Ганнибал: один против Рима - Страница 4
Итак, после трех лет блокады гарнизон горы Эрик спустился к стоявшим в ожидании судам. Люди не проявляли радости, покидая свои жилища. Они были истощены голодом и несли с собой мало трофеев. На кораблях они коротали время, подсчитывая, сколько им задолжали карфагенские магнаты. Недовольство наемников вылилось в бунт, который вызвал мятеж рабов и перерос в беспощадную гражданскую войну, изменившую планы их господина Гамилькара и хозяев Карфагена.
Все это могло оставить лишь легкий след в памяти юного Ганнибала, который едва ли понимал, что происходит. К тому же он попал с корабля в свой роскошный дом. Это был дворец в большом городе, где он стал жить со своими сестрами и младшими братьями, где его ждали домашние учителя и слуги готовы были откликнуться на его зов. Но он не забывал тот лагерь, в котором умудрялись существовать вооруженные люди.
Возраст Нового Города насчитывал к тому времени пять веков. Изначально бывший промежуточным портом финикийцев на пути в Испанию, он продолжал хранить следы своего происхождения. В конце узкого полуострова, вдававшегося в залив Тунис напротив острых вершин Священной горы, за четырехсотфутовым каменным молом образовалась гавань. Здесь, у широких причалов, укрывались от опасных северо-западных ветров суда. Холмы на перешейке полуострова защищали гавань Карфагена от подхода к ней со стороны материка.
Вторая, внутренняя, гавань была сооружена для военных кораблей. Круглая, как колодец, она была окружена высоким портиком, за которым могли укрыться около 200 галер. Каждый причал был оборудован мраморными стойками для швартовки судов. На острове, имеющем форму ступицы колеса, размещалось административное здание адмиралтейства. Отсюда, с высокой башни, напоминающей маяк Фарос в миниатюре, открывалась панорама моря. Башня выполняла также роль сигнальной. За круглым портиком в запертых складских помещениях хранились лес, снасти, оружие и военное снаряжение. Хотя Карфаген не обладал больше таким военно-морским флотом, как в то столетие, когда он был владыкой западного моря, все необходимое для такого флота хранилось на складах. Защитная стена препятствовала тому, чтобы посторонние люди могли выведать секреты внутренней запасной гавани.
Широкий путь вел к древней цитадели — холму Бирса. Этот холм, высотой около 200 футов, площадью чуть ли не равной половине площади афинского Акрополя, был теперь почти целиком отдан великим храмам Танит, матери Земли, Эшмуна Целителя — Эскулапа у греков — и Мелькарта. Поскольку пространство в центре Карфагена было ограниченным, мастерские поднимались на семь этажей над Бирсой, размещались семью ярусами на уступах так, чтобы был открыт доступ солнцу. Здесь же находились емкости для сбора дождевой воды. Ремесленники и торговцы снабжали рынки Средиземноморья. У них были свои торговые объединения, которые встречались за общим столом и заботились о том, чтобы принимать участие в городских делах.
Огромный бульвар, извиваясь, тянулся почти на семь миль мимо Бирсы, вдоль полуострова, пересекая превращенные в сады кладбища с надгробными памятниками, представляющими собой уникальные творения рук финикийских мастеров. Ближе к морю другие окруженные стенами сады дали приют знатным семьям, которые нажили свои богатства благодаря торговле. Некоторые из них, как, например, аристократические семьи Магонов и ловких Ганнонов, господствовали в городе в течение нескольких поколений. Клан Ганнонов открыто враждовал с неожиданно выдвинувшимся удачливым Гамилькаром.
На своем пути бульвар проходил мимо множества тех, кто не принадлежал к горожанам Нового Города. Нумидийцы в накидках восседали на быстрых лошадях, внимая свистящим звукам своих дудок; суданцы шли по пыльным дорогам, неся поклажу на расправленных плечах; массилийские воины широко шагали впереди своих семейств, направляясь к невообразимо богатому городу; повозки ливийских крестьян, коренных жителей плодородного побережья, вливались в поток движения. Смуглые греческие надсмотрщики щелкали бичами, прокладывая путь своим старомодным, но импозантным колесницам. Заморские конные упряжки останавливались перед слонами, невозмутимо шагающими с грузами тяжелой древесины. Караваны шли с юга, с невольничьих земель, из глубин Африканского континента.
Фактически магистрали карфагенян превратились в артерии всего континента. По ним продукция Африки поступала в город, чтобы превратиться в грузы кораблей, отправляющихся в другие порты Средиземноморья.
Карфаген стал нервным центром, огромным городом на краю моря. В его лавках финикийская речь смешивалась с местными диалектами, а язык греческих торговцев — с восточноарамейским языком. На самом деле Карфаген был восточным городом. Красные холмы Африканского побережья напоминали Красные Земли за Ханааном.
Карфаген обладал еще одной отличительной особенностью. Этот город всегда был свободным. Тир, покорившийся халдейскому, а позднее персидскому владычеству, был разрушен Александром и его македонским войском. Жертвы этого разрушения 332 года до н. э. — старики и женщины с младенцами — нашли убежище в Новом Городе. Самые надменные из северных городов, Афины и Капуя, увидели врагов, осаждающих их стены.
Удивительно, но Карфаген не имел защитной стены — его защищало море.
В отличие от Тира Новый Город добывал средства к существованию из глубинных районов материка. С горного кряжа полуострова открывался вид вниз на зеленую долину с орошаемыми плантациями. Они простирались до плодородной долины реки Баграда, за которой виднелась темная линия реликтовых лесов, где взамен вырубленных дубов и сосен искусные руки немедленно высаживали новые деревья.
Сначала Ганнибал, видимо, сопровождал своего неугомонного отца за пределы цивилизации, туда, где ливийцы разводили скот, выполняя волю своего вождя, живущего в глиняной хижине. Возможно, они посещали Кирту (Константину), город народа пустыни, стоящий на берегу западной реки. Но великое восстание 241–238 годов до н. э., которое, как большой пожар, распространилось по внутренним районам, должно было заточить мальчика в особняке в Карфагене, в той комнате, которую он делил с греком, математиком и чтецом, читавшим героические поэмы его малолетним братьям.
Восстание скоро превратилось в гражданскую борьбу, в которой подчиненные внутренние районы пытались избавиться от контроля города, расположенного на полуострове. Однако эта междоусобная борьба приобрела более сложную форму. Хищнические племена объединились с деревнями, страдающими от непомерных налогов военного времени, которые с них взимали их господа; другие оставались лояльными Карфагену. Ветераны гарнизона горы Эрик, которым задолжали жалованье, возглавили восстание. Город не располагал опытной армией, которая могла бы противостоять им. С другой стороны у восставших не было способных лидеров. Они прибегли к терроризму. Чувствуя грозящую опасность, Карфаген отобрал полномочия у семьи Ганнонов и призвал Гамилькара Барку взять на себя единоличное командование.
Гамилькар мобилизовал новые войска. Множество нумидийских всадников встали под его знамена. Караван слонов в кожаной броне потянулся из ворот города к дымам горящих деревень. Гамилькар, имея такое разношерстное войско, перехитрил полчища восставших и загнал их остатки в слепое узкое ущелье, из которого выбраться не удалось никому.
Когда снова были открыты дороги к Африканскому побережью, залечивающему свои раны, они были уставлены крестами, на которых умирали распятые лидеры восставших. Среди распятых тел, вокруг которых кружились тучи воронья, было и тело великана-ливийца с серьгами. Восьмилетний Ганнибал должен был видеть какие-то последствия этой «непримиримой войны», как назвали ее римские историографы.
Возможно, уже в этом раннем возрасте он почувствовал отвращение к войне и нежелание посылать людей на битву, что проявилось в последние годы его жизни.
На обессилевший Карфаген обрушилась новая угроза. Это привело к тому, что в 238–237 годах до н. э. городу пришлось принимать срочное решение.