Фрейд и его госпожа - Страница 2
– Может, чаю?
По красноречивым взглядам собравшихся Полина поняла, что ее предложение в данной ситуации неуместно, и скромно присела в уголке, сложив ладони на коленях. Рядом с ней встал Шурик, опершись спиной о стену, и молча наблюдал за всеми.
Четверть часа тянулись нескончаемо долго, а всеобщее молчание привносило в напряженную атмосферу ожидания драматически тревожную ноту, которую подчеркивали громко тикающие напольные часы. Даже Настенька вела себя тише воды и разговаривала с Марианной, не выпускавшей малышку из рук, шепотом.
Собственно, все они по отдельности склонялись к тому, что произошел несчастный случай, но фраза доктора «может, ее утопили» взбаламутила их, подняла у каждого со дна души разного рода страхи. Черт его знает, что подумают товарищи из органов, которым нужны звездочки на погонах, репутация гениев розыска, а то и взятка в крупном размере? Такова жизнь: на чью-либо порядочность и справедливость рассчитывать не приходится.
Появился Антон, оглядел пасмурную компанию и, не задавая никаких вопросов, прислонился к дверному косяку плечом. Вот кто отвечал самым требовательным вкусам женщин, читающих любовные романы, – друг Кирилла. Мужчины в тридцать пять (особенно смазливые) либо выглядят вечными мальчиками, либо они уже обременены жизненным опытом и кажутся молодыми стариками. Антон, оставаясь в отличной форме, не согнулся под «гнетом жизненного опыта»: он отличался жизнерадостностью и коммуникабельностью, но дистанцию соблюдал, при всем при том палец ему в рот не стоило бы класть никому.
Маятник чудовищно медленно отстукивал время, наверное, у каждого было впечатление, будто в виски ударяет молоток и в голове стоит сплошной звон. Взгляды присутствующих невольно обращались к огромному ящику с циферблатом, напоминавшему гроб. В конце концов Кирилл не выдержал, подошел к часам, открыл дверцу и остановил маятник. Наступила гробовая тишина, воздействие которой оказалось хуже звона в ушах от маятника. Изредка тишина эта «разбавлялась» покашливаниями и протяжными вздохами.
Группа оперативников деловито шагала к бассейну, следом семенил Шурик.
– Здравствуйте, меня зовут Горчаков Шурик… – представился он.
– Горчаков? – сделал акцент на его фамилии старший группы, Таничев. – Ты случайно не родственник Захару Альбертовичу?
– Ага, – обрадовался Шурик. – Это мой папа. Можно мне присутствовать при осмотре места происшествия? Я будущий криминалист, на четвертом курсе учусь, на «отлично». Мне это очень нужно!
– Только под ногами не путайся, – не возражал старший.
– Спасибо!
Никому неохота было лезть в воду за утопленницей, но – пришлось. Нашелся доброволец из молодых оперативников, коим море по колено: свежие трупы у таких молодцев не вызывают брезгливости. Родственники и знакомые утопленницы не присутствовали при этом, они остались в гостиной – изводить себя тишиной.
– Следов насилия нет, – сообщил эксперт после первичного осмотра трупа.
У Шурика потухли глаза, он, как только увидел утопленницу, уже выстроил пирамиду из загадок, которые распутать будет чертовски увлекательно. Все это время, пока с утопленницей разбирался Таничев, Шурик внимательно осматривал бассейн и прилегающую к нему территорию.
Пластиковые кресла и стол, на столе – ваза с фруктами, бутылка вина и бокал, пепельница, сигареты и зажигалка. Махровый халат небрежно брошен на край бассейна, прямо на пол, у схода в воду, на халате лежало банное полотенце, тут же стояли тапочки. Шурик живо воспроизвел картину: Нонна Валерьевна пришла поплавать не одна, а с убийцей, и, как только они оба окунулись в воду… Но раз следов насилия нет, ее смерть, выходит, была до обидного прозаичной. И все же в любой прозе есть за что уцепиться, если поднапрячься.
– Значит, это не убийство? – робко уточнил Шурик: ведь мнение эксперта, проработавшего с трупами много лет, немаловажная вещь.
– Убийство – это всегда насилие, а следы насилия остаются на теле, – разъяснил Таничев будущему криминалисту. – Если бы ее топили, применили бы силу, а она сопротивлялась бы, верно? В этом случае должны были остаться хотя бы незначительные кровоподтеки, а их нет.
– Понятно, – кивнул Шурик. – Значит, самоубийство?
По его мнению, самоубийство на пустом месте не случается, к нему прилагается множество причин с различными привходящими обстоятельствами, следовательно, есть косвенные виновники, а часто имеются и прямые – для этих и статья существует: доведение до суицида. Правда, доказать такое крайне сложно.
– Может, и несчастный случай, – вторично охладил его пыл Таничев, вынимая градусник из воды. Некоторое время он думал, глядя на показания термометра. – Смерть наступила примерно около трех часов ночи.
– Что это ей вздумалось плавать, когда все нормальные люди спят? – недоумевающе заметил Шурик, забыв о своем обещании не путаться под ногами.
– Наверное, у нее бессонница была. Посмотрим, что вскрытие покажет, иногда оно преподносит сюрпризы. Однажды один мужик утонул там, где воды-то было по пояс. Дурачились в воде, он поскользнулся, упал, ну и не встал. Друзья думали, он шутит, а когда вытащили, прослезились. Никто не мог понять, как здоровый мужик мог утонуть в луже. Ему искусственное дыхание и массаж сердца делали, трясли его, а он – труп трупом. На вскрытии причина смерти оказалась до безобразия банальной: рыбка попала ему в гортань и застряла. А смерть наступила от шока вследствие раздражения окончаний блуждающего нерва. Как рыбка ему в рот заплыла – я до сих пор не понимаю, но факт имел место.
– В этой воде ни один микроб не выживет, не то что рыбка, – обиженным тоном проворчал Шурик, будто Таничев нарочно не хотел признать смерть Нонны Валерьевны далекой от несчастного случая. – Она хлорированная, дезодорированная, подкрашенная и фильтрованная!
Утопленницу упаковали в мешок, уложили на носилки. Таничев и Шурик шли за ней до машины. Рядом с экспертом, плечистым и мордастым, похожим на киношного братка, Шурик очень проигрывал.
– М-да, жаль, – вздохнул Таничев, наблюдая за погрузкой тела в машину. – Молодая, красивая, судя по бассейну, как сыр в масле каталась… Ну, я поехал, погляжу, что у нее внутри.
– А можно мне приехать к вам и узнать результаты вскрытия? – с серьезной миной, почему-то смешившей многих его знакомых, спросил Шурик.
Таничев затянулся сигаретой, глядя на паренька по-доброму, с отеческой улыбкой. Многих молодых людей сейчас ничем нельзя увлечь, его собственный сын, учась на хирурга, и то не проявляет должного интереса к уникальным случаям. Друг Таничева частенько зовет его сына на операции, а тот отмахивается, отсюда и проистекают конфликты. Шурик – из завидной семьи, ему вообще не надо особо напрягаться, папа и так предоставит ему надежное местечко, обеспечит тыл, если сынок проявит нерадивость. Однако мальчик весьма любознательный, рвется к познаниям, в этом смысле остается позавидовать его родителям.
– А зачем тебе? – все же поинтересовался Таничев. – Ты же в криминалисты готовишься, вон Дагоев тебя проконсультирует.
– Мне хочется вникнуть в специфику всех профессий, связанных с работой следственных органов. Думаю, пригодится в дальнейшем.
– Похвально. Ну, ладно, заезжай, Шурик, раз уж так рвешься, – разрешил Таничев.
Два оперативника – добровольный ныряльщик Юлий и Викентий – тщательно осмотрели бассейн, заглянув во все закоулки. Во время погрузки трупа в машину оба вышли покурить, тут-то Викентия и привлекла женская фигура, сидевшая в плетеном кресле в задумчивой позе. А привлекла знакомыми чертами. Викентий сделал несколько шагов к ней, узнал, подошел ближе:
– Марианна?
Она подняла голову:
– Кент? Ты или не ты?
Именно так его звали в школе, было это очень давно, в соседнем маленьком городке. Кент дружил с Марианной, все думали, что в будущем они поженятся. А потом она уехала учиться, он ушел в армию… Марианна вышла замуж и обосновалась (как ни странно) в деревне. Викентий поступил в милицейскую академию, женился, обзавелся двумя детьми. Обычно их нечаянные встречи приносили им взаимную радость. Так бывает, особенно когда людей некогда связывала первая любовь и после этого они долго не виделись – их тянет посидеть где-нибудь в укромном уголке и потрепаться под рюмку чая на тему «как живешь». Марианна отнюдь не выказала изумления, увидев Викентия, ее глаза не блеснули радостью. Удивился как раз он: