Галльские ведьмы - Страница 65

Феодосий направился в Рим. Он страдал водянкой и знал, что его дни на этой земле сочтены. Империя разделилась, Восток отошел его сыну Аркадию, Запад — сыну Гонорию. Затем он возвратился в Медиолан, как мог, заключил мир с богами и спустя девять месяцев, следующей зимой, испустил дух.

Аркадий был болезненным семнадцатилетним юношей и находился под влиянием своего преторианского префекта Руфиния. (Вспомнив это имя, Грациллоний криво усмехнулся.) Гонорий был мальчиком лет одиннадцати, и тоже довольно слабоволен. Его отец приставил к нему Флавия Стилихона и его жену Сирену. Они обручили его со своей дочерью Марией.

Дальнейшая борьба была неминуема. Стилихон начал войну на Рейне, напав на германские племена. После их подавления он направился во Фракию. Там он и находился до этого момента.

— Похоже, он намеревается изгнать готов и унов из тех провинций, — ответил Апулей на вопрос Грациллония. — Нет никаких сомнений, что на этом он не успокоится. Однако у меня есть все основания полагать, что его настоящая цель — уничтожить преторианского префекта Руфиния. Если ему это удастся, он станет хозяином всей империи, как на Востоке, так и на Западе.

— И тогда…

— Все в руках Божьих. Но люди могут принять меры.

Они перешли по мосту через Одиту и направились по дороге на север, вдоль притока Стегира. Впереди показались быки; их хозяин накладывал в деревянное корыто солому; за загоном, у дома, его жена разбрасывала зерна цыплятам, которые свободно бегали по двору: эту мирную картину нарушал только насмешливый ветер.

— Я не жду беды немедленно, — помолчав немного, сказал Апулей. — Стилихон будет занят. Даже здесь, на севере, он в первую очередь займется скоттами. Тебе известно, как два года назад они воспользовались его отъездом из Британии и опустошили ее, восстановили свой анклав.

Грациллоний нахмурился. Вряд ли они пощадили дом его отца.

— Это работа Ниалла. Я слышал, он сейчас озабочен внутренней частью Ибернии. По какому-то счастливому случаю наши пути еще не пересеклись.

— Кто…

— Не обращай внимания. Ты связан со скоттами, я — нет, и, мне кажется, ни один римлянин, ни один, с ними не связан. Это обстоятельство не в твою пользу.

Грациллоний сдержался.

— Именно я двенадцать лет назад разбил флот, который неминуемо атаковал бы Лигер. Верно, я развиваю отношения со скоттами, но с дружественными скоттами.

Апулей вздохнул:

— В тебе я не сомневаюсь. Но в Туроне, Августе Треверорум, Лугдуне, Медиолане считают иначе. Откуда бы это ни шло, нельзя забывать, что человек, поставленный в Исе римским префектом, должен стать его независимым совереном. Для тебя это не имеет значения, если ты будешь продолжать именоваться центурионом.

— Как я могу ниспровергать интересы Рима? Я укрепил его могущество!

— И могущество Иса тоже. Некогда никому не известный город теперь стал самым главным в Арморике, о его богатстве известно во всей Западной империи. Тем не менее он остается чужим, как нехристь, как крепость сассанского короля.

— Рим заключил мир с персами.

— И сколько он продлится? Сколько еще Ис будет нашим союзником? Твое правление не вечно, Грациллоний. Ты не доживешь до старости, если не будет положен конец варварскому закону о преемственности. Ис, вероятно, самый опасный враг. Уже растет недовольство.

Грациллоний покачал головой.

— Ты ошибаешься.

— Ты знаешь, что думают жители Иса. Я знаю, что думают правители Рима. Если они воспрепятствуют торговле, которая сейчас процветает благодаря твоим стараниям, что будет с Исом?

— Что? Но это же смешно! Зачем им это делать? В Арморике наступил мир, мы выбрались из нищеты.

— Вот это… и тревожно. Торговцы и моряки Иса, будучи свободными представителями, подрывают авторитет римских правителей, гильдий, законов. Люди покидают места, где они родились. И появляются стихийные поселения, необлагаемые налогом, и едва ли этих людей беспокоит их скрытный образ жизни. В этом году Ис закупил в Ибернии довольно большое количество не чеканного золота. Это привело к тому, что императорские деньги полностью обесценились, и люди начали роптать, что, вероятно, им не нужен никакой император. Нет, правители не допустят, чтобы власть над провинциями вышла из-под их контроля. Не посмеют.

Грациллоний решил не упоминать о собственных ошибках. Кое-кто из римских правителей наверняка о них осведомлен, но чтобы их исправить, придется вырвать этих людей из привычной жизни, отправить в леса, на заброшенные земли, в трущобы, варварские лагеря. Какая сила заставит их это сделать? Это лишь создаст для всех дополнительные трудности, в основном для Рима, поскольку проклятое глупое правительство не в состоянии обеспечить простейшие условия для выживания.

— Наверняка они направят к нам своих священников, — взревел он. — Но у нас есть своя церковь. Мы никого не подвергаем гонениям.

— Я слышал, что Гонорий очень набожный, — сказал Апулей. — Когда он вырастет, его слабости могут превратиться в достоинства.

— Однажды Максим уже грозился захватить Ис.

— Он погиб. Стилихон опаснее. — Апулей взял друга под руку.

— Я не хотел тебя расстраивать, — продолжил он. — Я только хотел тебя предупредить. У тебя будет время подготовиться и предпринять ответные действия. Я обещал попросить за тебя перед влиятельными людьми. Я верю, нам удастся предотвратить твой отзыв, иначе Арморика будет повергнута в хаос, наступит кризис, который Стилихон в настоящий момент расценивает как нежелательный. Но, со своей стороны, ты должен быть более осмотрительным. Забудь о контрабанде, обуздай самых крикливых. Ты… — Апулей замолчал.

— Что? — спросил Грациллоний.

— Будет лучше, если ты примешь веру и обратишь в нее жителей Иса.

— Прости, но это невозможно.

— Знаю. Сколько я молил Бога, чтобы с твоих глаз спала пелена. Это ересь, но мысль о том, что ты будешь гореть в аду, не даст мне покоя на небесах, если я буду удостоен чести туда попасть.

Грациллоний медлил с ответом. В привычных дружеских спорах с Корентином он говорил ему, что не считает вечные мучения подходящим наказанием за заблуждения, и не видит справедливости в деяниях Бога, который так наказывает. Корентин возражал, что простые смертные не имеют права судить Всемогущего; что они понимают?

Апулей повеселел.

— Хватит, — сказал он. — Ты понял суть того, что я хотел тебе сообщить. Подумай об этом, а завтра мы продолжим разговор. А теперь давай просто будем самими собой. Смотри, впереди вилла.

Они направились к ней. Отсутствие врагов и возрождение торговли заставило жителей отказаться от укреплений. Из-за ветеранов Максима также можно было забыть о нехватке рабочих. В провинциях Аквилона бурно процветало сельское хозяйство, но не в виде латифундий, а в форме издольщины и фригольдов. На земле, окружавшей дом Апулея, который стоял в северной части расчищенного пространства, перед лесом, раскинулись поля, пасся скот, дома были подновлены. Сам дом, с белоснежными стенами, застекленными окошками, красной черепичной крышей, напомнил Грациллонию дом его отца. Но его хозяина не перемололи жернова королевского суда, он был сенатором — высший сан для свободного человека, признаваемый римским законом.

Завидев отца и Грациллония, дети выбежали из сада и бросились им навстречу, чтобы они их обняли. Шестилетний Саломон намного обогнал сестру. Довольно крупный для своего возраста, он очень походил на отца, хотя Апулей наверняка в детстве был более спокойным. Родители объяснили Грациллонию, что они назвали его в честь короля древних иудеев в надежде, что за это Господь не даст ему умереть. Так и случилось, но и потом дети Ровинды рождались мертвыми или умирали в младенчестве.

За ним прибежала Верания. Для своих десяти лет она была хорошо сложена. У нее были такие же карие глаза, как у отца, светлые каштановые волосы, как у матери, и привлекательность, унаследованная от обоих родителей. Оказавшись рядом с Грациллонием, она неожиданно покраснела и присмирела, сквозь шум ветра он едва расслышал, как она поздоровалась.