Французская повесть XVIII века - Страница 129
— Дорогая моя дочь, — сказал он ей, — когда я принял вас к себе и покрыл ваш грех покровом милосердия, я намеревался поручить вашего ребенка кормилице, вырастить его в деревне и затем помочь ему устроиться в жизни. Я надеялся, что тем временем мне удастся смягчить гнев вашего отца, уговорить его принять вас обратно, и, возможно, видя ваше раскаяние, скромность, благоразумие и трудолюбие, он и сумел бы забыть о тех огорчениях, которые вы ему причинили. Только так и никак иначе вы могли бы вернуть привязанность отца и уважение друзей. Но вы сами же себе вредите: вы так страстно привязаны к сыну и так решительно не хотите с ним расставаться, что можете навсегда лишиться родительского дома. Понимаете ли вы, что Симон никогда не согласится встретиться с вашим ребенком? Да и кто он для него, для всех жителей вашей деревни, как не вечное свидетельство стыда и горя? Так будьте же благоразумны и постарайтесь посмотреть правде в глаза: либо вам придется отказаться от вашего ребенка, либо от отца, семьи, родной деревни. Я читаю в ваших глазах, что свой выбор вы уже сделали, но я вынужден вас предупредить: вы не можете оставаться навсегда у бедной доброй женщины, которая, я знаю, питает к вам нежную привязанность, ведь она бедна и не может давать вам приют бесплатно. До сих пор я и сам немножко поддерживал вас, но я отдавал вам деньги, предназначенные для всех страждущих, и теперь, когда я полностью выполнил свой долг по отношению к вам, я не вправе отнимать их у других несчастных, потакая вашей любви, сколь бы понятной и даже трогательной она мне ни казалась. Вы ответите мне, что можете прожить и на деньги сестры. Но деньги эти она отрывает от себя, от своей семьи, от своего мужа. Нанетта трудится в поте лица, пока вы ласкаете Бенжамена, Нанетта тяжким трудом зарабатывает для вас деньги, а ведь не она повинна в грехе. Я взываю к вашему сердцу, дочь моя, неужели вы и впредь будете принимать ее благодеяния? Какой у вас выход: наняться в служанки в Женеве или Шамбери? Скорее всего вы попадете там в дурное окружение, а при вашей молодости, с вашей внешностью это очень опасно. Впрочем, я вообще сомневаюсь, сумеете ли вы найти работу с ребенком на руках, а ведь вы не захотите с ним расстаться. Подумайте обо всем этом, взвесьте все, как следует, даю вам на это два дня. Потом вы сообщите мне свое решение, со своей стороны обещаю сделать для вас все, что будет в моих силах.
Кюре ушел, оставив Клодину в большой растерянности и в еще большей печали. Конечно, она понимала, что мудрый кюре совершенно прав, но она понимала еще лучше, что не может жить без Бенжамена. Весь день и всю ночь она мучительно искала выход: как ей перестать быть обузой для сестры и не расстаться с сыном. Наконец она приняла решение, довольно рискованное, но которое могло все разрешить, и, укрепившись в нем, она встала на заре и принялась за письмо к кюре:
Бесценный благодетель!
Мне больно при мысли, что я не могу отплатить вам за все, что вы для меня сделали, послушанием, которое было бы равно моей благодарности. Видит Бог, что я была бы рада и счастлива отдать мою жизнь, если бы это могло избавить вас от тревог. Но для меня расстаться с Бенжаменом страшнее, чем расстаться с жизнью. Я не могу этого сделать, господин кюре, не могу, это выше моих сил, не презирайте меня! Я больше не хочу быть обузой ни для моей бедной сестры, ни для доброй мадам Феликс, ни для вас, сделавшего для меня так много. Когда вы получите это письмо, я буду уже далеко от Саланша и больше сюда не вернусь. Я придумала, как устроить свою жизнь, я не пойду в служанки и не отступлю от добродетели, которую, благодаря вам, научилась любить. На этот счет вы можете быть совершенно спокойны, дорогой благодетель. Я ухожу без ведома доброй мадам Феликс, боюсь, она станет удерживать меня, и у меня не хватит духу отказаться. Я оставляю в ящичке орехового столика сорок пять ливров, которые задолжала ей за комнату. Прошу вас передать их ей и сказать от меня, что я всегда буду помнить ее и благословлять. Вас же, дорогой мой благодетель, благословит господь бог, ибо вы являетесь его подобием на земле и после него именно вас я больше всего почитаю, уважаю и люблю.
Запечатав письмо, Клодина оставила его на столе, собрала свои вещи в узелок, завернула оставшиеся у нее двадцать экю в носовой платок и, взяв Бенжамена на руки, покинула Саланш.
Она пошла по дороге на Женеву, в Бонн-Вилле ей пришлось заночевать, потому что идти быстро с Бенжаменом она не могла. На следующий день она пришла в Женеву. Прежде всего она продала все, что у нее было из одежды и белья, и купила на вырученные деньги три мужские рубашки, грубые башмаки, панталоны, жилет, курточку из коричневого сукна, шелковый платочек и красный берет. Она отрезала свои красивые черные волосы и продала их цирюльнику, купила котомку из телячьей кожи и сложила в нее все свои пожитки. Сняв с пальца прекрасное бриллиантовое кольцо, с которым никогда не расставалась, она повесила его на шею и спрятала под рубашку. И вот, переодевшись савояром, взяв в руки толстую палку, закинув котомку за спину и усадив на нее Бенжамена, который своими маленькими ручками обхватил ее за шею, Клодина спросила дорогу на Турин и вышла из Женевы.
Двенадцать дней она шла через горы без всяких приключений; напротив, на постоялых дворах, где она обедала или останавливалась на ночлег, все сразу обращали внимание на хорошенького савояра, такого юного и милого, который нес на спине маленького братца. Юные путники повсюду встречали радушный прием, а когда Клодина утром расплачивалась за еду и ночлег, с нее брали половину того, что полагалось, а случалось, вместо денег просили спеть известную у нее на родине песенку доброй утешительницы. И Клодина, не заставляя себя упрашивать, нежным, проникновенным голоском пела эту песенку, немножко меняя в ней слова:
За время своего путешествия Клодина почти ничего не потратила. И потому, придя в Турин, она смогла снять комнатку под самой крышей, купила кое-что из мебели, а еще ящичек, щетки и бутылочку масла и, назвавшись Клодом, устроилась на площади Пале-Руаяль чистить прохожим сапоги.
В первые дни выручка ее была невелика; не привычная к работе чистильщика, она трудилась в поте лица, зарабатывая гроши, но вскоре набила руку и дело пошло лучше. Сметливый, проворный, веселый Клод частенько бегал по всему кварталу, выполняя поручения. Пока Клод отсутствовал, Бенжамен садился на ящичек и стерег его. А Клод был прямо нарасхват: кому отнесет письмо, пакет, кому занесет в дом вещи, кому спустит бутылки в подвал. Клод стал своим человеком и для прислуги, и для швейцаров, и для ленивых кухарок и потому по вечерам никогда не возвращался домой с пустыми руками. На жизнь им с Бенжаменом хватало, а тот рос прямо на глазах, с каждым днем становился все милее и был всеобщим любимцем.
Так, горя не зная, Клодина прожила два года. Но вот однажды, когда они с Бенжаменом устраивали свой ящичек на привычном месте, на него опустилась чья-то нога. Клодина в ту же секунду хватает щетку и, не взглянув на владельца башмака, поспешно принимается за работу. Когда осталось только навести блеск, она поднимает голову… Щетка падает у нее из рук, Клодина застывает как изваяние: она узнала Бельтона! Маленький Бенжамен, который никого узнать не мог и в тот момент не был занят игрой, поднимает щетку и своей еще слабенькой ручонкой пытается закончить работу Клодины, пока она, оцепенев, во все глаза смотрит на молодого англичанина. Удивленный Бельтон спрашивает Клодину, почему она прервала работу, и смеется над стараниями миловидного мальчугана. Наконец Клодина приходит в себя, извиняется перед Бельтоном таким нежным голоском и в таких учтивых выражениях, что англичанин, еще более заинтригованный, начинает расспрашивать чистильщика, кто он и откуда. Клодина спокойно отвечает, что они с братом сироты и чисткой сапог зарабатывают себе на жизнь, и что родом они из Шамуни. Это название произвело на Бельтона большое впечатление, он стал еще пристальней вглядываться в Клодину, и ему показалось, что он узнает знакомые черты.