Гарнизон в тайге - Страница 85

— Боевая награда для боевых дней, — говорил Шехман.

По приказу Мартьянова батарея должна занять огневую позицию в 8.05. Над тайгой показались проблески утра. Комбат с бойцами уже осматривал орудия, проверял приборы, словно за ночь они могли измениться. Он приказал молодому красноармейцу Бельды выехать на наблюдательный пункт и сделать столик для вычислений.

Связист Кирюша Бельды оседлал коня. До огневой позиции три километра. Пока едешь, можно о многом передумать.

Вчера политрук сказал, что каждый выпущенный снаряд стоит сотни рублей. Какие дорогие снаряды! Разве можно подкачать в стрельбе? Всю зиму готовились, а сегодня у батареи первые стрельбы.

У наблюдательного пункта Бельды расседлал коня, пустил его на пастбище. Боец подошел к крутому обрывистому берегу и засмотрелся на проснувшееся море. За дальней сопкой вставало солнце. Лучи его блеснули на росистой траве, рассыпались в море.

Теплый ветер ласково погладил лицо Кирюши, потрепал изумрудную березку. Листва ее нежно зашептала знакомое Кирюше с детства. Тайга всегда пела ему свои песни. Море, как мать, кормило. Что могло быть ближе и дороже тайги и моря для Кирюши? А ветер спустился вниз, тронул воду у берега и исчез с волной в необъятной морской синеве.

Что же он стоит и смотрит? Смотреть хорошо, но Кирюше надо делать столик.

— Я буду с телефоном здесь, командиру, значит, лучше быть там, — рассуждал боец, приступая к работе. Бельды тихо насвистывал песню. Придерживаясь за сухостойку рукой, он сделал большой взмах, и топор, попав на сучок, отскочил в сторону. Роса на траве окрасилась в малиновый цвет. Кирюша выхватил из кармана платок и перевязал руку. От обиды он готов был плакать. А вдали уже гремели колеса, фыркали лошади. Столик не готов. Что он ответит командиру? Кирюша Бельды забывает про боль в руке и доделывает столик.

Штабная палатка. Гейнаров развернул перед Мартьяновым большую карту. На ней командир ясно видел лес, горы, поля, дороги, речушки, овраги — видел весь театр предстоящего «сражения». Противник появится внезапно. Скорее это будет десант, высаженный на берег. Мартьянов определил вероятное место появления противника и заранее сосредоточил огневые средства в этом направлении, не оставляя вне поля наблюдения остальной фронт, ломаной линией очерченный на карте красным, карандашом.

Батарею Шехмана трехорудийного состава Мартьянов установил на обратном склоне горы. На карте высота изображена небольшим темно-коричневым пятном, больше похожим на амебу, чем на гору. Значки рассеялись по всей карте. По ним Мартьянов читает решение тактической задачи.

— Михаил Павлович, а где расчеты на второе положение?

— Задачу надо решать, не думая о втором положении. В этом трудность и умение строевого командира…

— Поехал, — прервал его Мартьянов, — тебя что ни спроси, все с теории начинаешь. Душу вымотаете с Шаевым. Словно сговорились. Я спрашиваю: а если изменится вводная?

— Тем лучше. Искусство полководца в том и заключается, чтобы не заранее все предрешить, хотя это и очень важно, а суметь в момент боя правильно перегруппировать силы. Немцы провалились на Марне потому, что не хотели этого сделать. У них все было рассчитано, как ходы на шахматной доске. Военное дело — не шахматная игра, а люди — не пешки.

— Перекури это дело, — пошутил Мартьянов и торопливо вытащил портсигар.

Гейнаров отмахнулся.

— Клаузевиц это прекрасно понимал, Семен Егорович. Самые верные решения бывают в самые напряженные моменты боя. Так говорил этот полководец…

— На кой черт забивать голову Клаузевицами? Воевали без них и побеждали, — прервал Мартьянов.

— Клаузевица не выбросишь. Это-о философ! Даже Ленин изучал его, развивал отдельные положения.

— Ленин многое изучал. Ему без этого нельзя было. Государственный человек, командир революции, понимаешь?

— Ты тоже государственный человек. Все мы государственные люди от мала до велика и должны знать много, чтобы ими быть…

— У меня свой опыт поднакопился. В германскую войну, за годы гражданки, наконец, под Фугденом не один раз была заминка, Михаил Павлович. Дашь команду «в штыки!» — и пробка ликвидирована. Штыки никогда не подводили, понимаешь! Штыки и в будущих боях пригодятся.

— Штыковой бой — очень важный элемент в войне, — выслушав Мартьянова, торопливо заговорил Гейнаров. — За русским штыком своя традиция. Если говорить о штыке, значит говорить об истории русской армии, ее вооруженных силах. Как видишь, опять все туда же, в старину, лезем…

Мартьянов рассмеялся.

— Здорово у тебя получается, как по книге.

— Посмотрю, как выедешь на штыках сегодня, — сказал начальник штаба. — Расчеты на второе положение я приготовил, цифры в походном блокноте.

У палатки раздались голоса. Сюда шли инспектирующий и посредники. Шаев горячо говорил:

— Убежден, батарея Шехмана задачу решит отлично… Опыт, хорошая тренировка бойцов. Сам проверял. Рота Крюкова тоже стреляет неплохо. За других не ручаюсь. Инспекторская проверка покажет наши слабые места. На них нажмем, выравняем, обязательно выравняем…

Мартьянов с Гейнаровым вышли навстречу. Инспектирующий принял рапорт о готовности приступить к учению и дал тактическую задачу…

Гранит берегов вдруг заговорил торопливыми очередями пулеметной стрельбы. Чуть шелестящие кусты малинника сделались неприступными, где-то из-за них на голову «противника» бил свинцовый дождь.

За темно-зеленым массивом тайги, подступающим к морю, бухали полевые пушки, горные гаубицы, еще дальше из глубины распадков докатывалось эхо береговой артиллерии. Долго и глухо трещало после каждого выстрела.

Снаряды летели в зените, затянутом белизной облаков, и рушились на палубы невидимых судов, которые только могла обнаружить авиаразведка.

Десант «противника» в несколько мелких судов безуспешно пытался переправить людские резервы, быстроходные катера, удачно миновав зону артиллерийского поражения, попадали под пулеметный огонь, и высадка десанта не удавалась.

Авиаразведка доносила: артиллерия удачно поражала цель за целью. Тяжелые снаряды рушили массивные сооружения. Несколько судов было уже «потоплено». Противник все еще не мог прорвать стену водяных столбов, поднимающихся от взрывов. Незатонувшие суда вели усиленный огонь и, не находя огневых позиций, стреляли только по высотам, где предполагались командные пункты и сосредоточения живой силы.

Но вот на горизонте вновь показались стелющиеся дымки. Потом стали видны мачты и наконец вырисовался силуэт корабля. И уже авиаразведка доносила: в направлении к берегу идет крейсер «противника». Надо было принимать решение.

Инспектирующий все осложнял обстановку боя. Пока еще не вступали в сражение пехотинцы. Они укрылись в тайге за скатами перевалов. Бой шел на расстоянии. Сражалась техника, обоюдно прощупывая силы. Людские же резервы в обороне ползали по траве, собирали бруснику, обрывали спелую малину, пели песни, читали газеты. Они не видели боя, которым сейчас управлял Мартьянов в своей палатке, склонившись над картой. Они и не могли слышать условной артиллерийской стрельбы, а между тем бой разгорался.

— Ну вот, где твои заготовленные рецепты? — бурчал Гейнаров, глядя на вспотевшего Мартьянова. — Штыки пускай в ход, штыки! Артиллерия наша не достанет до крейсера, командуй красноармейцам «в штыки!», а то у них животы с ягоды разболятся… — Гейнаров дружелюбно ехидничал.

Инспектирующий не мог знать, что вводные, которые давались им, не только вынуждали сражаться с невидимым противником резервы обороны, но и заставляли еще бороться между собой двух командиров.

— Ну, что теперь будешь делать? — тыкая пальцем в карту, говорил Гейнаров и ставил значки на ней цветным карандашом. — Это крейсера?

— Высчитай квадрат и сообщи данные командиру литерной батареи, — говорил Мартьянов.