Французская литературная классика на отечественном экране и русская на французском. Материалы научно - Страница 6

Вайда полностью пропускает интертекстуальную связь романа Достоевского с «Житием Марии Египетской». Хотя Мария и одета в платье, через которое видна ее нагота, это скорее дань описаниям героини в романе. Пренебрегает Вайда и другими отсылками к житию. Если у Достоевского Лебядкин говорит, что живет как Зосима, то Лебядкин Вайды заявляет: «Я живу монахом». Вместе с выпавшим из фильма именем Зосимы и другими пропущенными деталями выпадает и житийный подтекст романа Достоевского.

Таким образом, экранизация, как правило, оказывается явлением комплексным, совмещающим в себе разные стратегии подхода к материалу первоисточника и его обработке: от миметического воспроизведения кинематографическими средствами составляющих нарратива до перевода содержания, выражения его другими символическими элементами, до введения в экранизацию новых элементов, отсутствующих в тексте первоисточника. При этом труднейшей и практически невыполнимой задачей является воспроизведение интертекстуальных связей первоисточника.

Как видно на примере «Бесов» Вайды, данные стратегии действуют не изолированно друг от друга, но параллельно, их реализация происходит как в рамках всего фильма, так и в рамках одной линии или одного эпизода. Экранизация в результате оказывается сочетанием разнонаправленных стратегий. Общая же оценка удачности или неудачности экранизации с точки зрения верности первоисточнику далеко не всегда основывается на внешнем сходстве, но зависит от множества факторов. Именно поэтому фильм Вайды при всех недочетах и критическом отношении к нему автора все-таки ближе роману, чем последующие экранизации (и, добавим, театральные постановки самого Вайды).

Последние работы театроведов о Чехове и его драматургии значительно выходят за предусмотренные ранее рамки реалистической и даже «новой» драмы XX века, возникают сближения с Э. Ионеско и С. Беккетом[17]. При этом внешний контекст, например, пьеса «Вишнёвый сад», трактуется, с одной стороны, в рамках культуры XX века в целом, а с другой, – в развитии внутренней драматургической относительности характеров, когда теряется жесткость определений «хорошо»/ «плохо». И жизнь начинает осмысляться скорее как текущий во времени процесс, идущий от прошлого к настоящему и будущему. Привлекает и другая тема – Чехов за рубежом, причем не только в рамках обсуждения специфики его переводов, но и в рамках истории или описания восприятия писателя в других странах.

В рамках подобной трактовки интересно рассмотреть специфику кинопрочтения чеховского драматургического текста в России и за её пределами. Для сравнения выбраны две весьма значительные экранизации, которые вызвали много разговоров в России и во Франции. Это «Неоконченная пьеса для механического пианино», снятая в 1977 году Никитой Михалковым, и лента Патриса Шеро «Отель «Франция» 1987 года.

Меня интересует не столько специфика постановки – естественно, это определяющий фактор в разговоре о любом произведении искусства, – сколько та сверхзадача, комплекс идей, который «вычитывает зритель» из фильмического текста, и сравнение его с авторским замыслом, в определённой мере диктовавшем выбор данного драматургического текста для кинематографической адаптации.

Михалкова и Шеро объединяет разносторонняя творческая активность: Патрис Шеро активно занимается продюсерской деятельностью (например, «Золотой медведь» Берлинского фестиваля 2003 года за лучшую продюсерскую работ в фильме «Его брат»), он имеет свою компанию «Азр фильме», продюсирующую и документальное кино, и игровое, и театральные постановки; Шеро – актёр (достаточно вспомнить роль Камилла Демулена в «Дантоне» Анджея Вайды или то, что именно он читает за кадром текст за Марселя Пруста в «Обретенном времени» Рауля Руиза, или роль Томаса Брандта во «Времени волка» Ханеке). Шеро еще и весьма известный и модный оперный режиссер (работа вместе с Пьером Булезом над «Кольцом Нибелунгов» или над операми Яначека).

Однако, в отличие от Михалкова, Шеро не занимается политикой и, возможно, это различие находит свое отражение в темах, выбираемых для кино или театральных работ: французского режиссёра волнует скорее психологическая, эмоциональная реальность, а не социальная, так или иначе проецируемая на кинотекст или через него.

«Платонова» во Франции впервые поставил на сцене Жан Вилар в 1956 году, назвав свой спектакль «Сумасшедший Платонов», где он сам исполнял главную роль. Следует сразу подчеркнуть, что это было лишь начало сценического пути Чехова во Франции: только за 1960–1980 годы количество чеховских инсценировок и спектаклей достигло ста семи[18].

Я начинаю с театра не случайно: Патрис Шеро приходит в кино из театра вместе с Аррабалем и Ариан Мнушкин в 70-е годы. И если две первые его киноработы – «Плоть орхидеи» (1975) и «Жюдит Терпав» (1978) – не очень убедили французскую публику, то начиная с третьего фильма – «Раненый человек», снятого в 1983 году, – имя Шеро начинает звучать среди наиболее интересных режиссёров этого периода.

Все его фильмы отличает «блестящий ритм, опирающийся на эмоциональную актёрскую интерпретацию материала»[19]. Режиссер свободно обходится с реалистической составляющей произведения, он выбирает весьма специфическую обстановку для своих фильмов, которая всегда подчёркивает пронзительность эмоционального фона, который, по сути дела, и представляет собой истинное содержание истории. Шеро начинает работать в рамках так называемой «новой эстетики».

Фильм «Отель „Франция“» выходит на экраны в 1987 году. Действие пьесы перенесено в пригород Анжера и в настоящее время. Исполнителями выступили в основном ученики театральной школы, с которыми Шеро поставил эту пьесу в Нантерелез-Амандье. Постановка была заснята на плёнку длинными сценами – планами, которые затем, при монтаже, были разрезаны и «перемешаны». Шеро внимательно относится к построению фильмического пространства, а перенос действия в настоящее время заставил актёров не то, чтобы сжиться с ролью, но вдохнуть в неё актуальность переживания. У всех гостей, собравшихся вместе в доме Анны, владетельницы отеля (т. е. Войницкой), есть ощущение, что они что-то потеряли или недополучили в жизни, а центральная фигура, Мишель (понимай, Платонов) – неоднозначная, скандальная, провоцирующая – только подливает масла в огонь.

Работа Шеро с актёрами напоминает Н. Михалкова: режиссёр создает во время съёмок атмосферу, в которой все желания, чувства актёров выражаются совершенно естественно. Вообще у него много фактических совпадений с работой Михалкова, но векторы идей, которыми вдохновлялись режиссёры, судя по всему, совершенно различны.

Михалков снимает «Неоконченную пьесу для механического пианино» после своего режиссёрского дебюта «Свой среди чужих, чужой среди своих» (1974) и после «Рабы любви» (1976). История создания фильма известна: в основу сценария легли ранняя пьеса А. Чехова «Безотцовщина», рассказы «В усадьбе», «Учитель словесности», а также повести «Три года» и «Моя жизнь». Эта контаминация текстов была сделана тактично, тонко и очень по-чеховски: в Петрине из «Неоконченной пьесы для механического пианино» узнаётся Лопахин, а сам Платонов, очевидно, сродни Войницкому из «Дяди Вани».

О работе Михалкова с актёрами и съёмках «Неоконченной пьесы для механического пианино» написана не одна работа. Напомню феноменально слаженный ансамбль актёров – Александр Калягин, Юрий Богатырёв, Елена Соловей, Антонина Шуранова, Николай Пастухов, Сергей Никоненко, Павел Кадочников, Олег Табаков, Евгения Глушенко, Анатолий Ромашин и, наконец, сам Никита Михалков.

Актеры живут в гостинице в Пущино, на Оке, и Михалков претворяет в жизнь свою идею репетиционного театрального досъемочного и очень компактного съемочного периодов, когда актерам не разрешалось никуда уезжать до конца съемок. Итогом стали подлинные творческие достижения А. Калягина, Е. Глушенко, А. Богатырева, Е. Соловей и др. Вспоминая то время, А. Калягин впоследствии заметит, что все они встретились в какой-то правильный момент, начинающими, нащупывающими свой путь, пытались встать на ноги, понять свои возможности и соотнести их со своими амбициями.