Фюрер как полководец - Страница 12

Фактически фюрер предрекал своей стране гибель в духе Западной Римской империи в V веке. В беседе с Альбертом Шпеером он утверждающе заявлял: «Если война будет проиграна, нация тоже погибнет. Нет необходимости заниматься основой, которая потребуется народу, чтобы продолжить самое примитивное существование. Напротив, будет гораздо лучше уничтожить все эти вещи своими же руками…»

Однако апофеоз войны в стиле камикадзе и самураев оказался несбыточной мечтой. Приказ «о выжженной земле» повсеместно саботировался не только промышленной элитой и местными руководителями, но и военным командованием, не желавшим брать на себя лишнюю ответственность после очевидного поражения. За годы существования Третьего рейха уже было совершено достаточно преступлений и злодеяний, в том числе и против самого немецкого народа.

11 марта 1945 г., в годовщину памяти героев, Гитлер выступил с обращением к Вермахту, в котором утверждал, что «проявляя мужество и стойкость, фанатизм и выдержку», можно «преодолеть все невзгоды». Фюрер в очередной раз ссылался на исторические примеры: вспоминал войну Рима с Карфагеном, героическую борьбу Пруссии в Семилетней войне и т. п. Он заявил, что «Бог не оставит нас без своей милости и благословения», если все немцы будут «фанатично выполнять свои обязанности». Гитлер, видимо, убеждал самого себя в том, что «всемогущий повелитель миров помогает лишь тому, кто твердо решил помочь сам себе». С одной стороны, нелогичность и ирреальность многих высказываний фюрера кого-то поражает, с другой стороны, – а какой у него был выбор? Ведь даже неизлечимо больной раком до последнего дня продолжает верить в чудо. Оцени Гитлер обстановку реально, ему действительно следовало брать пистолет и стреляться. Либо садиться в самолет и лететь в Южную Америку.

Гитлер в конце 1941 г. сказал: «Я теперь размышляю о военных проблемах в среднем по 10 часов в день. Чтобы отдать приказ, мне требуется полчаса, ну, может быть, минут 45, однако сперва следует тщательно продумать предстоящую операцию, и зачастую разработка начинается за полгода до ее начала. Затем иногда наступает момент, когда военные действия на Восточном фронте меня вообще больше не волнуют, поскольку речь идет всего-навсего о неукоснительном выполнении моих приказов; меня также совершенно не интересует, каким образом они выполняются, поскольку я в это время уже занимаюсь совершенно другими проблемами». Впрочем, последующие события заставили его несколько пересмотреть подход к выполнению отданных приказов.

Кейтель и после войны продолжал высоко оценивать стиль работы шефа: «Фюрер всегда смотрел в корень, когда что-либо предпринимал… Он без устали задавал вопросы, делал замечания и давал указания, стремясь ухватить самую суть, до тех пор, пока его неописуемая фантазия все еще видела какие-то пробелы».

Методы убеждения у Гитлера были разными. Широкое распространение получили рассказы о приступах бешенства, «пене на губах», потере самообладания и т. п. Однако в то же время известно, что со всеми он вел себя по-разному. Фюрер безошибочно чувствовал, как далеко можно зайти в разговоре с тем или иным собеседником и в каком месте с помощью взрыва гнева он мог рассчитывать на наибольший эффект.

Этот метод срабатывал не всегда, но исключения бывали редко. Мало кто из немецких генералов мог решиться на открытый конфликт с фюрером. Одним из таких был Вальтер Модель, который всегда открыто отстаивал свою точку зрения. Он пользовался особым доверием Гитлера за умение преодолевать кризисные ситуации на своих участках фронта. Летом 1942 г. между ними возник спор по поводу размещения танкового корпуса в районе Ржева. Из-за неуступчивости сторон дискуссия приняла острый характер. Наконец Модель заявил: «Мой фюрер, вы командуете 9-й армией или я?» Гитлер был поражен столь смелым ответом, но продолжал стоять на своем. Тогда Модель громко произнес: «Я вынужден заявить протест». Гитлеровская свита была испугана и поражена подобным тоном, но, к их удивлению, фюрер вдруг уступил: «Хорошо, Модель, делайте так, как вы хотите, но вы ответите головой, если ошибетесь».

Фюрер был хорошим психологом, так как мог мастерски подстроиться под характер собеседника, которого он хотел в чем-то убедить. Наивысшие шансы добиться своего у оппонентов были при разговоре наедине. Дело в том, что Гитлер поддерживал у своего окружения определенный образ, который давил на него и заставлял устраивать показательные спектакли. Это хорошо подметил адъютант Шмундт, который, к примеру, посоветовал гроссадмиралу Редеру добиваться беседы тет-а-тет.

Упорство фюрера в отстаивании своей точки зрения производило большое впечатление на военных. Манштейн писал в мемуарах: «Почти всегда требовалось много часов борьбы, чтобы добиться от него желаемого или уйти, получив утешительные обещания, а иногда и ни с чем». Бывало, что фюрер обещал пару-тройку дивизий просто, чтоб от него отстали, а потом просто затягивал подписание соответствующего приказа. В дискуссиях и телефонных разговорах со своими военными, длившимися нередко по нескольку часов, Гитлер проявлял незаурядную выдержку, причем самые веские аргументы собеседника рушились как карточный домик. Редер писал: «Он был непревзойденный мастер спора и обмана, а в разговоре буквально сыпал словесными увертками и двусмысленностями, так что невозможно понять его истинные намерения и цели».

Кейтель, длительное время близко общавшийся с фюрером, подметил своеобразный стиль общения верховного главнокомандующего с комсоставом: «В разговорах с чуждыми ему по духу генералами высокого ранга фюрер, по моим наблюдениям, ходил вокруг да около, вместо того чтобы четко сформулировать, чего же он хочет. У меня сложилось впечатление, что, испытывая определенную скованность или смущение, он проявлял неуместную сдержанность, в результате чего генералы даже не схватывали суть или недопонимали серьезность ситуации».

После войны Гальдер рассказал историку Харольду Дейчу историю, показавшую двуличие Гитлера. Он присутствовал при нескольких встречах фюрера с союзниками – Муссолини, Антонеску и Маннергеймом. Каждая начиналась с краткого обзора положения на фронтах, который делал начальник штаба оперативного руководства генерал Йодль. Затем Гитлер давал пояснения, обращаясь по очереди к каждому из присутствующих. При этом каждому он говорил разное, а порой и прямо противоположное. Муссолини при этом сидел скептически, Антонеску, наоборот, был полон оптимизма, а Маннергейм, слегка повернувшись к Гальдеру, бросал на него иронические взгляды.

После покушения 20 июля 1944 г. фюрер, понятное дело, изменился не в лучшую сторону. Гудериан отмечал: «Его твердость превратилась в жестокость, а склонность к блефу сменилась откровенной нечестностью. Он часто лгал без малейшего колебания, полагая, что и другие лгут ему. Гитлер никому больше не доверял. Он часто терял самообладание, был все более не сдержан в выражениях». Впрочем, того же Гудериана «жестокий» фюрер не расстрелял, хотя было за что.

Особенно Гитлеру доставляло удовольствие демонстрировать неосведомленность своих генералов в тех или иных технических вопросах. Сам он знал массу мелких технических деталей, а то, что не умещалось в голове, заносилось в специальный справочник в толстой кожаной обложке, содержавший сведения о десятках образцов оружия и техники. Этот «талмуд», в который постоянно вносились изменения и дополнения, всегда лежал у фюрера на ночном столике. Если во время совещания ему хотелось поправить одного из докладчиков, он приказывал ординарцу принести эту книгу и раскрыть ее на нужной странице. Тем самым он доказывал свою правоту и одновременно узкий кругозор подчиненных. В силу этого окружение Гитлера как огня боялось его исключительной памяти на числа и тактические детали.

Фюрер на память мог выдать такие вещи, как скорострельность миномета, потребность пехотного взвода в боеприпасах в часы, сутки, пропускную способность какой-либо сети железных дорог, выбор наилучшей позиции для 88-мм зенитного орудия и т. д. Он вообще любил всевозможные цифровые данные, касающиеся танков, самолетов, винтовок и даже лопат. По этим вопросам он часто советовался со Шпеером, а также с начальником Управления вооружений ОКВ генералом Буле. Последний даже всегда держал при себе тетрадку, в которую заносил все основные цифровые данные, так как никто не мог знать, что именно могло понадобиться фюреру. Однако если математические расчеты не нравились Гитлеру, он их просто отвергал. Так, в конце 1943 г. начальник Управления военной экономики генерал Томас предоставил ему меморандум, в котором высоко оценивался потенциал советского ВПК. В ответ ему было категорически запрещено впредь заниматься этим вопросом.