Габриель Конрой - Страница 114

— Почему ты не сообщил нам, где вы находитесь? — спросила она самым капризным тоном. — И что вы делаете здесь, в темноте, в лесу? Как ты мог бросить меня одну в Уингдэме? Почему ты не позаботился разжечь костер, пока я не запела?

А Гэбриель, как и всякий мужчина в подобной ситуации, даже и не подумал отвечать на ее вопросы, а только повторял, сжимая ее в объятиях:

— Ах ты, моя малютка, пришла наконец к братцу Гэйбу, благослови тебя господь!

Ну, а мистер Гемлин, как всякий сумасшедший — мужчина ли, женщина, неважно в данном случае, — гнул свое: для начала он возобновил прерванные было вокальные упражнения.

— Он бредит, Олли, — виновато объяснял Гэбриель, — у него рана в ноге. Пытался спасти меня, хотя я этого нисколько не заслуживаю. Это ведь он пел давеча.

Тут Олли, повинуясь непреложным законам женского поведения, разом перешла от праведной непогрешимости к самой непростительной опрометчивости. Она кинулась к лежавшему Гемлину.

— Ах, что с ним, Пит? Он не умрет?

И Пит, не веривший ни в чье врачебное искусство, кроме своего, ответил озабоченно:

— Дела так себе, мисс Олли, это уж факт; но раз я здесь, я буду его лечить. С благословения всевышнего, понадеемся на лучшее. Ваш брат добрый человек и смыслит кое-что в уходе за больными, но, чтобы пользовать массу Джека, ему не хватает профессиональных навыков.

Пит расстегнул саквояж, извлек оттуда походную аптечку и принялся рыться в ней с видом домашнего врача, вызванного к больному, увы, после того, как самонадеянный деревенский лекарь наделал уйму досадных промахов.

— А как же ты разыскала нас? — спросил Гэбриель, безропотно уступая Питу роль сиделки. — Откуда ты узнала, где мы прячемся? И как решилась пуститься на поиски? Впрочем, ты ведь у меня умница, Олли, и такая смелая девочка!

Гэбриель с обожанием поглядел на сестру.

— Только я проснулась в Уингдэме, Гэйб, и узнала, что Джек уехал, вдруг, откуда ни возьмись, является ко мне адвокат Максуэлл и задает целую кучу вопросов. Я сразу поняла, Гэйб, что ты что-нибудь да натворил, и, прежде чем отвечать, заставила его все рассказать мне по порядку. Я пришла просто в ужас, Гэйб! Тебя обвиняют в убийстве! Да ведь каждый знает, что ты и мухи не обидишь! В убийстве этого мексиканца! (Я сразу невзлюбила его, Гэйб; если бы ты в то время получше присматривал за мной, вместо того чтобы лечить ему ногу, вообще ничего бы не случилось!) А Максуэлл — свое: спрашивает меня про Жюли, не враг ли она тебе? Но я-то ведь отлично знаю, Гэйб, что она любит тебя больше всего на свете! В общем, всякая такая ерунда! Когда он понял, что ничего от меня не добьется, то сказал Питу, чтобы мы поскорее ехали к тебе, что виджилянты хотят захватить тебя прежде, чем начнется судебное разбирательство; что он будет требовать, чтобы тебя перевели в другой округ; но что они никогда не решатся тронуть тебя, пока буду я, — поглядела бы я, как они посмели бы! — и чтобы мы ехали сию же минуту! И Пит — белее человека, чем этот старый негр, я еще не видывала, Гэйб! — сразу сказал, что едет со мной; он хотел разыскать Джека; он сказал, что для того, чтобы схватить тебя, им придется сперва убить Джека: и мы поехали, Гэйб! Приехали мы — тебя нет; и шерифа нет; и виджилянтов нет; главных всех убило землетрясением, остальные — попрятались. (Какое страшное землетрясение, Гэйб! А мы в пути и не заметили его совсем!) И тут подходит китаец и дает нам твою записку…

— Какую записку? — прервал ее Гэбриель. — Я не писал никакой записки.

— Не ты, значит, он, — возразила Олли, указывая на Гемлина, — а там прямо сказано: «Ваши друзья — на холме Конроя». Ты что, совсем одурел, Гэйб? — топнула ножкой Олли, возмущаясь непонятливостью брата. — Вот и пошли мы вместе с Питом, услышали голос Джека — экая глупость петь среди ночи! — и разыскали вас.

— Как хочешь, Олли, а никакой записки я не писал, — упрямо повторил Гэбриель.

— Чудак ты право, Гэйб, — возразила практически мыслящая Олли, — какая разница, кто ее написал? Важно то, что, прочитав записку, мы вас нашли. — Она пошарила в кармане. — Да вот и записка.

Она протянула Гэбриелю листок бумаги, на котором было написано карандашом: «Ваши друзья будут ждать вас вечером на холме Конроя». Почерк был незнакомый; даже если Джек и написал записку, как умудрился он отослать ее без его, Гэбриеля, ведома? С той минуты, что они покинули здание суда, он отлучился только раз, и то совсем ненадолго, когда вел разведку у выхода из штольни. Гэбриель ничего не мог понять; эта анонимная записка совсем доконала его; он молчал и лишь растерянно потирал себе лоб рукой.

— О чем же теперь горевать, Гэйб? — ласково спросила Олли. — Виджилянты, те, что остались живы, убежали кто куда; шерифа тоже нигде не видно; все напуганы землетрясением, и им не до тебя; только ведь и разговору что о подземных толчках и разрушениях. (Да, позабыла совсем тебе сказать, жила наша на холме Конроя ушла под землю, и рудник теперь не стоит ни цента!) Никто сейчас даже и не вспомнит про нас, Гэйб. Завтра на рассвете у спуска в Ручьевую лощину мы сядем в фургон; Пит обо всем уже договорился. Пит сказал, что мы поедем в Стоктон, оттуда во Фриско и потом в одно местечко, которое называется Сан-Антонио, — там сам дьявол нас не сыщет, — и будем мы там жить да поживать: я, ты и Джек; а тем временем дело это забудется. Джек выздоровеет. Жюли вернется домой.

Гэбриель молчал, поглаживая руку сестры. Должен ли он, вправе ли поведать девочке обо всем, что знал; о подозрении Максуэлла, что Жюли замешана в убийстве, об уверенности Джека, что Жюли всегда обманывала его? Решившись наконец, он преподнес свое сообщение в форме, как ему казалось, весьма дипломатичной:

— А что, если Жюли не вернется совсем?

— Послушай, Гэйб, — вспылила Олли, — если ты снова решил глупить, то, прошу, не смешивай больше в это дело меня. Жюли в жизни тебя не бросит. (Гэбриель внутренне содрогнулся.) Ее теперь от тебя не оттащишь даже с упряжкой лошадей. Не будь таким болваном, Гэйб, прошу тебя!

Гэбриель ничего не ответил.

Между тем, приняв какое-то снотворное средство, извлеченное Питом из походной аптечки, мистер Гемлин прервал свои вокальные упражнения и затих. Богатырское здоровье Гэбриеля служило ему надежной защитой от любых моральных ударов. Он не страдал бессонницей ни при каких обстоятельствах. Сейчас, не кончив еще своей беседы с Олли, он начал клевать носом и вскоре заснул, даже захрапел, хоть героям делать этого и не положено. Чуть погодя, поддавшись убаюкивающей ночной прохладе, задремала и Олли; она закуталась в плед мистера Гемлина и склонила усталую головку на могучую грудь брата. Один лишь Пит остался на часах; он чувствовал себя довольно бодро; а кроме того, успел громогласно объявить, что критическое состояние мистера Гемлина требует его неусыпного внимания.