Галерные рабы его величества султана (СИ) - Страница 26

— Чем детишков кормить не знаю! — подержал их еще кто-то.

— А им-то, аспидам начальным чего! Есть пить есть чего! А нам хоть в омут головой!

— Пошли за правдой! Пусть голова стрелецкий решит!

— А чего он решит? — послышались голоса. — Ворон ворону глаза не выклюет! Он нашему полковнику кум. Нешто он за тебя станет?

— Зачем за меня? Я по правде решить все хочу! Мы государю великому присягали и службу несем. Но где жалование государево?

— Чего у нас по правде делается, дурья голова? От веку правды той не было! Нечего идти к голове!

— А чего и далее терпеть? Ты вон не жонатый! А мне детишек кормить да женку! Пусть отаст наше кровное!

— А еще, слыш-ко, указ вышел, по-новому, значит, нас стрельцов обучать!

— Чего? — спросили пожилые стрельцы.

— Того! Прибудет к нам вскорости капитан из немчинов. И станет нас строю иноземному учить. У меня сыновец* (*сыновец — племянник) во стрельцах в Вологде, так их давно тому учат. По-многу часов стоят на вытяжку и шагать складно учатся. И чуть что не так немчин-капитан их палкой лупит.

— Не брешешь?

— Вот те крест!

— На кой это учение нам надобно?

— Государев указ!

— Али мы воюем худо? И так жизни нет, а то и хуже бывает!

И пошли они за правой к начальству. Высказали ему свои горести и правдиво все рассудить потребовали. Но стрелецкий голова и сам как их полковник делал. И жалование себе забирал и в имение к себе стрельцов на работы гонял. Потому указал зачинщиков имать и в застенок. Там стрелец Охрим и сгинул, как заводчик бунту. Только его обезображенный труп нашли спустя неделю в сточной канаве.

Сам Кузьма был бит плетьми. Во время мора голоного потерял всю семью. И сослали его в Киев в гарнизон противу ворогов стоять….

Он пошел к шинку, думая напиться, но кто-то тронул его за плечо. Он обернулся. Рядом стоял городовой казак Степан.

— Тебе чего? — грубо спросил Кузьма.

— А, ты не ершись, Кузьма. Я той же думки что и ты. Но при кузнеце говорить не схотел. Наше житье сам знаешь какое! В селе, где мать моя живет с отцом, такое деется, что и сказать тсршно. Татары напали на них, союзники значит Выговского. И ограбили всех под чистую. Мои едва в лесу схоронились. А иных татары в рабство забрали. Иных саблями посекли. Детишек малых на копья ловили. Союзники!

— Дак Выговский-то уж не гетман.

— И что с того? Всех бед от того не избудешь. И когда оно кончиться то горе на земле нашей? Скажешь, Кузьма? Когда белый царь всех врагов одолеет?

— А ты думаешь у нас на Москве легшее жить простому человеку? Хоть бояре у нас и начальство стрелецкое из православных, а нам оттого не легшее. Нету и там правды. Всюду кривда она.

— Да можно ли такое молвить про царя?

— Про царя не скажу худого. Он всей Руси отец родной. Но до царя далеко, а до бога высоко. Вот бояре и вершат у нас дела. Вот меня секли кнутами за низменные речи. А чего я такого сказал? Жалование государево просил. То чего мне можно просить. Ведь мои-то все, слыш-ко, голодом померли.

— Неужто?

— Да. Один я остался бобылем.

И они отправились заливать свое горе в шинок…

Войска боярина Шереметева выступили из Киева. Сам боярин в богатых доспехах ехал во главе полка дворянской кавалерии. Этот полк Шереметев любил, так как сам был его командиром и часто сам водил его в бой. Доспехи всадников сияли чистотой, и передовые сверкали золотыми и серебряными насечками. Весело трепетали на ветру знамена.

За кавалеристами шли пешие приказы стрельцов.

Первым вступал полк Языкова в серых кафтанах и желтых сапогах. У каждого стрельца была белая перевязь через левое плечо, называемая "берендейка" с деревянными пенальчиками для пороховых зарядов. В походе вместо шапок с меховой оторочкой стрельцы носили металлические шлемы. Пятидесятники проследили за тем, чтобы стрельцы все надраили и отполировали перед походом.

За серокафтаниками Языкова шел полк Лопухина в красных кафтанах и желтых сапогах. Зипуны* (*Зипун — одежда надеваемая под кафтан) солдат этого полка были того же цвета что и кафтаны, не такие как у Языкова. Над строем подобно тростнику колыхались бердыши, и отражали солнечные лучи от начищенных металлических поверхностей.

Рядом со своим полком гарцевал на черном жеребце сам полковник Лопухин. Он был одет в красный кафтан своего полка, но ворот его был искусно отделан золотом и жемчугом и петлицы были из золотого шнура. Шапка была отделана соболиным мехом и на её передней части красовалась золотая эмблема в виде короны.

Затем двигались другие стрелецкие полки с серых, синих и зеленых кафтанах. На солнце также ярко блестели бердыши и фитильные ружья. Это был стандартный набор оружия русского стрельца. Бердыш использовался как древковое холодное оружие и как подпорка при стрельбе для ружья. Кроме этого каждый стрелец имел и саблю.

За стрельцами выступили солдатские полки. Или еще их называли полки "нового строя". Это были солдаты обученные по европейской методе и офицерами в них были в основном иностранцы. За пикинерами, солдатами вооруженными пиками, следовали мушкетеры, солдаты с мушкетами.

За ними следовал наряд, артиллерия русской армии. За нарядом двигался большой обоз, а за обозом шли слободские казаки, несколько донских станиц и рейтарский немецкий полк.

Боярин Шереметев держался в седле хорошо. Сказывалась долголетняя служба в кавалерии. За ним следовал его штаб…

Князь Юрий Барятинский взглядом провожал Шереметева и произнес, обращаясь к стрелецкому голове Лобанову:

— Такой командующий армию эту похоронит. Мало нам Хованского.

— Шереметев воин добрый, князь, — возразил Лобанов. — Он не чета Хованскому. Опыт его велик. Знаешь, в скольких кампаниях он участие брал?

— И что с того? Отчего же он Хованскому войско доверил?

— Про то тебе должно быть известно, князь. По роду его! Хованскому ту армию было должно доверить. Он по знатности подходил. А не то кто из воевод стал бы под него? Сам посуди, князь.

— Давно пора отменить это когда командующего по знатности рода назначают. Но, поди, скажи про это Шереметеву! Сразу на тебя руками замашет. Нельзя скажет рушить древнее благочестие. То от предков повелось! А коли времена изменились? Коли воевать так больше не можно как предки воевали?

— Сам про то много думаю, князь, — ответил Лобанов. — Но то в воле государевой, а не в нашей с тобой.

— Оно так, но государю советники также много чего могут присоветовать. Но не советуют. А здесь кровь русская реками льется. То Пожарский свою армию погубил, то Хованский.

— Князь Пожарский мученическую смерть принял. Не забоялся в лицо хана поганого плюнуть. Про то не забывай, князь Юрий.

— И что с того? Разве вернет это вдовам мужей?

Барятинский отвернулся от головы….

Стамбул: Дворец пушечных ворот

Султанский дворец Топкапы или Дворец пушечных ворот, был расположен на мысе стрелки Босфора и Золотого Рога в районе Султанет рядом с собором Святой Софии.

Этот дворец был построен по приказу султана Мухаммеда Завоевателя, на развалинах старого дворца византийских императоров. При последующих султанах дворец расширялся и постепенно превратился в целый город.

Дауд-бей до сих пор не мог изучить всех этих бесчисленных переходов, парков, беседок. Но его проводник паша Сулейман все здесь знал отлично. Они прошли в оплетенную плющем беседку и опустились на шелковые подушки.

— Скоро он придет, — заговорщицким тоном произнес Сулейман. — Здесь нас никто не сможет подслушать, почтенный Дауд. Этот сектор дворца контролируют мои слуги. Это стоит мне много золота, но я не жалею о нем.

Дауд понял намек и вытащил из своего пояса туго набитый золотыми динарами кошель. Сулейман быстро схватил его и спрятал за пазуху.

— Благодарю тебя, Дауд. Ты меня отлично понял. Тропинки во дворце падишаха стоит усыпать золотом.