Гангутское сражение. Морская сила - Страница 3
— Ваше величество, я очень рад, что наши мысли совпадают. Но нынче для того времена не подоспели…
Также не знали ни Уксеншерн, ни Стенбок, что, когда шведы уже высаживались в Дании, Вильгельм послал приказ адмиралу Руку не трогать датчан и не содействовать высадке десанта шведских войск. Но, увы, адмирал получил этот приказ слишком поздно…
Откашлявшись, Стенбок продолжал воздавать хвалу королю:
— Слава Провидению и Господу Богу, что свершилось чудо, что королевские войска растерзали русского медведя под Нарвой.
Несколько утомившись, Уксеншерн выпрямил спину, продолжая размышлять. Пора начинать разговор о главном, о чем накануне они договорились со Стенбоком и вскользь намекнули об этом Гедвиге-Элеоноре. Дело касалось ее внука.
Отъезжая на войну, король обязал Гедвигу вместе с принцессой Ульрикой присутствовать на всех заседаниях Государственного совета.
Сейчас маленькая принцесса, скучая, позевывая, думала только о том, как бы поскорее закончили свои монотонные тирады эти важные люди в пышных, напудренных париках.
Ульрика, чтобы не обижать брата, не показывала виду, но ей всегда претило высиживать часами среди напыщенных королевских советников, об этом она откровенно сообщала в письмах любимому брату Карлу, но тот сердился и строго внушал ей не пропускать ни одного заседания.
Услышав слова Стенбока о русском медведе, она ткнула туфелькой лежавшую на полу медвежью шкуру и грустно улыбнулась.
Казалось, совсе́м недавно она забавлялась с братом, в шутку пряталась от него со старшей сестрой Софией, а теперь коротает время одна. Брат, король, выдал сестру замуж за герцога Голштейна,[3] и та очень довольна выбором брата. Но Ульрике от этого не легче. А братец теперь стал вдруг знаменитым и, кажется, на самом деле увлекся войной и упивается своей славой…
В голосе Стенбока Ульрика уловила новые, досадные интонации. Граф высказывался о дальнейших планах брата. Оказывается, король не собирается возвращаться домой, а задумал еще раз поколотить царя а главное, заодно и саксонского курфюрста Августа. Стенбок вдруг заговорил о непомерных расходах на войну, непосильных для королевской казны.
— Граф Пипер сообщает, что его величество настроен решительно, чтобы не только поставить на колени Петра, но и расправиться с Августом. Такие обширные действия не под силу нашей казне. Надобно убедить его величество искать выгодный мир с Августом, а потом только разделаться с русскими. — Отдуваясь, вытирая платком вспотевшее лицо, Стенбок наконец замолчал и опустился в кресло.
Следом поднялся Бенгст Уксеншерн. Его, пожалуй, больше других присутствующих волновало будущее.
— Швеция уже влезла в долги, — сетовал он, — в случае войны и против короля Августа, и царя Петра страна не выдержит и попадет в безвыходное положение. Для управления королевством надобно поддерживать крепкую власть, особенно во время войны, а чиновники, опора государства, бедствуют на нищенской зарплате. Страдают земледельцы, сокращается торговля с Польшей и Курляндией. Из провинции в Государственный совет то и дело поступают жалобы на тяжелое положение в уездах. — Уксеншерн высказался за специальное обращение к королю.
Постепенно трезвели головы советников от недавнего радужного похмелья, от первого успеха в стычке с русской армией. В Стокгольме уже поговаривали, что королевские полки не добились полного разгрома русского войска, а благоразумно уклонились от дальнейшей схватки и отошли на зимние квартиры в Эстляндию. Слушая Уксеншерна, не оставалась равнодушной и Гедвига. Она пожаловалась, что не раз просила в письмах Пиперу посоветовать брату не ввязываться в войну с Августом, а заключить с ним добрый мир.
— Но граф мне отвечает каждый раз, что переубедить короля невозможно, — грустно поведала Гедвига.
В конце концов Государственный совет отправил королю послание, в котором предостерегал его от опрометчивых планов.
«Если продолжить войну как против царя, так и против короля Августа, то ваше величество до такой степени погрузится в долги, что в конце концов невозможно будет добывать деньги для продолжения войны и для управления государством. Мы говорим также от имени бедных чиновников, которые за свою большую работу получают лишь очень малую плату или вовсе ничего не получают и изнуряются со своими женами и детьми, за многих бедняков, которых поддерживает государство. Из чувства подданнической верности и из сострадания к обедневшему народу мы просим ваше величество освободить себя по крайней мере хоть от одного из двух врагов, лучше всего от польского короля, после чего бы Швеция могла снова пользоваться доходами от пошлин в Риге».
Рассудительные члены Государственного совета ставили свои подписи под посланием и надеялись, что молодой король не будет опрометчив в своих замыслах. Почти все железо и медь идет на нужды войск и флота, заводчики пока терпеливо ожидают выплаты долга от державы, а казна пуста.
Другое дело, если Швеция навсегда закрепится на берегах Восточной Балтики. Король будет диктовать всей Европе условия торгового мореплавания на Балтийском море, и Швеция обогатится.
В отличие от сановников Государственного совета, флагманы и адмиралы королевской Адмиралтейств-коллегий были настроены благодушно ивесьма оптимистично. Король не бросил ни одного упрека в их адрес за все время военных действий.
Без единой задоринки шведский флот погрузил на корабли и купеческие суда двадцать тысяч войск, перевез их благополучно через проливы Зунда к берегам Зеландии и высадил в бухте Гумбилека, в семи милях от Копенгагена. Еще с весны шведские адмиралы оснащали корабли королевского флота к предстоящим схваткам с датчанами. Как-никак, а морские силы королевских флотов Дании и Швеции были примерно равными. Перегруженные же войсками шведские эскадры могли потерпеть поражение от датчан, и тогда вся операция пошла бы насмарку. Но, слава Богу, королевские дипломаты заключили с Вильгельмом секретное соглашение о помощи Швеции в этом деле. Эскадрам англичан и голландцев, адмиралам Руку и фон Алемонде английский король[4] приказал соединиться со шведским флотом и «поддержать мир» в проливах. Датчанам отводилась роль посторонних «зрителей» в этом спектакле. Превосходство на море предрешило успех и на берегу. Карл XII верно выбрал направление удара. Войска датчан во главе с королем Фредериком IV нерешительно копошились далеко на юге у границ Голштинии. Беспрепятственно осадив Копенгаген, под угрозой полного разгрома его величество заставил капитулировать датчан.
Вспоминая чисто морские эпизоды минувшей кампании, шведские флагманы удовлетворенно посмеивались:
— Отныне Балтийское море становится нашей вотчиной. — Адмиралы не скрывали своего довольства. — Мы будем править на морских дорогах, и Балтика будет нашим more castrum.[5]
Расправившись с датчанами, молодой король не мешкая отправился с войсками на помощь осажденной армией Августа II Риге. Теперь шведский флот безбоязненно перевез королевскую армию через всю Балтику и высадил ее в Пярну, на берега Эстляндии, Узнав об этом, испуганный Август II тут же снял осаду Риги и спешно отошел в Речь Посполитую. Хвалебный тон в адрес короля задавал старший флагман, адмирал-генерал Ганс Вахтмейстер. Ему вторили все адмиралы.
— Но его величество, наш король, оказался молодцом, — оживленно переговаривались флагманы, — он без промедления двинул полки к Нарве и в пух и прах разделал войска царя Петра. Теперь навсегда отвадили московитян от моря…
На заседаниях королевской Адмиралтейств-коллегий флагманы выговаривались официальным языком и, как говорится, не отводили при этом душу.
Покинув резиденцию Адмиралтейств-коллегий, они не спешили расставаться, по сложившейся традиции кучковались по схожести характеров, прежней дружбе и взаимопониманию.