Формула жизни (СИ) - Страница 2

— Нет, не стоит. Я на метро, тут всего две станции, — качает головой Юра.

— Хорошо, — легко кивает Отабек. — Тогда до встречи.

— До встречи, — Юра едва заметно улыбается и прячет немного озябшие руки в карманы привычной толстовки.

Он остаётся на месте ровно до тех пор, пока Отабек с гулом двигателя не скрывается за поворотом, а после бредёт к станции метро, надеясь, что успеет до закрытия.

Сидя уже в полупустом вагоне, он думает, что, наверное, следующий раз стоит пропустить. Нагрузка в студии слишком высокая, впереди несколько осенних постановок, в которых он участвует, и если всё пройдёт удачно, то его возьмут в мировое турне. Разве не прекрасная перспектива в восемнадцатилетнем возрасте? Юра очень хочет поехать, потому что это ещё один шаг к той высоте, на которую он так желает забраться.

— Ты плохо выглядишь, — говорит Виктор, когда они встречаются в коридоре возле танцкласса. — Опять ночь не спал?

— Спал, — кисло отвечает Юра, почти с завистью смотря на свежего и явно выспавшегося Виктора. И как ему удаётся так выглядеть? Всегда! Юра теряется в догадках, но никогда не спрашивает.

— Значит, спи больше, — покровительственно кивает Виктор. — Сейчас понадобится много сил.

— Отвали, а, мне и лекций Барановской хватает, — Юра фыркает и отводит взгляд, глядя в по-летнему синее небо.

— Ладно-ладно, — Виктор сразу выставляет ладони вперёд и обезоруживающе улыбается. — Не буду. Ты совсем не изменился, — замечает он, вдруг снова став серьёзным. — Я думал, что твой характер — издержки возраста. Но нет. Ошибся.

— Жаль? — Юра щурится и смотрит почти зло. Ему не нравится, когда Виктор начинает вдруг говорить таким поучительным тоном. Дразнит, Юра знает, специально дразнит, но не может ничего поделать со своей реакцией. Он знает его больше пяти лет и каждый раз реагирует абсолютно одинаково. Потому что к Виктору Никифорову невозможно относиться равнодушно: его либо обожаешь до сипоты в голосе и восторга в глазах, либо ненавидишь до дрожи в кончиках пальцев. Но остаться равнодушным не получалось. Виктор Никифоров — человек крайностей, и люди, знающие его, тоже бросались в крайности, пытаясь хоть как-то идентифицировать своё отношение к нему.

— Совсем нет, — обворожительно улыбается Виктор. — Всегда хорошо оставаться самим собой.

В этих словах, сказанных с весёлыми нотками, спрятано гораздо больше смысла, чем Юра думает изначально. Он несколько секунд осознаёт их, смотря уходящему Виктору вслед. И вдруг резко вскидывается и закусывает губы, размышляя о том, какой же он на самом деле. Потому что вдруг понимает, что не знает ответа.

Этот вопрос не отпускает его и тогда, когда он возвращается домой, закинув рюкзак с трико и пуантами, в которых сегодня тренировался. Юра пытается анализировать себя и посмотреть на ситуацию со стороны, думая, что ему не зря захотелось отвлечься от привычной жизни. Значит, что-то в этой жизни идёт не так.

Но что? Да, тренировки становятся всё сложнее. Да, энтузиазм уже не так велик, как несколько лет назад. Да, уже хочется чего-то большего. Хочется уже стать таким, как Виктор. Хочется, чтобы весь мир знал о Юрии Плисецком, как гремит о Викторе. Хочется исполнять главные роли в постановках. Потому что ему восемнадцать, и это вовсе не юный возраст в балете. Времени остаётся всё меньше, чтобы успеть блеснуть. И собственный эгоцентризм хочется удовлетворить как можно быстрее.

Именно поэтому Юра так хочет попасть в это мировое турне. Ему кажется, что это его шанс оказаться наконец-то замеченным.

Из мыслей его выдёргивает внезапно знакомый свист. Он рефлекторно останавливается и поднимает голову от серого асфальта и носков своих кед, встречаясь взглядом с Жан-Жаком. Тот стоит, припарковавшись на обочине, опершись бёдрами о байк, и смотрит на него, чуть прищурив глаза.

— А ты днём выглядишь ещё лучше, чем ночью. Наверное, именно ты освещаешь эту планету.

— Очень смешно, — Юра закатывает глаза и цокает языком.

— Не смешно, — драматически вздыхает Жан-Жак, — грустно. Я бы хотел, чтобы ты светил только мне.

— О, брось свои шутки, достало же.

— А если не шучу? — усмехается Жан-Жак.

— Тогда тем более брось, — Юра только пожимает плечами. Потому что не верит.

Для него соперничество Жан-Жака и Отабека лишь элемент игры между ними, способ соперничать, потому что, несмотря на дружбу, эти двое всегда соревнуются. Юра не знает причины и его немного напрягает тот факт, что он становится очередным — не первым и не последним — поводом, но это не настолько раздражает, чтобы всерьёз выражать неудовольствие. В конце концов, он приходит на базу только для того, чтобы покататься, не более.

— Что ты вообще здесь делаешь? — спрашивает Юра, оглядывая Жан-Жака. Тот выглядит почти так же, как и всегда, только на голову нацеплены солнцезащитные очки. И, конечно, никакого шлема — Жан-Жак пренебрегает всеми правилами безопасности.

— Я недалеко работаю. Сейчас у меня перерыв.

— Ты… работаешь?

— А чего так удивлённо? — Жан-Жак улыбается. — Даже крутые байкеры вынуждены работать, чтобы содержать себя и своего коня, — он любовно хлопает ладонью по сидению мотоцикла. — Раз уж у меня перерыв, подвезти?

— Не надо, — Юра качает головой. — Сам доберусь.

— Придёшь в эти выходные?

— Вряд ли получится, — Юра качает головой. — Я сейчас занят.

— Балетом? — Жан-Жак хмыкает и смотрит на него так, словно балет — это что-то совершенно ему непонятное и незнакомое. И Юра верит, что это на самом деле так. Жан-Жак не выглядит человеком, посвящённым в мир искусства.

— Балетом, — кивает он и спешит уйти. Жан-Жак за ним не идёт, и это радует, потому что общаться с ним в этой, дневной, жизни не очень хочется.

Он не лжёт — его время действительно занимают тренировки и репетиции, Юра работает на износ, не отходит от балетного станка почти сутками, и только Виктор с усилием иногда его практически отдирает от него, поит кофе и силком везёт домой. Юра считает, что это несправедливо, потому что сам Виктор тренируется не меньше, просто ему всё даётся гораздо легче.

Два месяца пролетают быстро, и к их исходу Юра чувствует себя одновременно выдохшимся и полным сил перед новым сезоном. У него много планов и надежд, он почти полностью уверен, что сможет в этом году достичь той планки, к которой так долго стремился.

И всё обрывается в один момент. Юра никуда не едет, он не участвует в постановке и в этом году путь на турне ему перекрыт. Он недоверчиво смотрит на Барановскую, та не стремится его успокоить, хотя по её лицу видно, что она тоже удивлена этой новостью.

— У тебя просто недостаточно опыта, Юра, — говорит она, и ему хочется взвыть.

Отсутствие опыта — чуть ли не единственный его минус. Но ведь в его возрасте ни у кого его не достаточно, верно? Тогда почему у кого-то вроде Никифорова получилось пробиться наверх, а у него нет?

— Дело ведь не просто в опыте, — Лилия вздыхает, как-то излишне ласково гладит его по голове и отходит к окну.

Юра качается на стуле, плотно сжав губы, и ненавидит весь мир.

— Вас попросили взять другого, верно?

Лилия оборачивается, Юра почти уверен, что она смотрит на него с извинениями, а в её голосе слышится сожаление:

— Яков не мог отказать, — она молчит несколько секунд и добавляет: — Ты талантлив, ты знаешь это…

— И что мне с этого знания, если меня никто не спонсирует? — фыркает Юра, поднимаясь. — Всю жизнь талантливо играть третьего лебедя в пятом ряду?

— Осторожнее со словами, мальчик, — Лилия вновь отворачивается, складывая руки на груди. — Ступай. Завтра приходи на тренировку, как обычно. Не смей переставать верить в себя из-за случившегося.

Юра не перестаёт верить в себя, Юра перестаёт верить в других людей, которые верят в силу денег. Он впервые сталкивается с этой стороной его мира так близко, и ему слишком мерзко от происходящего. Он не винит ни Якова, ни Лилию, ни даже того парня, которого взяли вместо него. Юра знает, что так бывает. Просто кому-то повезло, за него попросили. А кто-то он, за него просить некому. И ему придётся с этим жить, бороться за своё место под солнцем.