Гарпунер (СИ) - Страница 14

Когда я закончил говорить, ещё почти минуту в кают-компании стояла звенящая тишина, а потом все начали говорить практически одновременно. Гвалт стоял такой, что расслышать хоть что то, было проблематично. Но из обрывков услышанных фраз, я понял, что со мной согласны практически все! В конце концов, капитан-директор был вынужден стучать ложкой по графину, чтобы остановить ор. Как только шум прекратился, слово взял Попов.

— Я считаю, что предложение Жохова очень своевременно и разумно! Именно то, что он озвучил сейчас, все мы давно обдумывали, у всех это было на уме. Считаю, что нужно поддержать предложение Жохова! Голосуем товарищи!

Итогом моего выступления и его поддержки Поповым, был лес поднятых рук и удивлённо обиженная морда старпома, который так же был вынужден поднять свою руку. Наша наказание за «самоуправство», обернулось сменой тактики добычи китов всей флотилии. И она принесла свои плоды…

Димка Бивнев погиб как герой, по-другому и не скажешь. Вредный и тяжёлый человек по своему характеру, он не задумываясь разменял свою жизнь, на жизнь двух матросов. И эта смерть стала второй на флотилии за сезон, и второй же на китобойце «Энтузиаст» …

Ничего не предвещало беды, всё шло как обычно. Прошло два месяца после памятного разговора. Флотилия «Алеут» уверенно нагнала отставания по плану и теперь промысел шёл даже с опережением графика. На «Трудфронте» и «Авангарде» добыча наладилась очень быстро. Как только наши норвежские гарпунёры поняли, что филонить больше не получиться и нужно реально показывать класс, чтобы не опозориться, когда их помощники и капитаны судов начали добывать больше китов чем они, то взялись за ум и показали на что способны. Они добывали китов больше, чем их ученики, но для этого им пришлось изрядно попотеть. Дух соревнования не отпускал флотилию, мы состязались во всём и руководство только поощряло и поддерживало эту здоровую конкуренцию.

В день, когда «Энтузиаст» добыл сотого кита (а это случилось через неделю после совещания), капитан-директор издал приказ по флотилии, премировал весь экипаж деньгами, а капитана, меня, Митьку и марсового Ашурова — ещё и охотничьими ружьями.

Три месяца мы находились практически непрерывно в плавании, почти не попадая на плавбазу. С Иркой мы виделись украдкой, в основном во время бункеровок. Она всё понимала, она не делала мне «нервы» и ждала. Всё больше и больше я привязывался к этой необыкновенной (по моим испорченным понятиям) девушке. Да и она была занята постоянно, работа в лазарете, с таким-то графиком работы флотилии, никогда не останавливалась. То раздельщик, потеряв бдительность от усталости, полоснёт себя ножом по ноге, то кому-то из матросов трос передавит и сломает руку, то кто-то упадёт во время шторма с трапа, да и простуженных и заболевших хватало, всё-таки не в тропиках работали. Мы прошли за это время более четырёх тысяч миль. Три неутомимых китобойца шныряли по волнам в поисках сырья для жироварных котлов «Алеута».

Я огрубел, руки мои покрылись мозолями, ходил вразвалку, быстро взбирался по вантам, прыгал в шлюпку с борта корабля. Мышцы мои окрепли, лицо загорело под весенним Камчатским солнцем. Я научился носить тяжелые промысловые сапоги, штормовку, ватник и ушанку, словно век ходил в этой «робе». Я научился различать птиц за милю от стаи по их поведению, определять глубины океана по цвету воды. Я многому научился…

Теперь мы не отстаивались в бухтах, когда океан или море штормило, волнение до пяти балов не вызывало уже тревоги, мы шли на промысел и в такую погоду, и только тайфуны и ураганы, заставляли нас искать укрытия, да и то, в бухтах мы охотились на касаток. Если из какого-то залива нас выжили плавучие льды и дикие ветры, мы шли в следующий или отправлялись в открытое море или океан, непрерывно ведя разведку. Стране срочно требовался китовый жир, мука и мясо, а значит на руках раздельщиков и на разделочной палубе «Алеута» не просыхала кровь.

Почти всё время нас преследовали штормы и сильные туманы. Мы охотились в Олюторском заливе, заливе Корфа, в заливах Карагинском и Озерном, в Камчатском и Кроноцкиом заливах, в Охотском и Японском морях, в «Камчатском» море, в Тихом океане, переходя с место на место, в зависимости от погоды, наличия китов и состояния льда.

За несколько дней до трагедии, «Алеут» пытался перебазироваться снова на место своей обычной стоянки в бухту «Моржовую», но шторм был такой силы, что войти в бухту он не смог, пришлось обогнуть мыс «Шипунский» и войти в Авачинскую губу, где базу приютила бухта «Тарья».

В тот день мы много времени потратили на поиск китов и только после длительных и мучительных поисков обнаружили небольшое стадо кашалотов и, несмотря на сильную волну, убили двух китов. Понимая, что времени почти нет (по всем приметам шторм должен был разогнаться не на шутку), я был аккуратен и очень старался, действовать надо было быстро, но при этом предельно чётко. Казалось — нам везло. Всё прошло как по маслу, я уложил каждого кита одним гарпуном, и с помощью палубной команды, причалил туши к китобойцу, требовалась как можно быстрее убираться из открытого моря в защищённую бухту. До базы было далеко, когда мы, отягощенные добычей, взяли обратный курс.

Море словно с ума сошло. «Энтузиаст» то поднимался вверх, то опускался. Резкий ветер так давил на уши, что ничего не было слышно. На мостике и палубе осталась только дежурная вахта, которую возглавлял Бивнев, ну и я. Мне было что-то нехорошо, слегка мутило и я предпочел не сидеть в каюте, а «подышать свежим воздухом». На мостике мне стоять было легче, и постепенно я приходил в себя, попутно помогая Бивневу делать его работу. Мы понимали друг друга лишь по движению губ либо, когда кричали друг другу прямо в уши. Пропали чайки, скрылись киты. Кругом только бушующее море и воющий ветер. Китобоец с трудом шел вперед: мешали ошвартованные у бортов кашалоты. Но Бивнев упрямо вел китобоец наперерез волне, дело привычное, мы попадали в такие передряги уже ни раз. «Энтузиаст» скрипел, стонал, но лез на крутые волны, затем скатывался в бездну. Все под ногами и руками ходило ходуном. Иногда китобоец почти ложился на борт, судно почти постоянно давало бешенный крен и деферент. Вся надежда была на то, что за мысом «Шипунским», будет полегче.

— Ты чего творишь мудак безрукий! Как держишь, твою мать?! Три румба правее! — вдруг закричал Бивнев на рулевого и бросился к штурвалу. Оттолкнув матроса, он быстро стал перекладывать румпель. Я видел, как моряк еле сдерживается от того, чтобы не ответить обнаглевшему старпому его же монетой. Хамил Бивнев всем и всегда, за исключением капитана и меня, и даже упивался своей властью и безнаказанностью.

«Энтузиаст», тяжело вздыхая, охая, скрипя, взобрался на крутую гору и, зарываясь в шипящей волне, свалился в разверзшийся омут. Он катился так стремительно, что казалось — падал в пропасть. Меня охватил страх, и я закрыл глаза. Мне казалось, что падение продолжалось бесконечно долго. «Энтузиаст» так тряхнуло, что я с трудом удержался на ногах. Тяжелая волна ударилась в левую скулу китобойца и, разбившись веером, опала на корабль, залив нас с головы до ног. Китобоец перестал падать, встречной волной его захлестнуло, вода с шипением прошлась по всем закоулкам и надстройке и чуть–чуть не сбила нас с ног. Затем нас снова начало поднимать вверх. Долго и медленно мы ползли в гору. Усилившийся ветер разбивал в пыль загривки волн. Водяная пыль и снег мелкой поземкой неслась нам навстречу.

Димка, сжав губы в тонкую линию, уверенно держал штурвал, не сводя взгляда с новой, надвигавшейся на «Энтузиаст», еще более страшной волны. Китобоец снова стремительно скатился в кипящую бездну и на миг остановился, как бы раздумывая или ища выхода. Волны стремительно накинулись на него. Между тем огромный вал возвышавшийся над нами, был готов уже подмять под себя китобоец. «Энтузиаст» вновь медленно полез вверх. Он поднимался почти отвесно, не понятно каким образом не скатываясь вниз. И тут я заметил, как начала отрываться одна из китовых туш. Нам бы нужно было вообще избавится от китов, в такой-то передряге, они только мешали нам и делали судно не управляемым, но мы так поступить не могли. Слишком долго мы искали этих кашалотов, слишком много сил потратили, чтобы добыть и доставить на «Алеут», поэтом такой мысли ни у кого даже не возникло.