Фотограф и гадалка - Страница 1

Сеня Шергунов притащился в Черновский офис в состоянии близком к истерическому. Всегда немного сонная его физиономия на этот раз могла служить моделью какому-нибудь скульптору-реалисту в эпохальной работе «Крушение надежд» или «Конец света в отдельно взятом регионе» Словом, Сеня был не в себе, и это сразу бросалось в глаза даже не слишком наблюдательному человеку. Собственно, детективное агентство для того и предназначено, чтобы людям было к кому обратиться в случае обострения шизофренической мании преследования или ревности, разросшейся до клинических масштабов. Иных клиентов у Виктора Чернова, этого Шерлока Холмса российского разлива периода реформ и всеобщих психических расстройств, практически не бывает. Говорю это со всей ответственностью, ибо имел уже неоднократно сомнительное удовольствие, исполнять при известном в нашем городе сыщике роль доктора Ватсона. А в офисе рыцаря плаща и кинжала я оказался по той простой причине, что имею слабость пить кофе перед началом рабочего дня, который у меня совпадает с обеденным перерывом у людей нормальных. Я, видите ли, свободный художник, в том смысле, что свободно выбираю сферу приложения своих усилий по добыванию хлеба насущного, прикрываясь не слишком престижной профессией фотографа. И черт бы с ним, с престижем, если бы профессия гарантировала приличный доход, но, увы, как раз с оплатой моих скромных трудов часто возникают проблемы. Клиент нынче пошел прижимистый и склонный к недооценке истинного таланта. Словом, очень часто приходиться подрабатывать на стороне, и побочные доходы, как ни прискорбно это осознавать, у меня превышают доходы от основного вида деятельности, что почему-то нервирует налоговые органы, которые никак не могут взять в толк, каким образом я за последний год умудрился обзавестись квартирой в целых две комнаты, не считая кухни, сортира и ванны, а также – автомобилем престижной модели. Словом, компетентные товарищи подозревают меня в чем-то нехорошем и, видит Бог, совершенно напрасно. Не то чтобы я ангел во плоти, но в крупных аферах и преступлениях века не замечен. Это мог бы подтвердить и детектив Виктор Чернов, но цена его слову в компетентных сферах – грош, несмотря на представительную внешность и даже наличие некоторых способностей в сыскном деле.

– Жена, что ли, изменила? – спросил Чернов у потенциального клиента, потягивая с наслаждением кофе, который он умел заваривать как никто в городе. Я неоднократно советовал ему сменить род занятий и открыть кафетерий, но резидент Шварц остался верен избранной стезе.

– Хуже, – вздохнул Сеня и даже не взглянул на чашечку кофе, которую я любезно поставил перед ним, желая подбодрить старого друга в минуту роковую.

– Любопытно, – пыхнул сигаретным дымом Чернов. – Что может быть для примерного семьянина хуже, чем измена жены?

– Вероятно, приезд любимой тещи, – попробовал я продемонстрировать дедуктивные способности, но, увы, без большого успеха.

– Вы можете выслушать человека, – рассердился Сеня. – Я здесь вполне официально и по очень важному делу.

– Клиент вправе требовать к себе уважения, – сказал я Чернову и тот со мной согласился – убрал длинные ноги со стола, привел в рабочее состояние компьютер, взял в руки авторучку, придвинул к себе лист бумаги, а пепельницу наоборот отставил под самый нос Шергунова.

– У меня Бобик сдох, – сказал Сеня трагическим голосом принца Гамлета, произносящего свое знаменитое: «Бедный Йорик».

Бедный Бобик. Я знал его еще щенком: очень милое, добродушное, хотя и беспородное создание, любимец Шергуновской семьи и всего двора. Без шуток, я действительно огорчился, поскольку вообще люблю собак, а Бобика любил и в частности за веселый, дружелюбный и бесшабашный нрав.

– Отравление? Насилие? Трагическая случайность? – профессиональным тоном полюбопытствовал резидент Шварц.

– Не знаю, – развел руками Сеня. – Но это еще не все. У меня украли автомобиль.

А вот это действительно прозвучало как гром среди ясного неба. Особенно если учесть, что Шергуновский «Москвич», выпуска, если не ошибаюсь, одна тысяча девятьсот семьдесят второго года, представлял собой ценность разве что в качестве экспоната музея, но никак не в качестве самодвижущейся тележки. Украсть эту груду металлолома мог только маньяк, автомобильный извращенец, мазохист, мечтающий провести остаток жизни в горизонтальном положении под кузовом разваливающегося на ходу ублюдка.

– Подробности?

– Да какие подробности? – возмутился Сеня. – Прихожу по утру в гараж и вижу распахнутые створки. В траве лежат замки с перекушенными дужками. Вот и весь сказ.

– В милицию обращались?

– Написал заявление, – вздохнул Сеня. – Но искать они его не будут, это точно.

В данном случае я был с Шергуновым абсолютно согласен. И вовсе не потому, что я плохо отношусь с доблестным стражам порядка, а по той простой причине, что подобная рухлядь ну никак не стоит бензина и времени, которые могли бы быть потрачены на ее поиски. Красная цена желтому «Москвичу» сто долларов в базарный день. Тем не менее, Сеню я очень хорошо понимал. Для него «Москвич» был семейной реликвией, передаваемой из поколение в поколение. На этом чуде технического прогресса времен застоя ездил еще дедушка Семена, потом его отец, потом сам Сеня, который наверняка мечтал вручить руль своему ненаглядному отпрыску. Правда до этого волнующего момента должно было пройти никак не мене пятнадцати лет. Я был сто процентов уверен, что столько времени ублюдок канареечного цвета на белом свете не протянет и как в воду глядел. Иное дело, что мне в голову не приходило, что конец любимца семьи Шергуновых будет столь трагическим. Сеня предположил, что украли его не иначе как на запчасти, и в этом предположении был свой резон.

– Расчлененка не исключена, – согласился с нами и Чернов, предварительно посоветовавшись о чем-то с компьютером.

– А началось все с наследства, – вздохнул Сеня. – Я так и сказал тогда Машке: жди теперь неприятности.

– Стоп, – поднял руку Чернов. – О наследстве попрошу подробнее. Золотые слитки, драгоценности, загородная вилла?

– Какая вилла?! – возмущенно охнул Сеня. – Курятник на шести сотках. Машка получила домишко в наследство от умершей тетки еще год назад. Вот после этого все и началось.

– А что началось-то? – не удержался я от вопроса.

– Неприятности. Полгода назад я там руку вывихнул, потом Мишка палец занозил, ну и Машка золотое обручальное кольцо потеряла. Весь участок на карачках излазили, но так ничего и не нашли. За лето я там десять раз колесо пропорол. Можете себе представить? Кому отдых, а я, как последний дурак, разбортовываю и клею. Проклятое место.

– А почему проклятое? – осторожно полюбопытствовал Чернов.

Сеня смутился, заерзал на стуле. Судя по всему, мой друг детства что-то не договаривала. Ибо ссылки на нечистую силу для бывшего пионерского активиста, заслуженного советского атеиста, да еще в столь тривиальном и весьма далеком от мистики деле, как хищение автомобиля, звучали довольно странно. Свои сомнения я не постеснялся высказать вслух, чем вогнал Шергунова в краску. После перекрестного допроса, проведенного Черновым с моим посильным участием, выяснились интересные подробности. Смерть бобика, кражу машины и прочие неприятности Сене накаркала какая-то ведьма.

– Да не мне она накаркала, а Машке, – запротестовал Шергунов. – И не ведьма она, а экстрасенс. Даже, кажется, доктор каких-то наук. А еще она сказала, что подаренное со злобой в душе непременно обернется трагедией.

– Смерть Бобика тому подтверждение, – охотно поддакнул я.

– Причем здесь Бобик, – обиделся Семен. – Собаку, конечно жалко, но она и мне смерть напророчила. Потеряешь, говорит, сначала собаку, потом машину, а потом и мужа. И вдовствовать-де тебе тридцать лет и три года, пока не найдется человек, злых чар разрушитель. Ну Машка прикинула, что ей через тридцать три года будет под шестьдесят и обиделась на предсказательницу. Вы только представьте себе, отдай пятьсот рублей, чтобы тебе такого наворотили! Совсем совести нет у людей. Вы же мою Машку знаете. Она и высказала ворожее все, что в ту минуту о ней думала. А через день у нас Бобик сдох, а еще через два угнали машину. Машка кинулась было права качать, а эта экстрасенша ей говорит: я-де над судьбой не властна, и что должно свершиться, то и свершится своим чередом. А я сегодня встал, и меня подташнивает. И слабость во всем теле.