Галерея призраков - Страница 37

— Давайте я помогу вам! — сказал я, и схватив его за руку, спустил на пол. Теперь он лихорадочно размахивал ногами, стараясь найти точку опоры. Я напоминал себе знаменосца в ветреный день.

— Этот стол из красного дерева, — сказал Пайкрафт, — и он очень тяжелый. Если бы вам удалось засунуть меня под него…

Мне удалось. Так он и торчал, покачиваясь, под столом, как попавший в капкан воздушный шарик, а я расположился напротив на мягком каминном коврике.

Я неторопливо раскурил сигару.

— Ну, — сказал я, — рассказывайте, что случилось.

— Я принял ваше снадобье, — ответил он.

— И как оно вам показалось?

— Не спрашивайте!

Представляю, какая это была гадость! Каждый компонент рецептов моей прабабки уже одним своим названием отвергает возможность взять его в рот, а если все их еще и перемешать!..

— Сначала я попробовал его только на язык.

— И?

— Через час я почувствовал себя легче и решил сделать глоток.

— Не может быть!

— Я зажал себе нос, — объяснил Пайкрафт. — А потом я стал становиться все легче и легче… и беспомощнее…

Вдруг все накопившееся отчаяние разом выплеснулось из него.

— И что же мне теперь делать?! — воскликнул он.

— Могу сказать наверняка, чего вам не следует делать, — заметил я. — Вам не следует выходить на улицу, потому что вы взлетите и станете подниматься все выше и выше. — Для наглядности я показал руками, как это будет выглядеть. — И тогда за вами придется посылать дирижабль, чтобы спустить на землю.

— Надеюсь, скоро его действие пройдет?

Я отрицательно покачал головой.

— Не думаю, что следует на это рассчитывать, — сказал я.

Тогда его охватил новый приступ ярости, и он стал колотить ногами стулья и пол. Он вел себя именно так, как, по моему мнению, и должен был вести себя громадный, жирный и сибаритствующий человек в подобных обстоятельствах, — то есть безобразно. Я, пожалуй, не стану упоминать те эпитеты, которыми он награждал и меня, и мою несчастную прабабку.

— Но ведь я не просил вас принимать снадобье, — возразил я.

Проявляя всю выдержку, на которую только был способен, и стараясь не обращать внимания на сыпавшиеся в мой адрес оскорбления, я устроился напротив него в кресле и попытался хоть как-то вразумить его.

Я старался объяснить, что своим непродуманным поведением он сам поставил себя в это незавидное положение, которое можно рассматривать как и вполне справедливое возмездие. Я сказал, что он слишком много ест. В этом он со мной не согласился, и некоторое время ушло у нас на бесплодные препирательства.

В своем упрямстве он был совершенно несносен, потому я решил оставить эту больную тему.

— Кроме того, — сказал я, — вы допустили грех эвфемизма. Вы сказали, что хотите избавиться не от жира, что было бы честно, но немыслимо для вас, а от веса. Вы…

Он перебил меня, заявив, Что сам все прекрасно понимает. Вопрос в том, что ему теперь делать.

Я предложил ему по мере возможностей приспособиться к новым условиям существования. Так мы перешли к практической, но весьма щепетильной стороне вопроса. Я предположил, что ему несложно будет научиться ходить по потолку на руках…

— Я не могу спать, промямлил он.

— Ну, это не проблема, заметил я. Можно привинтить сетку кровати к потолку, приклеить к ней матрас, пришить к нему с одной стороны простыни и пододеяльник с одеялом и застегивать их потом на пуговицы с другой стороны.

Я посоветовал ему поставить в известность о своем положении экономку, и после непродолжительных пререканий он вынужден был согласиться с целесообразностью такого шага. (Крайне забавно было потом наблюдать, с каким достоинством и сдержанностью восприняла эта женщина сообщенную ей новость.) В комнате необходимо поставить библиотечную стремянку, чтобы экономка без труда могла доставлять ему еду прямо на книжные шкафы. В порыве вдохновения я сделал гениальное изобретение, которое позволило бы ему спускаться на пол в считанные секунды. Для этого нужно было всего лишь разложить на книжных шкафах Британскую энциклопедию. Взял парочку томов, сунул под мышки — и спускайся себе! Сошлись мы во мнении, что стены придется снабдить металлическими скобами, чтобы он имел возможность, взявшись за них, удерживаться на любой требуемой ему высоте над полом.

Чем дальше мы продвигались в планировании его будущего образа жизни, тем больший интерес и участие я проявлял к обустройству его быта. Именно я позвал в комнату экономку и изложил ей специфику ее новых обязанностей. Именно я приспособил к потолку перевернутую кровать. В его квартире я безвылазно провел двое суток. Нужно сказать, что поработать руками я всегда любил и с отверткой был знаком не понаслышке, так что с удовольствием воплощал на практике в жизнь собственные изобретения: проложил по потолку электропроводку, чтобы ему удобно было вызывать экономку звонком, все лампочки перевернул вверх, чтобы свет их был направлен на потолок, и так далее. Заниматься всем этим мне было крайне интересно, но истинное, ни с чем не сравнимое наслаждение я испытывал при мысли, что Пайкрафт, подобно громадной жирной мухе, навсегда теперь обречен ползать по потолку и по косякам дверей перебираться из одной комнаты в другую, и он теперь никогда, никогда, никогда не появится в клубе…

Однако случилось так, что я оказался жертвой собственной гениальности. Я сидел у камина, а он, устроившись в своем любимом углу, прибивал к потолку турецкий коврик, когда меня вдруг осенило.

— Господи, Пайкрафт! — воскликнул я. — Но ведь во всем этом нет никакой необходимости!

И, не успев тщательно просчитать, к каким последствиям приведет мое новое изобретение, я сообщил о нем Пайкрафту.

— Свинцовые пластины! — заявил я, собственноручно подписав себе приговор.

Пайкрафт чуть не прослезился.

— Я смогу снова ходить головой вверх… — простонал он.

И я выложил ему все как на духу, позабыв о собственном благополучии.

— Купите свинцовые пластины разного веса, — посоветовал я ему. — Пришейте их, сколько понадобится, к нижнему белью. Сделайте свинцовые вставки в подошвы обуви. Купите трость со свинцовым стержнем. Вы больше не заключенный в собственном доме, Пайкрафт, вы теперь снова свободный человек! Вы можете отправляться в путешествия…

И тут новая идея осенила меня.

— Теперь вы можете не бояться кораблекрушений! В случае катастрофы вы всего лишь слегка раздеваетесь, прихватываете кое-что из багажа на свое усмотрение и летите себе на все четыре стороны как вольная пташка…

От охватившего его восторга он выронил молоток, просвистевший в дюйме от моей головы.

— Слава богу! — проревел он. — Я снова смогу ходить в клуб!

Я сидел как громом пораженный.

— Да, сможете, — едва слышно пробормотал я, — конечно, сможете…

Он смог. И до сих пор может. Вон он сидит у меня за спиной и пережевывает — куда только все это помещается?! — уже третью булочку с маслом. И ни один человек во всем мире — кроме его экономки, конечно, и меня — не знает, что он практически ничего не весит. Сидит и подозрительно поглядывает на меня исподлобья. Ждет, когда я допишу. Чтобы потом перехватить меня. Подплыть своей колышущейся необъятной тушей…

Если я вовремя не улизну, он в сотый раз примется рассказывать, что он чувствует и что не чувствует, и каково это — ничего не весить, и что ему временами кажется, что действие снадобья постепенно прекращается. А потом заговорщически подмигнет заплывшим глазом и скажет: «Вы ведь никому не раскроете мою тайну, правда? Если кто-то узнает… это будет так неудобно… Вы поставите меня в неловкое положение… Человек моего возраста и комплекции ползает по потолку и все такое… Вы же понимаете?»

А теперь надо как-то незаметно скрыться от Пайкрафта, занимающего, по обыкновению, самое выгодное стратегическое положение между мной и дверью.