Fugit irreparabile tempus - Страница 6

— Сонги Ли, статьи пятьдесят девять-три, сто пятьдесят три, десять лет без права переписки.

Маршал вопросительно глянул на Камова, тот пожал плечами, мол, откуда ж простой инструктор ЦК ВКП(б) знает статьи уголовного кодекса, но жестом подозвал «кума», продолжавшего волком смотреть на китайца, заговорившего в строю без разрешения лагерной администрации.

— Товарищ капитан, — попросил Камов, — переведите на человеческий язык. И еще, не стоит после нашего отъезда этого человека наказывать, понимаете?

— Так точно, — кивнул капитан. — Сидит за бандитизм и изнасилование. Задержан в Манчжурии в составе банды мародеров. Поведение нормальное. К бунту, побегу не склонен. Норму выполняет почти всегда.

Переводчик уже что-то шептал на ухо маршалу, а Камов кивнул капитану:

— Спасибо, а вы что ж — всех своих подопечных так знаете?

— Служба такая, — чуть расслабился капитан. — Да и немного их тут. Всего две с половиной тысячи. На прошлом месте гораздо больше было.

— Молодец, — похвалил Камов. — С китайцами-то проблем нет? Ведь по-русски они не очень говорят…

— Жрать захотят — живо выучатся, — капитан сначала сказал, а потом сообразил, с кем разговаривает и спохватился: — Извините, товарищ Камов. Осваиваются быстро, мы им не даем вместе кучковаться, разбиваем по разным бригадам и баракам, так легче и с языком, и с обычаями нашими пообвыкнуться…

Гости двинулись дальше вдоль мрачной шеренги…

Еще несколько раз то один, то другой из китайцев останавливались возле заключенных, спрашивали их имена, за что сидят, какие претензии к содержанию… По бесстрастным азиатским лицам трудно было судить о произведенном впечатлении, но Камов был удовлетворен. Нужное впечатление на гостей произвести удалось. И впечатление это было даже не от того, в каких тяжелых условиях отбывают наказание теплолюбивые южане, а скорее от того, что дело каждого из них рассматривал суд, чего в континентальном Китае не случалось уже несколько десятилетий. Впрочем, совсем неласковые «объятия зоны» тоже не были восприняты гостями равнодушно.

А при выходе из барака на делегацию обрушился дежурный по лагерю, молодой лейтенантик. Подбежав к выходящим, он некоторое время метался между своим начальством, отмеченным погонами на полушубках, и гостями, никак не отмеченными, но принимаемыми начальством с должным почетом и уважением. Наконец, Камов не выдержал и резким кивком головы послал лейтенантика к подполковнику Морозову:

— Докладывайте, товарищ лейтенант, по команде…

— Товарищ подполковник! — лейтенант, обрадованный определенностью, даже не стал думать, стоит ли при гостях распространять такую информацию: — Драка в пятом бараке! Уголовные с китайцами сцепились…

Если бы взглядом можно было убивать, то несчастный лейтенантик давным-давно лежал бы у ног подполковника Морозова бездыханным. Но — к великому сожалению начальника лагеря — поделать уже было ничего нельзя.

— И как? Справитесь, товарищ Морозов? — чуть иронично спросил Камов.

— Как два пальца… — бодро ответил подполковник, моментально сообразив, что и такое вот неожиданное происшествие можно обратить к своей пользе.

— Похвастаетесь, как это делаете?

— Ну, если так надо…

Начальник лагеря все-таки не мог успокоиться из-за присутствия китайцев, какие-никакие, а иностранцы, но если уж сам Камов считает нужным показать гостям усмирение беспорядков…

— Лейтенант! Тревожная группа уже там? — прикрикнул подполковник.

— Так точно! Барак блокирован, ждем указаний, — бодро отрапортовал «черный вестник», тоже сообразивший, что лично к нему никаких санкций, во всяком случае немедленно, применено не будет.

…А в предбаннике барака, называемом местными «сенями», охранники, прибывшие вместе с гостями, оттеснили высокопоставленных китайцев в угол, умело прикрыв их от возможных посягательств на жизнь и здоровье, но при этом практически не мешая следить за происходящим. За стальной решеткой простиралось такое же, как в предыдущем бараке, пространство загроможденное нарами. И там, в дальнем, темном углу возились маленькие, невзрачные фигурки в черном, глухо хекали, взвизгивали, падали, вставали…

Кто-то из бойцов «тревожной группы» по знаку начавшего распоряжаться «кума» вставил в ячейку металлической сетки толстый ствол ракетницы, и через секунду барак озарился мертвенно-бледным, синеватым беспощадным светом. Выпущенная бойцом ракета каким-то чудом прилипла к невысокому потолку и освещала помещение с силой кинематографических софитов.

— Спецразработка, — чуть хвастливо сказал капитан специально для гостей. — Липнет к любой поверхности и хрен сбросишь…

В ту же секунду на дерущихся обрушились струи воды…

«Тревожная группа», в ожидании распоряжений и действуя строго по инструкции, размотала и подтащила в сени барака два брандспойта, запитанных из артезианской скважины, снабжающей лагерь водой. И сейчас эта самая ледяная вода хлестала по дерущимся и по всем, кто не успел спрятаться под нары, с беспощадностью, достойной лучшего применения. Впрочем, и под нарами спасения от воды не было, пол в бараке был настелен добротно и воду так сразу не пропускал.

Даже привычный ко многому Камов непроизвольно передернул плечами, представив, как ледяная вода насквозь прошивает бушлаты и ватные штаны, обжигая тела заключенных, мгновенно прекративших драку и пытающихся заползти поглубже под нары. Так ведь это только начало. При нулевой температуре в бараке через несколько минут вся одежда превратится в ледяной панцирь. И спастись после такого душа человек может лишь возле огня, да еще приняв внутрь стакан-другой спирта.

— Зачинщики — на выход! — громко скомандовал капитан, едва только подача воды прекратилась. — Пока не выйдут зачинщики, никого сушиться не выпустим!!!

Сказать, что зачинщики охотно появились перед строгим взором начальства, значит не сказать ничего. Пятерых, из них двоих китайцев, выпихнули из-под нар в доли секунды. Мокрые, жалкие, они стояли у глухой стены, заложив руки за головы, в ожидании кары.

— Ладно, этих — в санчасть, пусть обработают, как положено и — ко мне! — скомандовал «кум» и тут же пояснил Камов: — «Фунты» это, подсадные, за паханов отдуваться будут. Но я тоже не дурак, знаю, кто тут верховодит, пусть только чуток обсохнут бродяги…

Не сдержавшийся Пу И, кажется впервые за время визита, спросил:

— Вы позволите этим людям обсушиться?

— Ну, а как же, — ответил начальник лагеря, дождавшись перевода, а главное — молчаливого разрешения от Камова: — Мы же не садисты, не для собственного удовольствия весь этот цирк устраиваем, да и людей беречь надо, пусть они и преступники, но должны не просто так подохнуть от воспаления легких, а вину свою трудом искупить…

Сказано было не очень политически грамотно, но от души.

Мимо по-прежнему зажатых охраной в уголке гостей-китайцев бойцы «тревожной группы» провели пятерых псевдозачинщиков, мокрых, изрядно избитых, с кровоточащими ссадинами на лицах.

— Что ж, друзья, теперь, я думаю, можно и перекусить перед обратной дорогой? — предложил Камов, обращаясь к гостям. — Времени у нас немного есть, посмотрели, кажется, всё, что хотелось, даже вот такое незапланированное мероприятие… Думаю, что лагерный карцер, столовая и сортиры вас не так уж и заинтересуют?

Инструктор ЦК был прав, китайцам хватило и без того невеселого зрелища лагерного быта и строгой четкости в работе «тревожной группы»…

… — Так что же тут такого? — осторожно спросил генерал Агеев, отодвигая от себя рукопись и наполняя бокал коньяком. — Кажется, во время Хабаровской конференции китайские руководители бывали в лагере с экскурсией…

— Бывали, — важно кивнул дед. — Вот только во всех мемуарах, справочниках и учебниках сказано, что бывали они в Хабаровском, образцово-показательном лагере, ну, который фактически в черте города был, и в который возили всех желающих — от Красного Креста до консулов Японии и Кореи…