Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА] - Страница 95

Некоторые иронически замечали;

— Понакупили себе машин, а обращаться не умеют. Интеллигенция!

Нашлись и помощники.

Подросток в кожаном шлеме и мотоциклетных перчатках, волнуясь, предложил:

— Давайте, дяденька, проверим искру — и заведется как дважды два… Есть у вас отвертка?

Дрожащими от нетерпения руками он снял карболитовую крышку прерывателя, поднес конец провода к корпусу мотора и замкнул отверткой контакты. С провода соскочила длинная голубоватая искра и, легонько щелкнув, исчезла.

— Искра есть, а не заводится. Ничего не понимаю… Должно было получиться как дважды два… — смущенно пробормотал подросток.

Человек покинул свой пост у афишной тумбы, подошел к машине и взял у подростка отвертку.

— Где же тебе понять, сынок, если ты души этой механики не знаешь, — заметил он спокойным хрипловатым голосом. — А ну, граждане, посторонитесь…

— Куда лезешь, старикан, — обиделся кто-то, — здесь поумнее тебя разобраться не могут.

Человек снизу вверх посмотрел на насмешника и строго сказал:

— Насчет ума — это здесь ни к чему, — он повернулся к владельцу машины. — Смотрите сюда, уважаемый, и ты, «дважды два», гляди, почему твоя искра не помогает.

Человек концом отвертки несколько раз отвел подвижной контакт прерывателя.

— Так и есть. Видите, молоточек на оси туго ходит, и пружинка не успевает притягивать его к наковаленке. А почему? Да потому, что ось хоть раз в год и хоть одной каплей масла смазывать надо.

Он вынул щуп для измерения масла и дал стечь двум каплям на ось молоточка. Потом закрыл прерыватель, вставил на место провод и спрятал руки в карманы:

— Заводите, уважаемый, и поезжайте на здоровье. Владелец машины неуверенно тронул пенсне и сел в кабину. И едва он нажал на педаль стартера, как мотор фыркнул, прокашлялся и плавно зашипел на малых оборотах.

Раздались восхищенные возгласы:

— Вот это мастер!

— Силен старик!

Владелец обрадованно воскликнул:

— Что же мы стоим? Садитесь, пожалуйста, я подвезу вас, куда прикажете; из-за меня вы потеряли время. — Он любезно распахнул дверцу.

— Некуда мне торопиться, — вздохнул человек. — Я пойду поброжу еще немного.

— Постойте же! Я не могу так отпустить вас, дорогой мой спаситель. — Владелец машины посмотрел на свои грязные руки и огляделся — Гениально! Все равно мне в таком виде явиться в клинику абсолютно невозможно. Вон закусочная, там есть, наверно, кроме полотенца и мыла, еще что-нибудь. Прошу вас со мной… Нет, нет, я категорически настаиваю… — он запер машину и, подхватив под руку своего нового знакомого, повел его в закусочную.

Покончив с умыванием, мужчина поправил пенсне и протянул гладкую белую руку.

— А ведь мы с вами собратья по профессии, — улыбнулся он. — Вы — автомобильный доктор, а я — доктор медицинских наук. Зовут меня Подольский, Борис Григорьевич. А вас?

— Иванов, Василий Кузьмич, водитель первого класса, — с достоинством ответил старый шофер.

Борис Григорьевич усадил шофера за столик.

— Ну, по-стариковски — черного кофе с лимоном, а? — Он потер озябшие руки. — Прошу прощения, Василий Кузьмич, вы в настоящее время работаете где-нибудь?

— Нет, не работаю, — вздохнул Василий Кузьмич, — не принимают.

— Как, такого специалиста?.. — возмущенно воскликнул Борис Григорьевич.

Старый шофер еще глубже вздохнул и огорченно пожевал губами:

— На пенсию вышел я, уважаемый. Дочка с зятем говорят: «Живи, ни в чем тебе отказу нет». А как жить, когда у них внучонка даже не уродилось, чтобы старому утешиться? Ходил туда, сюда, на работу не берут: силы нет, мол, у тебя настоящей, государство обеспечило — сиди дома, отдыхай. Ну, мое дело, конешно, сторона, а только сердце не терпит. Вот второй год маюсь — хожу по улицам, на машины гляжу. Ведь тридцать пять лет я на них выездил…

— Понимаю… — сочувственно кивнул Борис Григорьевич. Он задумчиво тронул пенсне и вдруг просветлел. — Гениально! А что, если я вам предложу на моей машине работать? Это же выход для вас и для меня! Ну ее к богу, машину эту! У меня от нее постоянно руки грязные, и все друзья и родственники почему-то считают, что я их обязан подвозить. Послушайте, дорогой Василий Кузьмич, поступайте ко мне. Я вас зарплатой не обижу, и работы немного: вот меня — в клинику, да жену — в театр или там к портнихе, да с Марфушей — на базар. Вот и все. А?

Старый шофер насупился и отрицательно покачал головой:

— Спасибо вам за вашу доброту, уважаемый Борис Григорьевич, только дело это для меня неподходящее. Посудите сами: я водитель первого класса, механик, в революцию на броневике воевал, и вдруг — к портнихе да на базар… Не лежит у меня душа к этому. Извините.

— Ну, как знаете. — Борис Григорьевич встал и кивнул официантке.-Желаю вам, Василий Кузьмич, найти работу по сердцу. А меня не забывайте, в случае чего — заходите: центральная детская больница. Буду душевно рад. Честь имею…

Василий Кузьмич посидел еще немного, не спеша допил кофе и хотел уже уходить, когда в закусочную вошли двое парней в полушубках. Они заняли соседний столик, продолжая начатый еще, видимо, на улице разговор:

— Нет уж, этот номер Митрошкину не пройдет! Пусть на этом автобусе Пушкин работает, а меня калачами не заманишь. Две жигулевского откройте, дорогая!

— А чем ты, Федор, не доволен? — спросил второй парень. — Автобус шикарный — шелковые занавески, плюшевые сиденья, радиоприемник. Все чин по чину.

Первый презрительно скривил губы:

— Занавесками сыт не будешь. Автобус-то этот раз в неделю выезжает, когда экскурсия либо иностранцы наш завод осматривать надумают. На нем ноль целых шиш десятых заработаешь. Дураков нет, чтобы менять самосвал на эту кручину. Пусть Митрошкин сам и ездит.

Василий Кузьмич встал и подошел к парням:

— Извините, сынки, мое дело, конешно, сторона, но я-то, одним словом, водитель первого класса…

Парни дружелюбно оглядели суховатую фигурку Василия Кузьмича:

— Ну, если шофер — другое дело. Садись, угостим. Василий Кузьмич покраснел:

— Нет, я не за этим… Мне бы насчет работы. Вы тут про автобус говорили…

Шофер хлопнул рукой по столу и засмеялся:

— Чинно! Вот эта работа как раз по тебе, отец. Имею с Митрошкина магарыч! Садись, батя, пиши адрес.

Автобус действительно требовался редко — иногда он целую неделю не выходил из гаража. Но Василия Кузьмича это не смущало. Каждое утро, ровно без двадцати минут восемь, он появлялся в проходной и предъявлял свой пропуск.

Василий Кузьмич шагал по необъятной заводской территории, держа под мышкой завтрак, завернутый дочерью в пергаментную бумагу. Брать из дому завтрак не было необходимости: рядом с гаражом помещалась заводская столовая, а свободного времени у Василия Кузьмича было сколько угодно, но это правило сохранилось у него еще с тех пор, когда он ездил на настоящем рейсовом автобусе.

Придя в гараж, Василий Кузьмич клал завтрак под сиденье, вешал пальто в кабину и начинал проверять масло, воду и бензин. Потом он доливал аккумулятор и запускал на несколько минут мотор. Вдоволь насладившись ровным гулом всех шести цилиндров, Василий Кузьмич забирался в кузов огромной двенадцатиметровой машины и стирал пыль с плюшевых сидений и с блестящих хромированных поручней.

Так было первые дни, пока он не утолил свою страстную тоску по машине, но так как бензин и масло почти на расходовались, вода не убывала и уровень электролита в аккумуляторе не понижался, Василию Кузьмичу все это надоело, и он начал оглядываться.

Гараж был небольшой — на десяток машин, но запущенный до крайности: со стен свисали клочья паутины, цементный пол был покрыт липкими масляными пятнами, в смотровой яме плескалась вода, и шоферы, когда им нужно было просматривать машину снизу, чертыхались и бросали туда доски, старью колесные диски и всё, что попадалось под руку, чтобы не работать стоя в воде.

Заведующий гаражом, Митрошкин — маленький юркий человек с круглым сытым лицом, в шапке-ушанке и черном пальто с каракулевым воротником—появлялся в гараже по утрам. Он быстро раздавал выписанные путевые листы и талоны на бензин и сразу же уходил. Вечером он забегал на несколько минут — собирал путевые листы и вяло ругал за что-нибудь шоферов. Где он проводил весь день, было неизвестно.