Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА] - Страница 45
— То есть как это? Не понимаю…
— А очень просто, — усмехнулся мужчина. — Для вас милиция — это лейтенант, который только что проколол ваш талон, или тот милиционер, что мешает перейти улицу там, где вам хочется. Но ведь это только один из участков ее работы. А вы попробуйте пошире взглянуть на вещи. Ну, хотя бы на той же улице: кто снимает с трамвайной подножки сорванца и передает отцу и матери, хотя и со штрафом, да зато с целыми ногами?
Кругом заулыбались. Молодая женщина покосилась на пролетевшую по шоссе машину и ухватила свою дочку за обе ножки.
Мужчина подметил этот жест. Усмехнулся и продолжал:
— Обидят вас или оскорбят, куда вы обращаетесь? Или, скажем, уклоняется какой-нибудь тип от обязанностей по отношению к брошенной им семье, кто его разыщет? Вот вы тут говорили об искусстве в раскрытии краж, о чуткости к людям — это, конечно, вопросы сложные, но, поверьте, дорогие товарищи, работникам милиции часто приходится сталкиваться с обстоятельствами, где вроде бы все и просто, и на поверку выходит — одного какого-нибудь звена недостает, и чтобы найти его, нужна особенная чуткость…
Он умолк и, вытащив из-под корней пня бутылку нарзана, стал пить прямо из горлышка.
— Ну, это все разговоры, — сказала мать голенькой девочки. — Что-то я насчет чуткости и деликатности милиции никогда не слыхала.
Мужчина задумчиво посмотрел на пустынный мелководный залив, где на фоне воды и неба четко рисовались две стройные фигуры юноши и девушки, и вдруг улыбнулся.
— Ну, что ж, послушайте, я как раз знаю одну такую историю, — он взглянул на даму в ярком халате и прищурил серые глаза. — И вы слушайте, гражданка, потому что речь пойдет не только о краже.
Случилось это, дорогие товарищи, в прошлом году, примерно в такой же хороший солнечный денек. Вызвал один начальник одного своего сотрудника и не так, чтобы сердито, но внушительно сказал:
«Прошу садиться. Насколько мне известно, вчера у вас в отделе происходило небольшое совещание. О чем там шла речь?»
Ну, сотрудник сразу понял, что начальник чем-то недоволен. Он встал с кресла, в которое едва успел сесть и, как полагается в таких случаях, отрапортовал по всей форме:
«Товарищ начальник, речь шла о трех квартирных кражах, происшедших за два с небольшим месяца в разных районах города».
«Да вы садитесь. Ну и что же?»
«После тщательного анализа мы пришли к заключению, что все эти кражи произведены одним и тем же лицом, недавно прибывшим в наш город. На это указывает целый ряд…»
«Понятно, — перебил начальник и взглянул на часы. — Так вот, товарищ майор, разрешите вам доложить, что час тому назад произошла еще одна кража, и у меня есть основания предполагать, что это автограф того же самого художника. На это указывает целый ряд…»
«Понятно, товарищ начальник, — сказал майор. Он опять встал с кресла и опустил руки, как говорится, по швам. — Разрешите мне самому заняться этим делом».
И вот тут, дорогие товарищи, начальник наконец-то улыбнулся.
Он вырвал листок из блокнота и вышел из-за стола.
«Люблю за догадливость, Василий Иванович. Это я и имел в виду, вызывая вас. Вот адрес, и к ночи я жду доклада. Желаю удачи».
Мужчина покосился на яркое солнце, утер концом полотенца-чалмы влажный лоб и снова потянулся за бутылкой нарзана.
— Ну и как, удалось вашему майору раскрыть кражу? — нетерпеливо спросил владелец «москвича».
— А вы не торопитесь, история только начинается, товарищ доктор.
Владелец «москвича» озадаченно приподнял брови, но потом засмеялся.
— Вы увидели мой медицинский журнал и поэтому догадались, что я доктор. Это не так уж сложно.
Рассказчик тоже засмеялся.
— Так же просто, как и определить, что вы не женаты. Я опять угадал?
Доктор озадаченно взглянул на рассказчика и смущенно кивнул.
— Поразительно! — воскликнула дама в ярком халате. — Как вы это узнали?
Мужчина улыбнулся.
— Конан-Дойль, которого вы так любите, гражданка, сумел бы написать об этом загадочный рассказ и раскрыть секрет где-нибудь на тридцатой странице, а я не стану интриговать, просто обращу ваше внимание на хорошие шерстяные синие трусы доктора, которые неумело зашиты простой белой ниткой.
— Не перебивайте, товарищи, рассказчика. Что же было дальше, товарищ майор?
Мужчина весело замотал головой.
— А вот вы-то и не угадали: я не майор. Ну, да ладно, вернемся к рассказу. Нужно вам сказать, дорогие товарищи, что приемы у квартирных воришек довольно однообразны. Наметит такой гастролер какую-нибудь обязательно отдельную квартиру и начинает за ней наблюдать. Утром он видит, кто выходит, вечером — кто возвращается. Так продолжается несколько дней; потом он, как говорят художники, делает пробный мазок — в середине дня смело подходит к двери и нажимает кнопку звонка. Если, паче чаяния, в квартире кто-либо окажется и ему откроют, воришка спросит какую-нибудь Марью Петровну, извинится за ошибку и уйдет; подозрений это не вызовет. Но чаще всего бывает, что на звонок никто не отзовется, и, таким образом, квартира уже «готова».
Вор чувствует себя уверенно: он знает, что, скажем, с десяти утра до шести вечера в квартире никого нет. Открыть дверь для него не составляет никакого труда. Ну, а дальше все очень просто. Через полчаса он выходит с небольшим чемоданом, в который уложено только самое ценное, садится в заранее нанятую машину — и концы в воду, дорогие товарищи.
Именно с таким делом и столкнулся тот майор.
Осмотр на месте не дал ничего. Вор не обронил перчатки, как это бывает в рассказах, не написал на стене кровью слова «месть», не разбросал окурков; он просто забрал все наличные деньги и ценности, съел на кухне холодную курицу и был таков.
«…Даже серебряное колечко с красным камушком, которое я купила для дочери, и то унес, подлец», — обливаясь слезами, сообщила хозяйка квартиры.
Майор вздохнул и сказал своему спутнику:
«Пойдемте, товарищ младший лейтенант, здесь нам пока делать нечего. — Спустившись во двор, он спросил: —Ну, что скажешь, Петя?»
«Я вот что скажу, Василий Иваныч, неоспоримый факт, что это и есть тот же самый ворюга. На это указывает целый ряд…»
«Ладно, — махнул рукой майор, — об этом ты говорил достаточно на вчерашнем совещании. Что делать будем?»
Петя покраснел и развел руками.
«Трудно допустить, чтобы в таком людном дворе никто не заметил человека с чемоданом средь бела дня», — сказал майор.
И вот, дорогие товарищи, майор и младший лейтенант разделили между собой дом на два участка и пошли нажимать на звонки.
В каждой квартире майор расспрашивая жильцов: не видел ли кто во дворе человека с чемоданом между двенадцатью и двумя часами дня? Но никто ему ничего утешительного не сказал. Через два часа он вышел во двор, как вы можете догадаться, не в самом бодром настроении.
И вдруг он увидел, что внизу его дожидается Петя с каким-то пожилым человеком. И по тому, как у младшего лейтенанта блестели глаза и все курносое лицо светилось нетерпением, майор сразу понял, что его помощник зацепился за нить, как это любит говорить Конан-Дойль.
«Василий Иваныч! Вот товарищ Черемушкин из шестого номера рассказывает, что около часу дня видел во дворе такси».
«А номер машины вы не приметили, товарищ Черемушкин?»— Вопрос этот майор задал для проформы. Он понимал, что проходящий мимо машины человек никогда не обращает внимания на ее номер.
И действительно, в ответ на вопрос майора старик огорченно пожал плечами.
«Нет. Мне это ни к чему. Иду я, стало быть, из баньки, вижу, посередь двора такси стоит, а шофер книжку читает».
«А вы уверены, что видели именно такси?»
«Конечно, уверен, — обиделся старик. — На ей же шашки нарисованы».
Когда Черемушкин ушел, Петя обиженно спросил:
«Чем же вы недовольны, Василий Иваныч? Ведь это неоспоримый факт, что ворюга уехал именно на этой машине!»
«Очень даже оспоримый, дорогой товарищ, — вздохнул майор. — Какой дурак заедет во двор на машине, чтобы обращать на себя внимание? Ну, делать нечего, — он взглянул на часы, — поехали в таксомоторный парк; если эта самая нитка там оборвется, тогда не знаю, что и делать… Забеги только в магазин, купи батон и бутылку нарзану, что ли».