Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА] - Страница 94

Та девушка прищурилась, оглядела подбритые брови Боба и покосилась на его руки. «Скажите, — спрашивает, — маникюр не портится от морской воды?» — повернулась к нему спиной и пошла к своему камню. Эта сцена происходила под самым солярием, и Чижик все видел и слышал. И вам, чемпионы, не трудно догадаться, какие чувства заворочались в груди у паренька…

Случай, ради которого я, собственно, и решхл вам рассказать всю эту историю, произошел спустя неделю. В тот день, пожалуй, больше, чем всегда, в Чижика летели насмешки, но он мало обращал на них внимания, потому что вчера на заре, когда он тренировался, ему почудилось, что в зелени пальм на склоне горы мелькнула широкополая соломенная шляпа, и с этого момента окружающий мир начал казаться Чижику прекрасным, а все люди хорошими. Он заметил, что сегодня девушка пришла впервые без повязки на руке, а на голове у нее вместо соломенной шляпы был надет красный резиновый чепчик. Между прочим, ему еще показалось, что девушка раз или два внимательно поглядела в его сторону. Когда она скрылась за своим камнем, Чижик взялся по привычке за книгу.

Вы, наверно, все читали рассказ Лондона про старого экс-чемпиона мира, который вырастил своего единственного сына в суровой лесной глуши и сделал из него отличного боксера. Когда пришло время отпускать парня в свет для борьбы, старик среди других напутствий сказал примерно так: «Вообще-то женщины — вредные для нашего брата создания, их следует остерегаться. Но среди всех тебе обязательно попадется одна настоящая. Вот за нее-то, мой мальчик, ты должен ухватиться обеими руками и не выпускать всю жизнь».

Именно это место и читал Чижик, когда услышал крик: «Человек тоне-ет!» По еще спокойному морю стремительно катился одинокий темный вал. Приблизившись, он завихрился клочковатой седой пеной и с грохотом обрушился на берег, слизнув разбросанную по пляжу одежду. Начинался шторм.

Волна прошла, и на линии флажков стал виден мальчуган, спокойно покачивающийся на автомобильной ка-Алере. «Да он вовсе не тонет», — определил Чижик. Он перевел взгляд дальше в море и вдруг ощутил сильный толчок в груди: в посеревших, уже закипавших злыми бурунчиками мелких волнах то исчезал, то появлялся красный резиновый чепчик; по беспорядочным слабым взмахам рук было ясно: девушка тонет. От горизонта, словно туча, надвигался еще более высокий вал, но Чижик только на мгновение увидел его; тело будто само собой отделилось от солярия и полетело навстречу кипящей воде…

Наверно, это был очень эффектный прыжок, чемпионы. И конечно, он был виден всему пляжу, но, даю вам слово, Чижик даже не подумал об этом; все свои духовные и физические силы он вкладывал в бешено работающие руки и ноги: вдох — выдох, вдох — выдох… Только бы она продержалась еще несколько секунд. Как бесконечны эти какие-то полсотни метров, и почему так стучит сердце, а перед глазами красные круги? На тренировках этого никогда не было. Вдох — выдох, вдох—выдох… Только бы успеть, только бы она не…

Внезапно красный чепчик появился перед ним. Чижик рванулся в сторону и приказал: «Меня руками не трогать. Перевернитесь на спину, успокойтесь. Теперь вам нечего бояться». Изловчившись, он стащил с ее головы резиновую шапочку и крепко ухватился за тугие косы. Девушка держалась молодцом. Она лежала на спине, раскинув руки, и дышала широко открытым ртом. «Работайте ногами, — посоветовал Чижик, — и не бойтесь, я не оставлю вас».

С берега донеслись крики. Среди них отчетливо выделился зовущий пронзительный женский голос: «Коля-а! Коленька-а!» Волна подняла Чижика, и в нескольких десятках метров он увидел барахтающегося мальчугана; штормовая волна вырвала у него камеру и отнесла далеко в сторону.

Хотя волосы у Чижика были мокрые, ей-богу, чемпионы, они зашевелились и встали дыбом. А девушка вдруг перевернулась и смотрит ему в глаза: «Оставьте меня, я доберусь, — говорит. — Слышите?» Чижик было заколебался, но она как закричит: «Плывите же! Мальчишка утонет! Ах, какая я идиотка…» — и рванулась от Чижика. Он невольно выпустил косы, и тогда…

Борис Владимирович встал с табурета и принялся ходить по раздевалке, не замечая, что наступает на соскользнувшее с его плеч полотенце. Мы все уже не лежали, а сидели, подавшись вперед, но он и на это не обратил внимания.

— И тогда она вдруг разжалась, как пружина, и поплыла. Но как!.. — Борис Владимирович перевел дыхание. — В городке, где Чижик вырос и окончил школу, он не видел, чтобы так плавали. Девушка не плыла, ока не взлетала на волну, а прошивала ее, как торпеда, и длинные косы с розовыми ленточками стелились за ней по воде, будто по ветру. Чижик работал ногами и руками во всю силу, но куда тем! Расстояние между ними с каждой секундой увеличивалось, а потом девушка исчезла в том месте, где только что барахтался мальчик.

Когда задыхающийся Чижик подплыл, она вынырнула, держа за волосы захлебнувшегося, полумертвого от страха мальчугана. «Подхватывайте его за предплечье, и пошли. Да не плывите вы на волнорез, а то нас так об него шарахнет!»

Они едва успели проплыть несколько метров, как их окружили подоспевшие люди. Это были мурманские рыбаки; они попрыгали в воду, кто в чем был: в майках, пижамах, тельняшках. На берегу мальчишка сразу попал в объятия матери, которая то смеялась, то плакала и тут же принялась колотить сына…

Борис Владимирович прервал рассказ и круто обернулся: в дверях стояла Анна Павловна. Из-под съехавшего на сторону резинового чепчика выглядывали розовые ленточки, вплетенные в ее косы.

— В чем дело? Перерыв кончен, бассейн простаивает. Чего вы ждете? — спросила она своим сварливым голосом.

Никто ничего не ответил. Анна Павловна оглядела наши лица и повернулась к мужу.

— Пойдем, Борис, я покажу тебе новую девочку. По-моему, из нее выйдет настоящая пловчиха… Ну, что ты смотришь на меня такими глазами? Пойдем!

Она схватила Бориса Владимировича за руку и утащила.

Мы долго молчали. Потом Юра сказал:

— Не понимаю, какой идиот придумал это дурацкое прозвище — «Анка Палка»! Оно к ней совершенно не подходит.

Он стоял на перекрестке двух улиц, прислонившись спиной к заклеенной афишами круглой тумбе, и следил за проходящими машинами. Был предвечерний час, когда в учреждениях кончаются занятия и панели полны народу.

Человек не обращал внимания на прохожих. Глубоко засунув руки в карманы старенького кожаного пальто, он задумчиво глядел вслед автомобилям, разбрызгивающим смешанную с грязным снегом воду.

Машины шли через перекресток сплошным разноцветным потоком — грузовые, легковые, автобусы, и в том, как они уверенно пересекали рельсы, поворачивали или застывали на мгновенье, пропуская, словно заранее сговорившись, друг друга, чувствовался железный порядок налаженного движения большого города.

Но вот какая-то светло-серая «победа» замешкалась под светофором, и сразу же всё пришло в смятенье — раздались звонки трамзаев, скрип тормозов, сердитые окрики шоферов.

Регулировщик включил желтый свет и вышел из своей будки. Он организовал неизвестно откуда моментально взявшихся добровольцев, и машину «на руках» откатили к панели.

На перекрестке восстановился порядок, а около неудачливой «победы» сразу же образовался кружок любителей уличных происшествий.

Владелец машины — пожилой гражданин в хорошем драповом пальто и сдвинутой на затылок фетровой шляпе — суетился вокруг открытого капота, неуверенно ощупывая то одну, то другую часть двигателя; и оттого, что он этой же рукой часто поправлял сползающее с переносицы пенсне, лицо его вскоре покрылось грязными масляными пятнами.

Окружающие наперебой подавали советы, но ничего не помогало; лоб человека в пенсне покрылся мелкими капельками пота, а «победа» упорно не хотела заводиться.