Фортификатор - Страница 1

— Ты какими судьбами вообще здесь?

Я еле сдержался, чтобы не отвесить старику подзатыльник. Нашел о чем поговорить. На нас с двух сторон перли вражеские ряды — слева человек тридцать мародеров, а справа шестерка пехотинцев. Оружие у них одинаковое — укороченные плазмоганы, стреляющие зелеными зарядами ионизированного разогретого газа. Конечно, они не такие точные, как удлиненные плазмопушки, но те переносят три человека, а тут каждый тащит свое оружие лично. Бьет убойно, но всего на несколько метров, вернее, выстрелить можно хоть со ста, только точность будет нулевая. Поэтому всех воинов с укороченными походными плазмоганами называют ближниками. По сути, разницы между первыми и вторыми нет. Но если взглянуть на броню…

Мародеры облачены в такую же чушь, как и я, не закрывающую и половины тела со слабой защитой против нейтронного бластера, а вот их коллеги укрылись под плотным слоем кевлара с поглотительными нитями, усиленные термоусточивым твароновским нагрудником. Я уже на собственном опыте убедился, что наши бластеры наносят им минимальное повреждение…

Собственно, мы — это шесть защитников потрепанного тесного ДОТа, один из которых старик, живо интересующийся моей прошлой жизнью. Конечно, есть еще автоматическая жужжащая пушка, прикрепленная к потолку, но толку с нее чуть. Один выстрел и пять секунд ожидания для повторного.

— Не спи, дедуля, стреляй.

Я личным примером показываю, как надо делать. Прицеливаюсь и нажимаю спусковой крючок. Бластер тяжело ухает, пехотинец оступается… но продолжает шагать. Твою ж мать. С нетерпением смотрю, как заполняется яркая полоса на оружии, превращаясь из оранжевой в зеленую — две секунды, это же целая вечность. Перезарядка, мать ее. Стреляю еще раз с тем же успехом.

— Старик и ты, — хлопаю я молодого пацана по плечу, — вы двое в моей команде, остальная тройка с противоположной стороны расстреливает мародеров. Бейте по тому, что впереди. Поняли? Цельтесь в одного.

Пух… пух… пух… пух. Сработало. Пехотинец валится лицом в мертвую неестественно зеленую траву, его товарищи обходят тело и продолжают движение. Уже хорошо, значит, тактика работает, плохо другое — мародеры намного быстрее своих коллег и уже на подступах к ДОТу. Разворачиваюсь и встаю у входа. Первый же нападающий получает в грудь разряд из бластера и замертво падает. С этими воевать одно удовольствие. Один точный выстрел — один труп.

Бью прикладом второго мародера, хватаю за грудки и швыряю назад. Мои ребята двумя выстрелами добивают незадачливого солдата. О пол ДОТа шлепается плазмоган. Хватаю его, у моих такого не было, как штука работает?

Тело соображает быстрее мозга, попытавшийся просунуться в ДОТ враг почти сам, ну может с моей незначительной помощью, напарывается на разогретый ионизированный заряд. Крхх — трещит оружие, а мои руки дрожат от пробежавшей мощи. Нападающего отшвыривает обратно в проход. Сомнений не остается, бедолага точно мертв.

— Слушайте меня, всем переключиться на пехотинцев. Целиться в одного, не распыляться на всех!

Теперь бластеры ухают только с правой стороны. Левое ухо закладывает от выстрелов, а в голове гудит треск плазмогана. Узость спуска в ДОТ работает мне на руку, перезарядки хватает, чтобы не пустить мародеров внутрь. Несколько раз чуть не ловлю плазмоид, благо, пока реакции хватает. Интересно, меня сразу вырубит или снимет лишь часть здоровья? В любом случае, пробовать бы не хотелось.

В голове звучат слова старика, который отстреливается от подбирающихся все ближе пехотинцев: «Ты какими судьбами вообще здесь?». Я знаю, какой силой обладают последние прозвучавшие слова — их хочется повторять снова и снова, шевелить во рту сухим шершавым языком, выводя: «Ты… какими… судьбами… вообще… здесь». Произносить до беспамятства, до умопомрачения, пока предложение не потеряет всякий смысл, а ты будешь стоять и думать, зачем шепчешь одно и тоже, точно мантру или молитву? Но ведь, какой мощью и точностью обладал вопрос старика. Наверное, он и сам не представляет.

Я выстрелил в пустоту и остановился. Чего это? Осторожно выглянул наружу. Никого.

— У меня мародеры кончились, — сказал остальным, но бойцы не отреагировали. Да и некогда, оставшиеся пехотинцы были уже совсем близко.

— Как, говоришь, тут оказался? — спросил я скорее сам себя, встав рядом со стариком и выстрелив из бластера.

Тот недоуменно посмотрел на меня, всего секунду, потом неторопливо прицелился и выстрелил. На нас с упорством барана, которого ведут на заклание, шел последний пехотинец. Его уже изрядно потрепало — броня была подпалена, один наплечник сбит, шлем деформирован, но дурачок двигался вперед. Ну что ж, извини. Пух-пух-пух, одновременно выстрелили еще два бластера вместе с моим. Все, баста.

Я отбросил оружие в сторону, сел, облокотившись спиной на одну из стен, и вытянул ноги. Сейчас бы сигаретку электронную, а еще лучше грамм двести спиртосодержащей жидкости, да закусить салом с черным хлебом и луком. Только всамделишными. Настоящей едой, как угощал дед в детстве, а не этим синтетическим заменителем. Хорошо бы напиться до беспамятства, чтобы забыть все, вот только хрен там.

— Какими судьбами я вообще здесь? — Прошептал чуть слышно и закрыл глаза.

— Андрюха, а что врач сказал? — заботливо прошелестел Бийрут.

Я знал, что он меня подначивает, но не обижался. Мужик хороший, хоть с виду угрюмый и темнокожий, что странно для нашего второго доминиона, однако ж мы с ним уже семь лет вместе работаем.

— Что жрать мне надо меньше, — выдохнул я. В последнее время и вправду себя подзапустил. Вместо подтянутого атлета, который частенько смотрел на меня из зеркала совсем недавно, там теперь поселился круглолицый довольный боров с двумя подбородками.

— Меня бы спросил, я бы тебе и так сказал, — заржал Бийрут. — И к врачам не ходил, драгоценные единицы не тратил.

— Чья бы корова мычала.

Напарник придирчиво осмотрел себя в зеркало.

— Наговариваешь. Я еще хоть куда.

— Ты каждую неделю хоть куда ходишь. Того и гляди, жена узнает.

— Я мужчина такой, горячий. Мне женщины нужны разные, чтобы кровь играла. Вот женишься, поймешь.

— Не дай Бог, — теперь засмеялся я.

Мы пролетели над торчавшим из густого тумана шпилем МГУ — единственным напоминанием старого разрушенного мира; и перешли на узкополоску первого уровня, по которой почти никто не летал по весьма простой причине — скопление ядовитых испарений, поднимающихся с земли (или того, что от нее осталось), здесь было гораздо выше нормы. Подобные трассы широко использовались флейсерами для нелегальных гонок, а Воздушно-патрульная служба Конфедерации, мы то есть, должна была это пресекать. Ну или пытаться.

Я нажал на дисплее пару кнопок, и в кабине зазвучал голос Дэвида Гилмора, певшего еще об одном кирпиче в стене.

— Опять свое старье крутишь, нет чтобы поставить рейв-фри или басс-бой.

— Слушай сам свою долбежку, — отрезал я. — В нашем мире и так осталось слишком мало смысла, хотя бы ты меня его не лишай.

— Как угодно.

— …Помогите! Нет, не надо, пожалуйста! Игорь, пусти, ну пожалуйста…

Голова сама повернулась к поребрику, где завис в воздухе двухместный спортивный флаер, покачивающийся от происходившей внутри борьбы.

— Бийрут, останови.

— Андрей, ничего не нарушают ведь.

— Ты охренел, что ли? Не слышишь?

— Андрей, — виновато и тихо сказал напарник. — На номера посмотри.

Бийрут отвернулся в сторону, старательно рассматривая что-то вдалеке. А я уставился на четыре единицы и многозначительное «B» в конце. «Министерские», как у нас их называли. За остановку такого флаера могли не только уволить, но и значительно подпортить будущее в целом. Вон Грег Балиев, говорят, до сих пор работу ищет. Но блин, я же не паскуда последняя.