Фрау Томас Манн: Роман-биография - Страница 2

В отличие от них Катарина Прингсхайм была хорошо подготовлена для продолжения образования. Ее родители могли позволить себе, чтобы их дочь в течение ряда лет брала частные уроки у знаменитых и высококвалифицированных преподавателей гимназии по восьми основным дисциплинам, как то: греческому, латыни, французскому и немецкому языкам, истории, математике, физике и закону Божьему. Сознавала ли она свое преимущество, нам неизвестно, как неизвестен и ответ на вопрос, задумывалась ли когда-нибудь счастливая выпускница над провалом экзаменующейся вместе с ней девушки, представительницы иной среды, где немыслимо было, чтобы охочая до знаний девица получила столь достойное образование, считавшееся в доме Прингсхаймов само собой разумеющимся и обязательным в воспитании детей: закоренелая феминистка Хедвиг Дом, бабушка Кати со стороны матери, требовала одинаковых возможностей для дочерей и сыновей.

Аттестат зрелости юной дамы и большой умницы из состоятельной семьи не стыдно было показать кому угодно. «Судя по письменным экзаменационным работам, уровень ее знаний — в общем и целом — очень радует, — сочли преподаватели, сделав всего лишь одну-единственную оговорку: — Сочинение по немецкому языку обосновывает существующие точки зрения, однако ему недостает уверенности и более серьезной аргументации, равно как и стилевого оформления». К сожалению, неизвестно, какую из предложенных для Королевской баварской классической гимназии трех тем выбрала абитуриентка. Темы были следующие: 1. «Роль Баварии в великих достижениях прошедшего столетия» (эту тему экзаменационная комиссия рекомендовала изложить в форме доклада). 2. «Обосновать роль контраста в драматургии на примере одного из обязательных для школы произведений» (драму выбирала экзаменационная комиссия). 3. «Тут речь идет о трех вещах: лекарстве, свете и мечах»[7].

На основании итоговых оценок и заключения преподавателей можно было бы с легкостью предположить, что она выбрала историческую тему, поскольку здесь была предложена вольная форма изложения.

К тому же — что как раз было отмечено экзаменационной комиссией в аттестате зрелости и в чем читатель имеет возможность сам убедиться при знакомстве с документами более позднего времени, в особенности с письмами, — она всю свою жизнь упорно не желала причислять себя к членам писательской гильдии и постоянно отрицала свои способности и любовь к изучению иностранных языков, хотя экзаменационная комиссия еще в 1901 году подчеркивала обратное: «Перевод с греческого на немецкий свидетельствует о правильном понимании и прекрасном языковом чутье. На устном экзамене она тоже очень точно перевела и умело объяснила предложенные места из авторских текстов».

Поэтому нет никакого чуда в том, что она получила прекрасные оценки, в особенности по некоторым дисциплинам:

Закон Божий……………………………   хорошо

Немецкий язык……… удовлетворительно

Латынь……………………………  очень хорошо

Греческий язык……………… очень хорошо

Французский язык…………   очень хорошо

Математика и физика………………   хорошо

История……………………………………… хорошо

В дальнейшем госпоже Томас Манн представится еще немало возможностей воспользоваться знаниями, на приобретении которых настаивали в юности родители.

Отец, Альфред Прингсхайм, родился в Силезии, в Олау, в 1850 году; по окончании математического факультета Берлинского и Гейдельбергского университетов он защитил в 1877 году докторскую диссертацию в Мюнхене и с 1886 года преподавал в местном университете сначала как не состоящий в штате, а с 1901 года как штатный профессор, читавший «основы аналитического анализа, теорию функций, алгебру и теорию чисел» (это выдержка из его автобиографии). «Он пользуется большим авторитетом в служебной иерархии ученых, — сказал об Альфреде Прингсхайме в 1930 году на торжествах по поводу его восьмидесятилетия один из его коллег, — многие из самых знаменитых математиков Германии являются его учениками». Однако, по словам оратора, сфера деятельности Прингсхайма не ограничивалась лишь одной математикой; более того, некоторые из знакомых профессора даже не предполагали, что он математик. «Собственно говоря, он с младых ногтей стал приверженцем Вагнера и был дружен с ним; одним из первых он собственноручно, для личного пользования, переписал первые фрагменты партитуры „Кольца нибелунга“, а этим летом, как и пятьдесят четыре года тому назад, с огромной радостью отправился в Байрёйт[8]. Альфред Прингсхайм собрал в своем доме истинные сокровища искусства и с завидным тщанием, с каким привык заниматься своими математическими проблемами, подбирал фарфор для своей всемирно известной коллекции, и если, даже спустя месяцы после приобретения экспоната, у него возникало сомнение в его подлинности, он без сожаления расставался с ним. Его дом долгое время являлся центром мюнхенского общества, в нем собирались все, кто хоть что-то значил в жизни города, и в этом, конечно, была неоспоримая заслуга его любезной, умной красавицы-жены, несомненно, не менее интересной личности, чем он».

Многократно награжденная хвалебными эпитетами — «красивая», «умная», «любезная», — фрау Хедвиг родилась в 1855 году в семье писателя и редактора сатирического журнала «Кладдерадатч»[9] Эрнста Дома и феминистки Хедвиг Дом, до замужества Шле. Альфред Прингсхайм познакомился со своей будущей женой в семидесятых годах XIX столетия в Майнингене[10], где она выступала на сцене знаменитого придворного театра. Не исключено, однако, что они знали друг друга в еще более ранней молодости, когда юного математика и все семейство Дом объединяла общая любовь к музыке Рихарда Вагнера. Отец Хедвиг Дом и Альфред Прингсхайм принадлежали к кругу давних почитателей композитора из Байрёйта и уже в 1872 году помогали при закладке фундамента концертного зала для торжественных сценических представлений. Эрнст Дом являлся президентом берлинского Вагнеровского общества и слыл, подобно Альфреду Прингсхайму, ревностным защитником Рихарда Вагнера, о музыке которого в те годы велись бурные споры. Это обстоятельство позволило его дочери, дебютировавшей на сцене Майнингенского театра, получить летом 1876 года приглашение на виллу «Ванфрид»[11], о чем в 1930 году она поведала читателям газеты «Фоссише цайтунг». «Все большое семейство производило приятное впечатление, это были милейшие люди. Рихард Вагнер говорил на настоящем саксонском диалекте и рассказывал забавные эпизоды из жизни знаменитых людей; фрау Козима, настоящая grande dame, вела вечер с большим артистизмом и уверенностью. […] И вообще вечерние приемы в этом доме проходили на редкость интересно и с необычайным блеском; все, что было замечательно, красиво и дорого, непременно находило там себе место. […] Помнится, на одном soiree[12] волшебно играл Ференц Лист, а также его зять — сам отец семейства».

Многие годы в таких вечерах принимал участие и новоиспеченный д-р Альфред Прингсхайм, поскольку «маэстро был по-настоящему дружен — насколько это позволяла разница в возрасте и жизненном опыте — с юным почитателем своего таланта, которого он приглашал и на все репетиции». Однако незадолго до появления на байрёйтской сцене Хедвиг Дом-Прингсхайм эти близкие отношения были разрушены весьма драматическими обстоятельствами. Дело в том, что как-то в довольно поздний час один берлинский критик, находясь в знаменитой компании любителей пива, заявил, что весь этот Байрёйт есть не что иное как «сплошное надувательство» и он берется «всего лишь несколькими вальсами Штрауса низринуть всю эту шайку с их помпезного пьедестала». На что находившийся там юный приверженец Вагнера, по-настоящему разъярившись, воспылал решимостью защитить честь своего великого друга и запустил в обидчика пивную кружку. Международная пресса раздула этот инцидент и, если верить рассказу будущей супруги чересчур горячего почитателя великого кумира, вслед за тенором «расплескала кровь по улицам Байрёйта», что побудило виллу «Ванфрид», пекущуюся о своей репутации, раз и навсегда порвать все отношения с вернейшим из верных.