Французская повесть XVIII века - Страница 131

Прежде всего Клодина поспешила успокоить Бенжамена. Потом, смутно припоминая, что с ней приключилось, видя себя в постели и вдруг поняв, что ее раздевали, она протянула руку к тесемке с кольцом; Бельтон, который внимательно наблюдал за ней, увидел по ее глазам, как она обрадовалась, найдя его на месте. И тут только он попросил всех выйти из комнаты, опустился на колени подле кровати и взял Клодину за руку.

— Успокойтесь, успокойтесь, дорогая, — сказал он ей, — мне все известно, к счастью и для вас и для меня. Вы — Клодина, а я поступил с вами как негодяй. У меня есть одна возможность искупить свою вину, и все теперь зависит только от вас. Я уже обязан вам жизнью и хочу быть обязанным еще и честью, да, именно честью, потому что не вы ее потеряли, а я. Ваша рана не опасна, вы поправитесь очень скоро. И как только вы сможете выходить, я попрошу вас пойти со мной к алтарю, чтобы стать моей женой и простить мне ужасное преступление, которое я сам вряд ли себе когда-нибудь прощу. Я прошу, я на коленях умоляю вас согласиться и тем вернуть мне уважение порядочных людей. Я давно оставил, Клодина, заботы о добродетели, но впредь я полюблю ее вновь, если именно благодаря вам моя душа вновь ее обретет.

Можете себе представить удивление, радость, восторг Клодины. Она хотела говорить, слезы помешали ей. Тут она заметила в приоткрытую дверь хорошенькое личико маленького Бенжамена: его выставили вместе с остальные ми, но он, тревожась за брата, решил посмотреть, что происходит в комнате.

— Вот ваш сын, он вам ответит лучше, чем я, — промолвила Клодина, указывая Бельтону на Бенжамена.

Бельтон бросается к Бенжамену, хватает его на руки, покрывает поцелуями, подносит к матери и проводит остаток ночи с женой и сыном, испытывая доселе неведомое ему блаженство.

Спустя две недели Клодина была здорова. Она рассказала Бельтону обо всем, что с ней произошло. После ее рассказа она стала ему еще дороже, теперь он был влюблен в нее даже сильнее, чем когда увидел впервые. Как только Клодина окончательно оправилась, она, одетая в очень скромное платье, вместе с Бельтоном и Бенжаменом отправилась в карете Бельтона, прямо в Саланш, к кюре, как у них было теперь задумано. Добрый священник не узнал Клодину. Англичанин немножко посмеялся над его растерянностью. Но вот Клодина обняла кюре, напомнила ему о всех его благодеяниях и объявила о цели их путешествия. Добрый кюре благословил небеса и побежал за старой мадам Феликс, которая пребывала в добром здравии и чуть не умерла от радости, увидав Клодину и Бенжамена. На следующий день они все вместе поехали в Шамуни: Бельтон хотел торжественно отпраздновать их бракосочетание в приходе Приере.

Сразу же по приезде Бельтон уговорил саланшского кюре отправиться к грозному Симону, чтобы просить у него руку его дочери. Старик встретил кюре сурово, выслушал, ничем не выдавая своих чувств, и дал согласие, обойдясь десятком слов. Клодина поспешила к отцу и бросилась к его ногам, старик встретил ее с каменным лицом, не спешил поднять ее, едва коснулся губами лба, не прижал к груди и холодно поздоровался с Бельтоном. С Нанеттой Клодина встретилась сразу же по приезде, та плакала и смеялась, не в силах остановиться. Все направились в церковь; Нанетта несла на одной руке Бенжамена, а другой держалась за сестру; впереди молодых шли оба кюре, позади — старая мадам Феликс с Симоном, которого она бранила, не переставая, шествие замыкали деревенские ребятишки, распевавшие песни.

Так они дошли до церкви, где кюре из Шамуни уступил место саланшскому кюре. Свадьба была роскошной, вся деревня танцевала неделю напролет. Бельтон велел накрыть столы на лугу, на берегу Арвы, и пригласил всех, кто пожелает. Он купил в подарок старому Симону прекрасные земли, но тот отказался их принять и даже рассердился на нашего кюре, который упрекал его за отказ. Нанетта не была столь строга, она приняла и землю, и хорошенький домик, который приобрел для нее Бельтон, теперь она у нас в деревне самая богатая и живет очень счастливо. Через месяц супруги Бельтоны уехали в Лондон, увозя с собой благословения всего нашего села, там они и обосновались, и у маленького Бенжамена родилось уже пять или шесть братьев и сестер.

Вот эта история, я не мог сократить ее, потому что старался рассказать так, как рассказывает наш кюре, от которого я не раз ее слышал. Извините меня, если вам она показалась скучной.

Я горячо поблагодарил Франсуа Паккара, заверяя его, что рассказ очень тронул меня. Пока я спускался с Монтанвера, мысли мои были заняты одной Клодиной, и, вернувшись в Женеву, я записал ее историю так, как рассказал ее мне Паккар, не исправив ошибки против вкуса и стиля, которые, возможно, подметят в ней истинные ценители искусства.

Около тридцати лет назад возникло в Лондоне общество английских ученых, которое задалось целью искать в различных частях света сведения по всем отраслям знания, дабы просветить людей и сделать их счастливее. Средства доставляла ему группа подписчиков той же нации, состоящая из негоциантов, лордов, епископов, университетов и королевской семьи Англии, к которой примкнуло несколько государей Северной Европы. Этих ученых было двадцать, и Лондонское королевское общество вручило каждому из них по тому, содержащему список вопросов, на которые надлежало привезти ответ. Число этих вопросов достигало трех тысяч пятисот. Хотя они были различны для каждого из этих ученых и соответствовали той стране, по которой ему следовало совершить путешествие, все же они были объединены между собой, так что свет, пролитый на один из них, непременно должен был осветить и все остальные. Председатель Королевского общества, который составил их с помощью своих собратьев, прекрасно понимал, что устранение одного затруднения часто зависит от разрешения другого, последнее — от разрешения предыдущего, а все это заводит в поисках истины гораздо дальше, нежели думают. Словом, пользуясь подлинными выражениями, употребленными председателем в инструкциях этим ученым, то был великолепнейший энциклопедический памятник, подобного которому не воздвигала прогрессу человеческих знаний еще ни одна нация, а это прекрасно доказывает, добавлял он, необходимость академических обществ для объединения истин, рассеянных по всей земле.

Каждому из этих путешествующих ученых, кроме обязанности разрешить том своих вопросов, было дано еще поручение покупать попутно древнейшие экземпляры Библии и всякого рода редчайшие рукописи, а в крайнем случае — не скупиться на приобретение хороших копий с них. С этой целью Общество снабдило всех ученых рекомендательными письмами к тем консулам, министрам и посланникам Великобритании, которые должны были встретиться на их пути, и, что гораздо ценнее, добротными векселями, подписанными знаменитейшими банкирами Лондона.

Самый просвещенный из этих ученых, который знал еврейский, арабский и индийский языки, был послан сухим путем в Восточную Индию — колыбель всех искусств и наук. Он направился сначала в Голландию и посетил поочередно Амстердамскую синагогу и Дортрехтский синод, во Франции — Сорбонну и Парижскую академию наук, в Италии — множество академий, музеев и библиотек, в том числе Флорентийский музей, библиотеку святого Марка в Венеции и Византийскую библиотеку в Риме. Находясь в Риме, он колебался, не съездить ли, прежде чем держать путь на Восток, в Испанию и не обратиться ли за советом в знаменитый Саламанкский университет, но, опасаясь инквизиции, предпочел отправиться в Турцию. Итак, он прибыл в Константинополь, где один эфенди дал ему за деньги возможность перелистать все книги мечети святой Софии. Далее он побывал в Египте, у коптов; потом — у маронитов горы Ливонской, у монахов горы Кармельской; затем в Сане, в Аравии; потом в Исфагани, в Кандагаре, в Дели, в Агре. Наконец, после трех лет пути, он прибыл на берег Ганга, в Бенарес — эти Афины Индии, — где вел беседы с браминами. Его коллекция древних изданий, первопечатных книг, редких рукописей, копий, извлечений и всякого рода заметок стала самой значительной из всех, какие когда-либо собирались частным лицом. Достаточно сказать, что она составляла девяносто тюков весом в девять тысяч пятьсот сорок фунтов. Он собрался было уже в обратный путь в Лондон со всем этим богатым научным багажом, очень довольный, что превзошел ожидания Королевского общества, как вдруг самая простая мысль преисполнила его печали.