Фраер вору не товарищ! - Страница 11

— А сейчас руки трясутся, Чекунь? — крикнул Боксер. — Ну что, все ещё похмельная дурость в башке? Давай налью? У меня в машине есть пару пузырей. Ты что предпочитаешь: джин, виски, самогон, бормотуху?

— Я кефир пью с похмелья, — крикнул в ответ Чекунь. — Очень помогает. И вообще полезно для здоровья. Сразу реакция быстрей и удар более точный. Сразу раз — и в гроб! — Он махнул сжатым кулаком.

Тем временем авторитеты беседовали по душам в тени гранитного постамента.

— Зря ты это затеял, Валер, зря, — огорченно говорил Махров. — Никому от этого не будет лучше. Ни тебе, ни мне. Ты же не фраер какой-нибудь, знаешь, к чему это приведет.

— О чем ты толкуешь, Сергеич? — удивлялся Груздь. — Если я что-то делаю не так, говори. Я послушаю. Мы за этим здесь.

— Не крути бейцалы! — Махров пронзительно смотрел ему в глаза. Знал, что его взгляд раньше нагонял страху на фраеров и валил женщин наповал. Но сейчас времена изменились: смотри, не смотри — никакого эффекта. Женщины не реагируют, воры тем более. — Это ведь наш район. По закону. Закон пока никто не отменял. Мы уйдем, Валер, а закон останется. Это Конституцию по сто раз переписывают, а наш закон один раз написан — кровью.

— Да ладно тебе, Сергеич! — Груздь со злостью отбросил окурок. — Никто твой закон уже не читает. Мы туда первые пришли, вот и весь закон. Хочешь поперек идти, столкнемся лбами. Кто пойдет дальше, будет решать сила.

— Я старше тебя, Валер. И знаешь, уже не хочу крови. Нагляделся и напускался. А ты ещё молодой. Тебе меня не понять. Ты готов идти по трупам. Но я не такой слабак, как тебе кажется. У меня сила есть. Не кулаки, хотя и это найдем. Я тебя смести могу в один момент. Сам не заметишь, как в канаве окажешься с дыркой в башке. Я тебе не угрожаю, пойми. Я предупреждаю. Но я не хочу этого. У меня есть другая сила. Одно слово скажу, и тебя уберут. Будешь грузчиком работать. Все! Больше ничего не дадут. Не лезь против закона.

— Плевал я на твой закон! — окрысился Груздь. — Этот район ничей. Туда никто раньше не совался. Рабочий квартал. Одна нищета живет. А мы этих ребят давно пасли. Так что они наши пасынки. А твоих костоломов они знать не знают.

— А Черновца тоже ты пас? — взорвался Махров. — Может, и бабки ему давал на раскрутку? Может, ты его от разных собак охранял, которые его за задницу кусали? Он мне всем обязан. Если бы не я, его бы смели давно.

— Слушай, Сергеич, — усмехнулся Груздь, — ты какой-то сегодня чумовой! Кто на тебя наехал, скажи? Я ему сам морду набью! Чтобы я на твоего Черновца вонючего наезжал? Да ты чё в самом деле!

— А зачем сегодня приканал к нему в салон? На голых баб посмотреть, что ли? Или вдруг стал модами интересоваться?

Груздь улыбнулся и похлопал Махрова по плечу. Махрову эта фамильярность не понравилась, и он скинул его руку, отодвинулся подальше. Валера усмехнулся.

— Стареешь ты, Сергеич. Мнительный стал. Юбилей у меня на носу, тридцать пять стукнет скоро. Я Черновцу твоему костюм заказал пошить. А он сразу жаловаться побежал! Ну и ссыкун! Не уважаю я таких людей трусливых. Ты уж не обижайся, Сергеич. Но таких людей учить надо. Я твою долю брать не буду. Он мне мою платить будет.

Лицо Махрова скривилось от раздражения. Куда этот пацан лезет? Неужели хочет бойни? На закон наплевал, на отцов наплевал, на него, Махрова, тоже плюет. Это переходит все границы дозволенного! Должны быть у них свои законы поведения или нет? Кто они, в конце концов, организованная преступность или свора дворовых собак, дерущаяся из-за куска мяса. Что, опять нужно затевать свару? Ну даст он отмашку Витьку на бой и такое начнется. Он посмотрел на своих ребят, стоявших вокруг Боксера, перевел взгляд на бойцов Груздя. Рыжий Чекунь что-то говорил им, размахивая руками. Молодые ребята, ещё пожили бы свое. Перебьют друг друга из-за капризов этого ублюдка. Почему-то смерть стала вызывать у него отвращение. Не своя смерть, чужая. Своя закономерна и неизбежна. Глупо подыхать в канаве, но время и место выбирать не приходится. Нет, чужая смерть отвратительна, вот что противно. Как представил себе, что половина этих ребят попадает с кровавыми дырками, не по себе стало. Но успокаивать Груздя надо. Любым способом. Если все же мирным не получится, придется применить самый радикальный. Пуля киллера успокаивает быстро и надежно. Всех без разбора. Одного уже успокоила.

— Слышал, Горбунка моего мочканули? — спросил он.

— Слыхал. Двое залетных. Теперь никого не найдут.

— Как думаешь, кто его заказать мог?

— Никак не думаю, Сергеич. Понятия не имею. Даже не предполагаю.

— Ладно, все. Черновца оставь в покое. Я с ним сам как-нибудь разберусь. Если на него наедешь, значит, на меня наехал. Тогда мир кончился. Будет война. А я не хочу людей терять. Ни своих, ни твоих. Договорились?

Валера курил и задумчиво глядел в сторону. Можно и договориться для понта. Чего не договориться? Пускай старый успокоится. А завтра опять наехать. Бурый не выдержит и устроит разборку. Тогда считай, ему конец. У него, Груздя, бойцов в два раза больше. Если половину положит, вторая половина все равно останется. Да ещё где-нибудь молодняк наберет. Вон сейчас сколько ребят по улицам болтается, не знает, чем заняться. Зато он будет хозяином в городе. Надоел ему этот Бурый. Вечно под ногами мешается. Он улыбнулся и посмотрел на Махрова.

— Ну, что ж, договорились, Сергеич.

На том они и расстались. Разобрались по машинам, и через минуту у памятника Лысому уже никого не было, а только ветер гонял опавшую листву.

Ее дом на Ольховской улице Андрей помнил также хорошо, как и свой. Сколько раз в своем воображении он прогуливался возле этого дома, поджидая её. Но она не появлялась, даже в воображении. Облик этой хрупкой девушки с длинными волосами постепенно исчезал из памяти за долгие годы, и ему порой казалось, что её никогда и не было. Ровно через час после животрепещущей беседы с ветераном он уже давил кнопку звонка. Дверь открыл молодой парень в наушниках от плеера, из-под них доносилась ритмическая музыка. Качая в такт головой, парень кивнул Андрею, пропуская его в квартиру. Андрей немного удивился такому гостеприимству и шагнул в прихожую. Парень махнул рукой, показывая, что надо идти за ним, и повел его на кухню. Там он, не говоря ни слова, открыл дверцу холодильника. Андрей было подумал, что парень не только гостеприимен, но и щедр душой, и собирается его покормить, но заглянув внутрь, увидел, что холодильник безнадежно пуст. Заметив его недоумение, парень снял наушники.

— Вот, не работает, — сказал он. — Вернее, работает не так, как хотелось бы. Посмотрите сами. Мотор жужжит, а холода — нема.

Андрей пожал плечами.

— Наверное, фреон улетучился, — предположил он. — Компрессор пустой воздух гоняет. Трубки паять надо. В общем, головная боль.

— И вы можете его починить?

Андрей с сожалением посмотрел на парня.

— Как-нибудь в другой раз. А где Люся?

— Какая Люся?

— Каретникова.

— Понятия не имею. Так вы будете его чинить?

— Вроде бы она здесь живет.

Парень недоуменно помотал головой.

— Вы что-то путаете. Здесь я с матерью живу. И все. Больше никого.

— Давно?

— Почти два года. Мы переехали. Так я не понял, вы будете чинить или нет?

Андрей закрыл дверцу холодильника.

— Слушай, я что, мастер?

— А что, разве нет? Я вас целый день жду.

Андрей пошел к двери.

— А куда она переехала?

— Да не знаю я никакой Люси! Целый день убил из-за этого дурацкого холодильника! — расстроился парень. — При чем здесь какая-то Люся?

Но Андрей уже открывал дверь.

Он познакомился с Люськой, когда ему было двадцать, а ей ещё меньше. Это произошло при довольно необычных обстоятельствах. Она заметила, что какой-то парень крутиться возле нее, и подумала, что он хочет завязать с ней знакомство, но боится подойти. И подошла сама. Но он не собирался с ней знакомиться, и даже не хотел, чтобы она его запоминала. Он просто выслеживал её, чтобы узнать распорядок дня. Зная точный распорядок всех членов семьи, можно без риска залезть в квартиру. Именно это Андрей и намеревался сделать. Но попросту втюрился, и стал убеждать Игоря, своего напарника, что им надо отказаться от ограбления этой квартиры. И стал гулять с ней. У них были близкие отношения, продолжавшиеся целый год. Но молодость беззаботна и страстна. Он до того увлекся ею, что стал рассеянным и безалаберным, а для вора это хана. Может быть, поэтому их и замели. Когда шло следствие, Люська приходила на свидания и, заливаясь слезами, обещала, что будет ждать. Сначала она писала ему раз в неделю, потом раз в месяц, потом раз в год. Последнее письмо он получил три года назад. Хотя продолжал ей писать постоянно.