Французская карта - Страница 6

– Многие из них начали переезжать в Турцию, ваше величество, – подал голос Турчанинов.

– Хорошая новость, – тихо сказала Анастасия.

– Да, – царица взглянула на нее поверх очков, – будь у меня в казне лишние деньги, я бы оплатила им это путешествие. Чем меньше бешеных на наших землях, тем лучше. В дома мусульман в Крыму мы бы поселили православных жителей из российских центральных губерний.

– Ну, это – дело будущего, – усмехнулся Потемкин.

– Если же говорить о настоящем, князь, – императрица обратилась к своему тайному супругу, – то государственная безопасность требует проведения в Таврической области совершенно определенной политики. Мы опробовали ее еще при правлении хана Шахин-Гирея, и она приносила результат. Во-первых, необходимо склонять на свою сторону все большую часть крымско-татарской знати. Во-вторых, внимательно наблюдать за их поведением и настроением, и враждебные акции пресекать решительно. В-третьих, ни в коей мере не притеснять мусульман в их обычаях и нравах…

– Ваше величество, сейчас еще один вопрос становится там неразрешимым, – сказал Турчанинов.

– Какой, Петр Иванович?

Начальник секретной канцелярии открыл свою знаменитую кожаную папку с особой защелкой вместо замка и подал Екатерине Алексеевне бумагу, исписанную мелким почерком от верха до низа:

– Взгляните на рапорт моего сотрудника, титулярного советника Ахрамкова, проводившего ревизию во дворце в Бахчи-сарае после отъезда оттуда последнего хана Шахин-Гирея… Никаких государственных актов о землеустройстве и размежевании владений крымских беев и мурз не обнаружено. Архив практически отсутствует. Кому и что на полуострове принадлежит, мы точно определить не можем. Лишь на словах татары нам все объясняют.

– Да как они жили при этакой неразберихе? – удивилась царица.

– Обыкновенно, – улыбнулся начальник секретной канцелярии. – Типичное средневековье. Важны не законы, а понятия о них каждого отдельного феодала. К тому же бумага очень дорогая и знающих грамоту катастрофически мало…

– Потом поднимут вой на всю Европу, будто русские у них землю отняли! – резко произнес Потемкин. – Где она, ваша земля? И почему она – ваша?

– Вот этот вопрос – коренной, – согласилась императрица. – Но пусть не хитрят. Побережье полуострова, города и села, на нем расположенные, горы и горные долины три века принадлежали Османской империи и, естественно, переходят в собственность империи Российской, никакие претензии на них не принимаются. Те татары, кто эмигрирует сейчас, да, кстати говоря, и потом, лишаются своих земельных наделов навечно, безо всякой компенсации. Чтобы навести порядок, учреждаю при канцелярии таврического губернатора большой отдел землеустройства. Все угодья осмотреть, измерить, описать и размежевать. Земли там много, так что делите ее, Михаил Аркадьевич, согласно моим указам.

– Слушаюсь, ваше величество! – Мещерский по армейской привычке вскочил с места и щелкнул каблуками.

Приобщив рапорт титулярного советника Ахрамкова к бумагам на овальном столике, Екатерина Алексеевна переложила там еще несколько листов с одной стороны на другую, обмакнула гусиное перо в чернильницу и подчеркнула в своих записях какое-то предложение.

– Владения беев и мурз, сразу принявших нашу сторону, трогать я запрещаю, – сказала государыня. – Более того, могут они быть и увеличены. Но все их имена согласовать с тем списком, каковой вы мне, Анастасия Петровна, подавали.

– Да, ваше величество, – кивнула Аржанова. – В нем числится более двухсот человек из древних крымско-татарских родов Ширин, Яшлав и Барын, а также даны краткие на оных персон характеристики.

– Отлично. Благорасположение мое к ним будет неизменным, коль туркам не предадутся. Жить им мирно и спокойно в нашей Таврической области, как жили их предки. Но вас, княгиня Мещерская, не зря мы туда направляем. Будьте, как и прежде, доброй им знакомой и советчицей.

Курская дворянка вздохнула:

– Сие не трудно, ваше величество.

– Ну, кому нетрудно, а кому так вовсе невозможно, – царица улыбнулась. – Вы смогли в совершенстве овладеть их языком, изучили досконально азиатские обычаи и нравы, и даже, как мне передавали, цитируете свободно Коран. Одних татар вы спасли от гибели, другим помогли сохранить достояние, за третьих ходатайствовали перед светлейшим князем Потемкиным…

Пожалуй, при этих словах Екатерина II посмотрела на Флору слишком пристально, но Анастасия не отвела взгляда. Теперь отношения с великолепным Григорием Александровичем не вызывали у нее ни смущения, ни сердечной боли. Она полагала, что вместе с венчанием в храме Святого Самсония Странноприимца безвозвратно отошли в прошлое и их любовные чувства. Изменять мужу с кем бы то ни было – это не в традициях ее семьи.

– Благодарю, ваше величество, за высокую оценку моих деяний в Крымском ханстве, – курская дворянка поклонилась императрице. – Но знайте, не было и нет для меня полного проникновения в мир ислама. Только удачное притворство да знание их психологии.

– Отчего же, дитя мое? – участливо спросила царица.

– Отвращают основополагающие правила той варварской жизни, где женщине отводится роль домашнего животного. Конечно, ко мне они относятся иначе, но все-таки… все-таки…

– Не думал, Анастасия Петровна, что вы столь сострадательны и щепетильны, – рассмеялся Потемкин. – Да забудьте вы об этих диких кочевниках. Никогда не подняться им к вершинам цивилизации! Дети они малые по сравнению с нами…

Потемкин произнес целую речь, веселую и остроумную, развивая свои тезисы, и его выслушали почтительно, как саму государыню. Но у Аржановой, понимающей, что аудиенция подходит к концу и едва ли она скоро увидится с обожаемой ею монархиней, был готов вопрос, на который лишь Екатерина Алексеевна могла ответить положительно.

– Разрешите, ваше величество, пользуясь нынешним удобным случаем, подать прошение, – сказала Анастасия.

– О чем? – насторожилась императрица.

– О двухмесячном отпуске. Уж очень надоели мне эти восточные нравы, глубокие воды Черного моря и красоты южного крымского побережья. Домой хочу. В деревню Аржановку…

Обычно Глафира угадывала намерения и мысли своей госпожи. Ничего удивительного в том не было. Горничная знала Анастасию с младенчества. Именно тогда ей, десятилетней дворовой девчонке, поручили нянчить господского первенца – полуторагодовалую Настеньку. Вскоре у четы орловских дворян Вершининых появился второй ребенок – сын Родион. Родители все свое внимание и заботу перенесли на него, а Настя росла как-то сама по себе.

Конечно, ей дали хорошее домашнее образование, наняв гувернантку-француженку. Но та тесного контакта с воспитанницей не искала и больше интересовалась противоположным полом. Потому Настя довольно много времени, особенно – по вечерам, проводила вместе с Глафирой. Горничная от своей бабки, деревенской знахарки и колдуньи, знала много русских сказок, побасенок и присловий и охотно пересказывала их маленькой барышне.

Потом Глафиру выдали замуж за кучера Досифея. Потом Наталья Константиновна Вершинина, жестоко простудившись на святочных гуляниях, умерла. Потом Анастасию и отданных ей навсегда крепостных Глафиру, Досифея и их сына Николая взяла к себе бездетная старшая сестра покойной – Ксения Константиновна, которая состояла в браке с генерал-майором Шестаковым. Она обещала заботиться о племяннице как о родной дочери и обещание сдержала. Анастасию она воспитывала в строгости, а когда той исполнилось 17 лет, выдала замуж за подполковника Ширванского пехотного полка Аржанова, небогатого дворянина Курской губернии.

Он был старше своей юной невесты на 24 года. Первая его жена умерла родами, произведя на свет мертвое же дитя. Вторую жену Аржанов застал с любовником, после чего немедленно с ней развелся. К третьей супруге бравый подполковник привязался сердцем и душой. На брак с ней он возлагал особые надежды. Роду дворян Аржановых требовался наследник по мужской линии, дабы не прервалась нить его, идущая от XV столетия. Очень старался Андрей Аржанов исполнить свой долг перед предками, однако с этим почему-то вышла у них неувязка.