан незаметно вырос. Бросив в начале перестройки технический вуз, зажил самостоятельно. Вместе с отцом они занялись бизнесом. Руслан был единственной ее радостью и гордостью: красавец-жених! Но, к сожалению, характер горячий — весь в нее: гордый, независимый, он изо всех сил демонстрировал, что не нуждается в материнской опеке. И это в двадцать лет!